АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ПОДХОД
К ПРЕПОДАВАНИЮ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ
Н.С.Розов
Опубликовано:
Преподавание истории в школе. 2014. № 5. С. 16-20.
Актуальность альтернатив
В сложной
общественно-политической ситуации, когда обществу и школе навязывается «единый
учебник истории» (пока еще весьма сырой и спорный дайджест), особую значимость
обретают альтернативные подходы к осмыслению истории России. Как раз когда
будет создан и «внедрен» единый и обязательный школьный учебник (в чем уже вряд
ли следует сомневаться), для мыслящих учителей-историков будет особенно
необходимо свободное идейное пространство, «воздух» — совокупность различных
парадигм и интерпретаций отечественной истории, с помощью которого можно будет рассуждать с учащимися о
национальном прошлом даже в условиях «спущенного сверху» принудительного
официоза.
Один из таких возможных
подходов к осмыслению отечественной истории, основанный на трех идейных
каркасах — порывы модернизации, циклическая динамика и драма испытаний, — представлен в данной
работе.
Порывы модернизации и их последствия
Модернизацию вовсе не
обязательно жестко связывать с исторически недавними стремлениями «догонять»
развитые западноевропейские и североамериканские общества в плане
индустриализации, военных, политических и экономических институтов. Широкое
принятие Русью и Московией греческих, болгарских культурных и религиозных
образцов, а позже — османских военно-организационных институтов и практик также
были тогдашними модернизациями.
Последующая цепь
«догоняющих модернизаций» уже в отношении Польши, Швеции, Голландии, Англии,
Франции, Австро-Венгрии, Пруссии и Германии, США хорошо известна. Они были в
разной мере успешными, но всегда вели к глубокому преобразованию
государственных, сословных и классовых структур, к появлению новых социальных
групп, к непреднамеренному заимствованию целых систем культурных и
социально-политических образцов, перераспределению ресурсов, острым социальным
и идейным конфликтам.
Как застойные, так и
кризисные периоды являются следствиями прежних государственных попыток и
порывов различных социальных групп к модернизации (существенно разной по целям,
стилю и средствам в разные исторические периоды). Некоторые порывы модернизации
были откровенными заимствованиями, другие претендовали с большими или меньшими
основаниями на флагманскую, первопроходческую роль в европейском и даже мировом
масштабе.
Иногда модернизация вела
к успешной территориальной экспансии, завоеваниям и аннексиям, иногда побочным
эффектом модернизации или следствием ее провала была потеря территорий или даже
государственный распад. Иногда государственная власть, искренно стремясь к
отмене старого и созданию нового, фактически возвращалась к восстановлению в
иных формах прежних образцов и институциональных структур (т. н.
«контрмодернизация», «псевдомодернизация» и т. д.).
Лежащее в основе этой
концептуализации измерение «старое/новое» является предельно широким и
фундаментальным для истории, поскольку выражает последовательность
темпоральности — смены явлений во времени. Разумеется, такая парадигма не
исключает изучения и учета в российской истории «естественных» — медленных,
складывающихся процессов, а также истории индивидуальных судеб — трагических,
героических, обычных, «нормальных» или тоскливо-безнадежных, однако можно
показать, что подавляющая часть таких явления происходили в руслах, проложенных
цепью прежних, преимущественно государственных, порывов модернизации и
территориальной экспансии. Как видим, эта концептуальная рамка весьма широка и
вполне нейтральна в идеологическом плане.
Какие еще сквозные
инварианты можно ухватить в драматичной и прерывистой истории России? Сословия,
классы, церковные организации и конфессиональные группы, профессии, уклады,
политические структуры — все это течет и меняется. Неизменными остаются две
инстанции: государство и личность. С
какого «угла» ни посмотреть на них динамику на протяжении российской истории,
будет видна крайняя «размашистость» и повторяемость
изменений. Поэтому внимание к этой исторической цикличности представляется
необходимым для любой трактовки.
Циклическая динамика государственного
успеха и свободы граждан
Известно несколько
десятков моделей российских циклов[1]:
сугубо нумерологические, мистические, а также относительно или вполне научные:
смутно-гуманитарные, экосоциальные и демографические, геополитические,
социально-политические, административно-мобилизационные[2].
Синтетическая модель
объединяет наиболее конструктивные модели «революций служилого класса», «долгих
циклов модернизации» (Р.Вишневский, Р.Хелли)), циклы реформ и контрреформ
(А.Янов, В.Лапкин и В.Пантин)[3].
Если первые две модели
относятся к взлетам и падениям российской государственности (что прямо
накладывается на порывы модернизации), то модель реформ-контрреформ относится
больше к положению индивида: уровням защиты его свобод, прав и собственности.
Очевидным образом эти
фундаментальные измерения — успех/неуспех государства, свобода/несвобода
подданных и граждан — тесно связаны между собой. Феноменологическая картина
динамики по этим измерениям позволяет наглядно «ухватить» эту связь. Что и
послужило основанием для выделения основных фаз российских циклов: Успешная
мобилизация, Стабилизация-Стагнация, Кризис (с крайней формой Государственного
распада), Авторитарный откат (Фаза реакции) и Либерализация («сверху» или
«снизу») (рис.1).
Рис. 1. «Колея» российских циклов:
маятниковые движение, огибающие достижимый (пока?) квадрант сочетания
государственного успеха и высокого уровня свободы (защита прав, достоинства,
собственности) граждан. Штриховкой выделены фазы кольцевой модели: наиболее
типичной в истории Московии-Российской империи-СССР-РФ за последние 450 лет.
Разработаны и
представлены несколько моделей, отображающих разные грани глубинного механизма,
порождающего эти циклы («колею»), а также принципиальные пути преодоления этой
цикличности («перевал»)[4].
Разумеется, такое
толкование повторяемости в истории России является лишь одним из возможных.
Однако ни одно сколько-нибудь объективное изложение этой истории не может
пройти мимо таких тем как: внушительные успехи и трагические провалы российской
государственности, меняющееся положение подданных и граждан (в плане
свобод, защиты прав и собственности, участия в управлении), крупные социальные
и политические события, ведущие к сдвигам в этих измерениях.
Ряд самоиспытаний в
социально-эволюционном контексте
Третья категориальная
рамка позволяет дополнить первые две в плане учета поступательных (в том числе,
прогрессивных, социально-эволюционных, необратимых) изменений, меняющихся
социально-политических ценностей, принципов и идеалов, соотнесения России с другими
крупными как западными, так и незападными обществами.
Мы постоянно и довольно
уверенно пользуемся двумя подходами в осмыслении окружающей реальности, более
или менее успешно распознавая, что складывается
(естественно, без чьего-либо полного контроля), а что конструируется (искусственно, тем или иным субъектом — индивидом,
группой или организацией).
При всем этом, мы по
каким-то причинам гораздо меньшее внимание уделяем третьей категории — испытанию, которой соответствует своя
область процессов в человеческом мире.
Испытание — это, с одной
стороны, попытка добиться успеха, попытка достижения цели, попытка воплотить в
жизнь задуманную идею, цель, проект. С другой стороны, в отличие от
конструирования, при испытании нет полного контроля над основными ресурсами и
условиями. Обстоятельства сложатся
так или иначе. Поэтому и испытание может привести к успеху, среднему результату
или вовсе провалу.
Каждое общество
преимущественно складывается, причем,
в течение многих десятилетий и даже столетий. Но история крупных лидеров,
государственных деятелей, тексты конституций, сводов законов, проекты реформ
неизменно свидетельствуют и о попытках конструирования.
Поэтому получившийся результат, качество которого наиболее явно проявляется в
потоках миграции, — бегут ли из этого общества или стремятся побывать и
поселиться в нем — это всегда итог испытания,
того, как удаются или не удаются попытки
социального конструирования в складывающихся внутри общества и вокруг него
обстоятельствах.
Итак, в мировой истории происходит перманентное самоиспытание типов
обществ.
Что считать успехом и что провалом исторических испытаний? Державные цели
могли включать такие смыслы как:
· стать самой большой и могущественной
империей,
· ведущей христианской державой,
· одной из великих европейских держав,
· хранительницей вековых монархических
устоев,
· покровителем всех славянских стран и
народов,
· прогрессивной индустриальной
экономикой,
· флагманом мировой коммунистической
революции,
· примером успешного коммунистического
строительства,
· лидером постсоветского пространства и
т.д.
Каждый раз с большей или меньшей искренностью в официальных речах и
документах прокламировалась забота о чаяниях, благополучии подданных, повышении
уровня жизни, правах и свободах граждан, их участии в государственном управлении
и т. п. Насколько успешно выполнялись заявления — также вопрос
исторического испытания.
Связь парадигм
модернизаций, цикличности и исторических
испытаний
Каждый из представленных
вариантов категориальной рамки (априорного целостного образа, парадигмы)
осмысления истории России высвечивает вполне определенную ее грань:
· возобновляющиеся попытки преодолеть
отсталость и встать вровень с ведущими государствами и обществами эпохи,
· непреднамеренная повторяемость фаз,
которые при всех своих особенностях, проявляют очевидные сходные черты
(ужесточение и послабление режима, рост и падение энтузиазма, сплоченности и
ответственности элит, территориальное расширение и потеря территорий
и т. д.),
· сменяющиеся цели и идеалы
государственного и общественного развития, разные уровни успеха и неуспеха в их
достижении.
Нетрудно видеть, что,
несмотря на все различия в фокусе внимания и понятийном аппарате, данные образы
вполне совместимы.
Каждая попытка
модернизации была своего рода испытанием, при успехе приводила к успешной
мобилизации, при неуспехе — к
возобновлению стагнации, при провале — к
кризису. Иными словами, модернизации и испытания (как попытки
сознательного конструирования) в
истории России всегда были и до сих пор остаются частью циклической динамики.
Однако эта динамика
включает также процессы естественного складывания,
что приводит в разных условиях к фазам стагнации, авторитарного отката или
либерализации, к формированию условий для новых попыток модернизации, условий
успеха и неуспеха соответствующих новых испытаний.
Какая история служит воспитанию гражданина?
Как преодолеть
противоречие между неблаговидностью (мягко говоря) многих периодов, явлений
российской истории и действительной необходимостью воспитания любящего свою
страну, историю и культуру, патриотически и ответственно настроенного
гражданина России?
Отвергаем с порога ложь,
существенные искажения и умолчания крупных и значимых трагических фактов
(почему? а потому: если это нужно объяснять, то уже не нужно объяснять).
Вся существенная правда
об отечественной истории должна быть представлена, но так, чтобы ознакомившийся
с ней молодой человек не превратился в циника или ненавистника собственной
страны, чтобы боль и досада — вполне нормальные и адекватные человеческие
чувства, возникающие при знакомстве со многими моментами нашей истории, —
привели не к отчаянию или защитному безразличию, а к деятельной энергии,
стремлении к личностному и
профессиональному росту, ответственности за положение дел вокруг себя.
Речь, таким образом, идет о формировании личности гражданина, ментальности,
мировоззрения.
Рассмотрим действительно
непростые вопросы о Гражданской войне, с оценкой
сотрудничества сотен тысяч советских людей с фашистами в 1941-1945 гг.,
с такими «героями», как Зоя Космодемьянская, которых советское командование
посылало в качестве диверсантов поджигать русские же хозяйства в тылу врага.
Наиболее
адекватная рамка — конфликтное
взаимодействие, где участники имеют свои мировоззренческие и ценностные
«горизонты», свои пределы морально допустимого, а также доступные «меню»
действий и стратегий. Взаимодействие осложняется тем, что стороны обманывают
друг друга (как, например, Гитлер — Сталина перед войной, а потом генерала
Власова, обещая «автономию»), используют манипуляции и «прочищение мозгов» (как
советское командование со своими диверсантами типа Зои Космодемьянской).
Кроме
того, действует еще конфликтная динамика, когда в фазах эскалации эти «меню»
стратегий резко сужаются, а сами действия и стратегии достигают пределов
жестокого, зачастую несправедливого, неоправданного насилия. В данной логике
каждый из участников «прав по-своему», то есть в своей системе координат, но в
то же время и не прав в той мере, в которой поддавался на обман и манипуляции,
нарушал правовые или нравственные нормы, будь то ради выполнения приказа,
верности присяге, спасения людей, высоких идейных мотивов или чего-то еще.
Сложность,
многозначность оценок действий сторон в острых конфликтах, особенно когда неоправданное насилие совершается между
соотечественниками, рискует соскользнуть в релятивизм или даже цинизм («все
правы и неправы, а значит правды и вовсе нет»). Здесь спасительной надежной
платформой выступают общезначимые
ценности (защита жизни, здоровья, свобод и прав каждого человека)[5].
Разумеется, в оценке действий и стратегий, осуществляемых в военное время, на
эти ценности невозможно опираться в полной мере, но ведь и для таких ситуаций
есть международные правила защиты мирных жителей, правил обращения с пленными,
определение «преступлений против человечности» и т.д.
В
качестве примера возможности изложения истории такой крайне болезненной темы,
как массовое сотрудничество советских людей с фашистами во время Великой
отечественной войны (в том числе, с оружием в руках), когда суровым фактам
сопутствуют вполне адекватные нравственные оценки, можно привести известную
книгу Солонина и недавнюю статью
В.Владимирова «Русская трагедия. Советские люди на стороне Третьего Рейха, 1941-1945»[6].
Макросоциальные
процессы и личные истории
История
страны, втиснутая в одну обложку, может быть написана только «крупными мазками»
— с изложением главных исторических событий, характеристик разных периодов,
представлением магистральных процессов. Вместе с тем, символы и идентичности
школьников, затем юношей и девушек формируются, во многом, через чувства
сопереживания и идентификации, в том числе, с теми соотечественниками, о
которых они узнают из истории родной страны. Увлекательный, воспитывающий
любовь к Родине и гражданскую ответственность, учебник должен содержать личные
истории: героические, драматические, трагические.
Принципиальным
является вопрос о критериях отбора таких индивидуальных историй. Нередко предлагают
обратить внимание на ранее незаметных тружеников «кропотливой созидательной
деятельности» и «институционального строительства». К этому справедливому
призыву следует добавить тех, кто «плыл против течения» в эпохи царивших
беззаконий, несправедливости, жестокости, кто словом и делом демонстрировал
возможность «жить не по лжи» даже в самые подлые и лживые времена.
Именно в таких личных
историях соединяются большие испытания для страны и индивидуальные испытания в
жизни человека, происходит соотнесение решений, поступков, каждодневных
нравственных усилий с окружающим контекстом, который создается потоком
макросоциальных процессов. Не нужно обманывать и утверждать, что «хороших людей
всегда было больше», нужно просто показывать, что честные и свободные люди были
всегда, пусть даже в меньшинстве, откровенно пояснять в предисловии, почему
именно их личным историям уделено особое внимание.
После «Метаистории»
Хейдена Уайта общим местом стало представление о том, что исторические тексты
строятся согласно тому или иному литературному жанру[7].
История России (как и любой другой страны), написанная в жанре восхваляющей
оды, панегирика, всегда будет лживой и лицемерной. Обратная крайность — писать
о родной истории только едкую уничижительную сатиру — также неприемлема.
С учетом универсальности
конфликтной рамки, для истории России лучше всего подходит драма (что не исключает актов трагедии, фарса, комедии, а иногда
даже пошлой оперетки). Действительно, настоящая драма всегда содержит конфликт,
трудные, противоречивые и меняющиеся характеры, сложные жизненные коллизии.
Общим смысловым каркасом вполне могут выступать порывы к обновлению
(«модернизации»), к новой прекрасной жизни (что и в истории, и в классических
русских драмах обычно завершается печально, трагично или «никак»).
В написании драмы
отечественной истории не избежать наличия навязчивых повторов (колеи циклов),
когда в новых декорациях и новом составе действующих лиц воспроизводятся одни и
те же темы и сюжеты: давление государственной машины и полицейщина, печальные
судьбы бунтарей, реформаторов и «маленьких людей», победительные держиморды и
жулики, гибнущие в застенках праведники. Драма русской истории — это, прежде
всего, циклы возобновляющегося государственного принуждения и попытки (чаще
всего неумелые и неудачные) избавиться от него или как-то его «реформировать».
При всем этом,
безнадежность, присущая метафоре «колеи порочных циклов», может и должна
преодолеваться образом исторических испытаний и самоиспытаний. Именно в этом
плане на авансцену отечественной истории выступают ее истинные герои — те, кто
внес наибольший вклад в российские культуру, науку, образование, право, кто
отстаивал свободу и гуманизм своим словом, делом или всей жизнью даже в самые
мрачные трагические периоды. Подвиги праведников в прошлых поколениях, пусть
даже не приводившие к победам, — вот что дает историческую надежду.
Разные учебники при единстве базовых требований
Обратимся к практическим
вопросам по проблеме школьного учебника истории. Возможен ли, необходим или
сколько-нибудь оправдан единый учебник отечественной истории? Нет, среди учителей, школ есть и останется
разнообразие предпочтений, причем не только идеологических, но и моральных, стилистических, интеллектуальных.
Единый для всей страны, утвержденный на много лет учебник отечественной истории
столь же не приемлем, как и единая принудительно навязываемая всему обществу
идеология. Нет сомнений, что если такой единый учебник все же будет
«продавлен», то он будет лишь сервильным проектом, легитимирующим действующую
власть и режим?
Вправе ли общество,
государство, местные сообщества, профессиональные историки, философы,
обществоведы, педагоги выдвигать какие-либо общие требования к содержанию
учебников истории? Да, вправе. Правдивость (согласие с научно установленными
фактами, отказ от тенденциозных умолчаний) и направленность на воспитание
любви, уважения к родной стране, ее истории и культуре, гражданской
ответственности представляются наиболее непреложными общими требованиями.
Дальнейшие уточнения
относительно того, как именно согласовывать и конкретизировать эти требования —
предмет будущих дискуссий, своего рода «затравкой» для которых призвана стать
данная статья.
Драма отечественной
истории не завершена. Историческое самоиспытание нашей страны продолжается. От
того, какое представление получат подрастающие поколения о прошлом, как будут
относиться к продолжающейся истории и своему месту в ней, во многом будет
зависеть дальнейшая судьба России.
Литература
Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта.
Т.1. От прошлого к будущему. Новосибирск. 1997.
Вишневский
Р.В. Модернизационные циклы в истории России.- Теория предвидения и будущее России. Материалы V Кондратьевских
чтений. М. 1997.
Владимиров В. Русская трагедия. Советские люди на стороне
Третьего Рейха, 1941-1945 //АПН, 13.03.2013.
http://www.apn.ru/special/article23951.htm
Пантин В.И., Лапкин В.В. Волны политической модернизации в
истории России. К обсуждению гипотезы. 1998
// Проблемы и суждения, № 2. С.39-51.
Солонин
М. 22 июня, или когда началась Великая Отечественная война? М., 2006.
Уайт Х.
Метаистория: Историческое воображение в Европе ХIХ в. Екатеринбург, 2002.
Янов
А.Л. Тень Грозного царя. Загадки русской истории. М. 1997.
Hellie, Robert. The Structure of Russian Imperial History. History and
Theory. Studies in the Philosophy of History, 2005.vol. 44, № 4.
Розов Н.С. Альтернативный
подход к преподаванию отечественной истории
В качестве альтернативной
интерпретации отечественной истории предложены три концептуальных каркаса
(порывы модернизации, циклы динамики государственного успеха и уровня личной
свободы, цепь испытаний с меняющимся содержанием). Конфликтная российская
история может быть написана как драма, где правда трагичных обстоятельств и
даже злодейств уравновешивается индивидуальными историями героев и праведников.
Ключевые слова:
история России, преподавание истории в школе, модернизация, циклы истории России,
исторические испытания
Nikolai S. Rozov. An alternative
Approach to the Teaching of National History
Abstract: Three
conceptual frameworks are suggested as an alternative interpretation of
national history: modernization attempts, cycles of state success dynamics and
personal freedom dynamics, the circuit trials with changing content.
Conflicting Russian history can be written as a drama, where the truth of
tragic circumstances and even misdeeds is balanced by individual stories of
heroes and righteous.
Keywords:
Russian history, history teaching in schools, modernization, cycles of Russian
history, historical trials