Публикации проф.Н.С.Розова

НОВАЯ ЭЛИТА:
РОЛЬ И МЕСТО МАЛОГО И СРЕДНЕГО БИЗНЕСА

Аналитический доклад

по заказу Администрации Новосибирской области подготовил: д.филос.н. проф.Н.С.Розов,

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие: постановка задач………………………………….………………………………..……...2

Глава 1. Понятия «элита» и «новая элита». Фиксация и обоснование нормативных представлений

1.1.Определение ключевых понятий.…………………………………………………......…………4

1.2. Комплекс проблем и угроз: контекст формирования новой элиты………………….……..…6

1.3.Требования к новой элите. Идеальный образ……………………………………......………….8

1.4. Разрыв между должным и сущим, проблема преодоления…………………….…………….9

1.5. Актуальные вопросы для дискуссий о новой элите………………………………………….11

Глава 2. Коррупция в системе власть-бизнес-население как системное препятствие формированию новой элиты

2.1. Природа коррупции: спектр концепций…………………………………………..…………..13

2.2. Социальная природа российской коррупции…………………..……………..………………15

2.3. Природа массовой терпимости к коррупции………………………………………………….20

Глава 3. Обзор и синтез социально-критических концепций современной российской политэкономии

3.1. Модель «ресурсного государства» С.Кордонского …………………………….……..…….25

3.2. Принцип «институциональных ловушек» В.Полтеровича………………………….……...28

3.3. Концепция «подрывных институтов» В.Гельмана………………………………….………29

3.4. Модель «мягких правовых ограничений» К.Рогова …………………………………...…….32

3.5. Обобщение концепций ………………………………………………..………..………..…….38

Глава 4. Анализ кризисогенных механизмов

4.1. Монопольно-перераспределительный контур ………………….………………..…………..40

4.2. Контур инфраструктурной деградации ……………………………….…………..…………..42

4.3. Контур деградации социального капитала ……………………………………….…………..45

4.4. Контур деградации человеческого капитала ……………………………………………..…..49

Глава 5. Принципы и стратегии институционального развития

5.1. Новая формула национального достоинства………………………………………..……..…54

5.2. Условия эффективных ответов элиты на вызовы……………………….……………….….55

5.3. Необходимые изменения в символической сфере……………………………………….…58

5.4. Интерпретация принципов позитивной реинтеграции А.Аузана……………………….…60

5.5. Социально-динамические принципы институциональных изменений……………………64

5.6. Как использовать теорию динамики коллегиальной власти
в современной российской ситуации?.......................................................................................66

5.7. Переключение политической динамики………………………………………...…….………68

5.8. Проблема повышения ответственности элит:
значимость общественной репутации……………………………………………………..….71

5.9. Успешные стратегии развития — главные факторы легитимации пакта элит……….…....74

5.10. Проблема легитимации поставторитарного режима……………………………….………76

5.11. Общественная значимость защиты частных капиталов……………………………….78

5.12. Гнездо «ловких инсайдеров» — мишень или партнер?.............................……............80

5.13. Императивы и пути изменения менталитета……………………………..….…………83

5.14. К новому общественному договору………………………………………….…………..86

5.15. Инициативные группы граждан —
питательная среда для формирования новой элиты…………………………………..87

5.16. Значимость новых «социальных лифтов» вне государства……………………………89

5.17. От кружков — к переговорным площадкам…………………………………………….91

5.18. Роль общественно-политических движений и партий…………………………………95

5.19. Сеть семинаров в вузах:
интеграция социального активизма и профессионализма…………………………….96

5.20. Формирование субъекта преобразований
и начало борьбы с коррупцией………………………………………………………….96

5.21. Институциональная революция — слом системной коррупции………………………99

5.22. Трансформация обеспечивающих сообществ
и профилактика коррупции…………………………………………………………….103

5.23. Обращение инфраструктурного контура:
от деградации к развитию……………………………………………………………….105

5.24. Обращение контура социального капитала……………………………………………..107

5.25. Возможности и ограничения рекрутирования новой элиты из сферы малого и среднего бизнеса ………………………

Заключение: основные направления и шаги (мероприятия) по формированию
новой элиты на региональном уровне

Формирование новой элиты на региональном уровне…………………………………………113

Создание условий для формирования субъектности
малого и среднего бизнеса……………………………………………………………..…...115

Приоритет защиты личности и собственности. Реформы судебной системы
и переход к верховенству права…………………………………………………..……..116

Планомерное сужение коррупционных возможностей……………………………….……….119

Расширение спектра социальных лифтов —
путь естественного формирования новой элиты………………………………………….120

Масштабность и эффективность социальных и бизнес-проектов…………………………….121

Создание институциональных и экономических условий
для резкого расширения сферы малого и среднего бизнеса……………………………121

Обретение доверия и поддержки населения:
выявление и мониторинг социальных проблем
на уровне районов города и области………………………………………..……………123

Сеть профильных семинаров в ВУЗах: разработка стратегий развития
и формирование новой высокопрофессиональной элиты для области…….…………124

Библиографический список (162 источника)………………………………………….……….….125

ПРЕДИСЛОВИЕ:

ПОСТАНОВКА ЗАДАЧ

Доклад подготовлен по заказу Администрации Новосибирской области в соответствии с согласованным тех. заданием.

В докладе ставятся следующие задачи:

1. Различить и разъяснить разные понимания термина «элита». Раскрыть отношения между разными типами элита и типами контролируемых ресурсов (административных, экономических, силовых, символических, социально-сетевых), Сформулировать, какое содержание будет вкладываться в понятие «новая элита» в данной работе.

2. На основе общей оценки состояния и перспектив страны в социально-политическом, социально-экономическом и международном аспектах сформулировать базовые требования к новой элите, выстроить соответствующий «идеальный образ» новой элиты, прежде всего, в гос. управлении, в малом и среднем бизнесе.

3. Выявить наиболее явные разрывы между этим образом и реально существующей элитой на федеральном и региональном уровнях на основ данных политологических, социологических исследований. Зафиксировать соответствующие приоритеты в формировании новой элиты.

4. Сформулировать список вопросов, аспектов, наиболее актуальных в обсуждениях проблем новой элиты, роли и места малого и среднего бизнеса.

5. На основе политико-социологических концепций и исследований выявить механизмы, препятствующие развитию элит в указанных направлениях, условия поддержания этих механизмов и условия их блокирования, обращения вспять.

6.Провести анализ основных моделей коррупции, выявить специфику механизмов современной российской коррупции, наметить антикоррупционные стратегии при формировании новой элиты.

7. Раскрыть возможности и ограничения рекрутирования новой элиты из сферы малого и среднего бизнеса.

8. С учетом необходимости широкой общественной поддержки новой элиты раскрыть возможности и перспективы гражданского активизма и самоорганизации, принципы взаимодействия в структуре власть-бизнес-общество.

9. Определить особенности современного российского менталитета, которые в наибольшей мере препятствуют формированию новой элиты с требуемыми качествами. Сформулировать соответствующие императивы и подходы к изменению ментальных структур.

10. Представить «повестку дня по формированию новой элиты» - перечень стратегий и первоначальных шагов (мероприятий).

К оглавлению

Глава 1.

ПОНЯТИЯ «ЭЛИТА» И «НОВАЯ ЭЛИТА».
ФИКСАЦИЯ И ОБОСНОВАНИЕ НОРМАТИВНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ

1.1.Определение ключевых понятий

Прежде всего, следует различать два подхода к пониманию и, соответственно, два значения термина «элита».

Аксиологический (ценностный) подход основывается на исходном смысле понятия «элита» (то есть «лучшие»). Подразумевается, что входящие в элиту индивидуумы обладают более высокими интеллектом, моральными качествами, ответственностью, талантом, способностями, компетентностью по сравнению со средними показателями данного общества. Отказ считать и называть какую-либо правящую группу «элитой» обычно базируется именно на таком подходе («нанастоящая элита», «квазиэлита», псевдоэлита» и т.п.). Как известно, объективных, абсолютно верных и общепринятых оценок качеств групп и индивидов не существует. В само оцениваение неибежно вмешиваются факторы социальной позиции и убеждения оценивающих, их интересы, партийная, клановая принадлежность и т.п. Поэтому ценностный подход в настоящее время остается преимущественно в обыденном сознании и словоупотреблении, тогда как в политической и социологической науке используется иной, ценностно нейтральный подход.

Функциональный, политико-социологический (он же альтиметрический) подход оценивает принадлежность к элите по факту обладания индивидуумами реальной властью и влиянием, причем, без какой-либо привязки к их интеллекту и морально-этическим качествам. В рамках данного подхода также есть различия по выбору ключевых признаков элиты:

· те, кто обладает реальной властью и влиянием

· те, кто участвует в принятии важнейших решений,

· занимающие верхние слои в социальных иерархиях,

· обладающие наиболее высоким статусом,

· те, кто известен, пользуются уважением, почтением, преклонением, и т.д.

На наш взгляд главными атрибутами элиты в обществе являются могущество и влиятельность. Действительно, весьма затруднительно отнести к элите тех, кто не обладает ни тем, ни другим. Зато могущественные и влиятельные — это всегда элита, нравятся они кому-либо или нет.

В свою очередь, качества могущества и влиятельности раскрываются через понятия власти и контроля над ресурсами разного типа.

Могуществом обладают те, кто занимают властные позиции, соответственно, контролируют административные, силовые, экономические и символические ресурсы. Они же могут быть и влиятельны за пределами своих властных полномочий.

Самой влиятельностью могут обладать также те, кто не занимает формальных властных позиций. Здесь речь должна идти об особых социальных ресурсах, о социальном капитале, накопленном благодаря личному авторитету, харизме, прошлым заслугам, сетевым связям, массовой популярности и т.п. Сюда также относится причастность к значимым для общества священным объектам, военным, техническим и культурным достижениям, родственные или иные близкие связи с героями нации и т.п. Так, космонавт, популярный кинорежиссер, писатель, журналист или телеведущий, знаменитая певица, известный теннисист или футболист, сын великого писателя или полководца обладают определенным влиянием, очевидно, принадлежат к элите общества, хотя и лишены формальной власти, не имеют могущества. В то же время, весьма влиятельным является и скромный, не известный широкой публике кадровик, если все значимые назначения по традиции, на основе его неформального авторитета осуществляются только при его участии. Такого рода люди, согласно нашему определению, также попадают в элиту.

Что же понимать под «новой элитой»? Сам смысл такого словоупотребления с необходимостью возвращает нас к ценностному подходу. Действительно, все элиты отчасти постепенно, отчасти рывками и волнами обновляются. Через 20 лет могуществом и влиянием будут обладать преимущественно люди нового поколения[1]. Однако дискурс «новой элиты» сегодня уже подразумевает, что речь идет не только и не столько о естественной замене одного поколения другим, сколько о заботах, касающихся существенного повышения качества элиты. Что это за качества, как определить новые стандарты для новой элиты — это отдельный вопрос и отдельная задача данной работы.

К оглавлению

1.2. Комплекс проблем и угроз:
контекст формирования новой элиты

Чем критичнее состояние страны, тем выше требования к ее элите. Поэтому зафиксируем максимально нелицеприятную оценку нынешнего внутреннего и внешнего положения российского общества и государства.

Хорошо известны различные аспекты разрушительных процессов, вкупе составляющих неуклонное назревание системного кризиса [Попов 2008; Рябов 2008; Илларионов 2009; Незамятный 2009; Экономический кризис в России 2009].

· Огромные создаваемые госкорпорации неэффективны и служат способом перекачивания денег из бюджета на личные зарубежные счета.

· Правоохранительные органы больше заняты не защитой граждан, порядка и справедливости, а собственными «бизнес-интересами» и выполнением воли начальства.

· Коррупция зашкаливает, что ведет не только к неоправданным издержкам и неэффективности бизнеса, но и к неуклонной деградации всей государственной машины.

· Собственность не защищена, поэтому рационально не инвестировать в развитие своего дела в России, а вкладывать в бизнес и недвижимость за рубежом, таков системный фактор масштабного и растущего оттока капиталов из страны.

· В условиях монополизма происходит неуклонное снижение эффективности бизнеса и качества труда.

· Снижается уровень социального доверия и социального капитала, падают способности к выполнению больших проектов.

· Продолжается деградация образования, особенно коммерческого, снижается профессионализм.

· Талантливая молодежь уезжает за рубеж. Широкое распространяются цинизм и потребительство.

· Идет рост шовинистических, фашистских настроений и движений.

· Население сокращается, массовый алкоголизм не снижается, наркомания растет.

· Инфраструктура во многих регионах не обновляется, что грозит серией аварий и катастроф.

· В связи с активным поиском в Европе и США альтернативных источников энергии (получение газа из сланцев, органики и проч.) в среднесрочной перспективе (5-15 лет) вероятно резкое снижение цен на энергоносители. Для России при больших издержках на добычу и транспортировку углеводородов это грозит падением объемов экспорта. Сразу же возникнут острые проблемы в связи с невозможностью сохранять уровень импорта потребительских товаров, в том числе продовольственных. А это уже прямой ход к экономическим потрясениям и росту социальной напряженности, череде политических кризисов[2].

· Отсюда вывод — следует ожидать назревания, приближения системного кризиса — перехода к такту «Социально-политический кризис» в среднесрочной (5-15 лет) или даже краткосрочной перспективе. О том, что страна будет неминуемо «втянута» в кризис говорили многие аналитики [Яковенко 2002; Аузан 2004; Белоусов 2005; Делягин 2005; Гайдар 2006 и др.], но сложившийся режим пока проявляет более высокую устойчивость, чем предрекалось.

При новом издании «восстановления стабильности» системный кризис будет назревать, деградация институтов и человеческого капитала углубляться, отставание, теперь уже не от США, Японии и Европы, а от Китая, Турции, Мексики и Бразилии будет нарастать.

К оглавлению

1.3.Требования к новой элите. Идеальный образ

Даже, если в такой оценке краски сгущены, вполне очевидно, что перед новой элитой России встают весьма острые и сложные проблемы, что обусловливает необходимость развития следующего ряда качеств:

· кардинальное повышение внутренней и институциональной ответственности представителей элиты за вверенные сферы действия,

· высокая квалификация и компетентность; понимание системных, институциональных основ имеющихся затруднений, дисфункций, угроз; владение подходами институциональных реформ, налаживания организационных, административных, правовых основ эффективной деятельности;

· способность воспринимать и оценивать возникающие проблемы, трудности, вызовы, принимать своевременные адекватные решения, направленные на развитие;

· готовность к последовательным институциональным реформам, рассчитанным на долгое время; способность к достаточно долгому и напряженному труду без сиюминутных результатов и вознаграждений;

· обретение политическими и бизнес-элитами доверия и поддержки со стороны общества, местного населения.

Итак, идеальный образ представителя новой элиты выглядит примерно так: хорошо образованный, умеющий применять знания на практике, преисполненный чувством ответственности за свой участок работы, за свою миссию, чуткий к новым проблемам и вызовам, способный принимать и продвигать решения, проектировать и осуществлять реформы, направленные на долговременное институциональное развитие, трудолюбивый и трудоспособный, поддерживающий постоянный контакт с населением, пользующийся общественным доверием и поддержкой.

К оглавлению

1.4. Разрыв между должным и сущим, проблема преодоления

Нетрудно обнаружить явные разрывы между этим образом и реально существующей элитой на федеральном и региональном уровнях. Вот неутешительным выводам приходят ведущие специалисты «Левада-Центра» — авторы книги «Проблемы «элиты» в сегодняшней России», основанной на опросах и множества глубинных интервью с представителями элиты[3].

Речь также идет о резком снижении морально-этических качеств многих представителей современной российской элиты, о незавидной судьбе единичных «идеалистов»[4], о низкой компетентности государственной бюрократии, практической неосуществимости серьезных реформ[5].

Новая элита формируется не лозунгами, не программными статьями и не благонамеренными увещеваниями. Согласно современным социологическим концепциям, главную роль играет сама институциональная среда и каждодневные практики, в которых участвуют, поддерживаются и укрепляются групповые символы, идентичности и стереотипы сознания и поведения.

Здесь мы сталкиваемся с порочным кругом: для формирования новой элиты требуется новая, более совершенная институциональная среда, однако, для создания такой среды как раз и необходима заинтересованная и компетентная новая элита.

Этот круг можно разорвать, только обратившись к существу дела — самим характеристикам сложившейся в современной России политической, политико-экономической и социально-экономической системы, к причинам устойчивости, неискоренимости коррупции, к природе негативных тенденций. Для этого потребуются теоретические концепции и модели, разбору и синтезу которых будут посвящены главы 2-4. В 5-й главе и Заключении будут намечены пути выхода из сложившейся ситуации, соответствующие стратегии и конкретные шаги по формированию новой элиты. Здесь же наметим только

К оглавлению

1.5. Актуальные вопросы для дискуссий о новой элите

На основе всего вышесказанного сформулируем список вопросов, аспектов, наиболее актуальных в обсуждениях по теме «Новая элита: Роль и место малого и среднего бизнеса»:

· Императив высокой ответственности, внутренних нравственных качеств новой элиты. Какими мерами этого можно достичь? Что необходимо и что возможно поменять для этого?

· Основные пути резкого повышения уровня квалификации и компетентности новой элиты, прежде всего, в госструктурах и местном самоуправлении.

· Как сменить направленность на сиюминутную выгоду, сохранение властных и рентных позиций любыми средствами, установки на лояльность начальству и теневые практики в пользу направленности на общественно-полезные долговременные институциональные реформы, на получение признания и карьерное продвижение на основе открытой конкуренции?

· Каковы подходы к налаживанию регулярной эффективной коммуникации, обеспечению роста взаимного доверия между властью, бизнесом и населением на региональном, местном уровнях?

· Какие необходимы институциональные преобразования на федеральном и региональном уровнях для активизации среднего и малого бизнеса, для формирования новой элиты?

· К оглавлению

Глава 2.

КОРРУПЦИЯ В СИСТЕМЕ ВЛАСТЬ-БИЗНЕС-НАСЕЛЕНИЕ
КАК СИСТЕМНОЕ ПРЕПЯТСТВИЕ
ФОРМИРОВАНИЮ НОВОЙ ЭЛИТЫ

2.1. Природа коррупции: спектр концепций

Трудность состоит в том, что попытки преследовать (запрещать, контролировать, пресекать и проч.) только сами акты коррупции, например, взятки, «откаты» или «распилы» никогда не были успешными, особенно, в России.

Во-первых, тотальный контроль невозможен, а попытки установить такой контроль чрезвычайно затратны, их эффективность крайне мала.

Во-вторых, сохраняющиеся внутренние причины коррупции всегда возобновляют ее и даже захватывают контролирующие и пресекающие органы.

Крайне важный и удручающий момент — явное смещение массовых представлений о норме. Коррупция многими в России воспринимается не как недопустимое отклонение от нормы, а как сама норма — «естественное положение вещей», «необходимая смазка», отношения «по-человечески» (а не «формально») и т. д.[6]

Неплохо изученные формы и масштабы коррупционного взаимодействия (книга И.Клямкина, Л.Тимофеева «Теневая Россия», многочисленные материалы Фонда ИНДЕМ и др.) дают представление о коррупции как внешнем проявлении. Какова же ее внутренняя природа?

Давно известно, что коррупция — это не сама болезнь общества, а проявление болезни или сочетания нескольких болезней. (То, что раньше называли «лихорадкой», стали называть «жаром», который вызывается множеством внутренних причин.) Среди десятков разнородных концепций коррупции наиболее развитыми и убедительными являются системные (управленческие и информационные) и политоцентрические концепции. Представим этот спектр воззрений.

· Коррупция как следствие систематического дефицита эффективной обратной связи между субъектом и объектом управления; в наибольшей мере это проявляется, когда управляющее воздействие включает направление ресурсов к объекту.

· Коррупция как следствие невозможности полного контроля над низлежащими уровнями управления.

· Коррупция как следствие того, что источники информации, поступающей к субъекту управления, сами заинтересованы в искажении этой информации.

· Авторитаризм и дефицит внешнего контроля, коррупция как следствие высокой дистанции власти, отчужденности государства от населения, отсутствия или подавления свободной прессы, общественного мнения, разделения властей и парламентского контроля, независимости суда и т. д.

· Деформация в оценке деятельности и в порядке, объеме вознаграждения чиновников, им выгоднее становится практиковать коррупцию, чем эффективно выполнять свои обязанности.

· Принципал-агентская модель; коррупция как использование агентом полномочий и ресурсов, предоставляемых ему принципалом для выполнения определенных задач и функций, не по назначению, а для получения личной или корпоративной выгоды.

· Коррупция как результат искусственно создаваемого чиновниками дефицита легальных возможностей для бизнеса.

· Приватизация, захват государства, замещение формальных институтов и практик неформальными.

Наиболее абстрактной и емкой представляется принципал-агентская модель, поскольку она способна представить суть коррупции без обращения к каким-либо уточнениям относительно государственности, институтов, целей, структур и уровней управления, характера ресурсов, правовых кодексов, специфики интересов и культуры участников и т. д. Присоединим к ней рентную модель, поскольку не спорадическая, а регулярная, системная коррупция (явно присутствующая в современной России) как раз и состоит во взимании ренты чиновниками из бюджета государства, бюджета бизнеса и бюджета населения.

Итак, основа коррупции — такое отношение между акторами (индивидами, группами), когда один (принципал) передает другому (агенту) ресурсы и полномочия для выполнения некоторых задач и функций, в частности, относительно третьих лиц (клиентов), причем соответствующие ограничения зафиксированы в правилах, тогда как агент имеет интересы и возможности использовать эти ресурсы и полномочия для своей выгоды.

Такое использование агентом ресурсов и полномочий, нарушающее правила (законы, порядок), и называется коррупцией. Если же это использование ресурсов и полномочий поставлено на постоянную основу, то экономически оно обретает статус ренты, прежде всего, административной ренты.

К оглавлению

2.2. Социальная природа российской коррупции

В России общие управленческие причины существенно усиливаются вследствие обширности территории (затрудняющий непосредственный контроль), гиперцентрализации и чрезмерного множества уровней управления («вертикали власти»).

Для России также характерно слишком частое изменение экономического законодательства. Излишне строгие законы (особенно в части налогообложения) обусловливают их повсеместное нарушение, что дает возможность представителям государства применять «выборочное правосудие», требовать мзды в обмен на «прощение» и т. д.

В России типичной является т. н. административная (статусная) рента, когда занятие определенных позиций в государственной службе предполагает доступ к дополнительному доходу за счет использования предоставляемых полномочий и ресурсов (об это много писали Е.Гайдар, Г.Сатаров, С.Кордонский и др.). Экономические институты и политика, ограничение рисков разоблачения (через круговую поруку, вертикальные и горизонтальные перераспределения коррупционных потоков), гипертрофия государственного контроля над экономикой и перераспределения ресурсов устанавливаются именно для обеспечения и защиты этих рентных отношений.

Для России характерно сочетание «неовотчинности» в отношении чиновников к подведомственной территории, населению и патернализма в отношении населения к государству вообще, к верховной и местной власти, ее представителям.[7]

Если верно, что наша структурно-рентная модель (синтез принципал-агентской модели и концепции административной ренты) выражает глубинную основу коррупции вообще, то природу российской коррупции можно выявить через такое реконструирование (гипотетическое постулирование) специфики взаимоотношений между принципалом, агентом и клиентами, в частности, в аспекте порядка получения ренты, из которого следуют зафиксированные выше особенности российской коррупции.

Г.Сатаров, возглавляющий фонд ИНДЕМ (явно лидирующий интеллектуальный центр в систематическом эмпирическом и теоретическом исследовании коррупции в России), довольно близко подошел к решению загадки. Он показывает, что под принципалом может пониматься народ (согласно Конституции)[8], верховная власть (со своей «вертикалью», множащей своих агентов, которые становятся принципалами для низлежащих агентов и т. д.) и общество (только в случае обладания им самосознания и консолидации как принципала в отношении государства — агента).

Принципал — это тот, кто способен сместить агента, наказать его за нарушение правил, назначить другого, тот, кто способен передавать или не передавать тому или иному агенту ресурсы и полномочия. Если от Конституции и демократической идеи обратиться к российской действительности, то становится вполне очевидно, что ни народ, ни общество никакими принципалами в России не являются.

Основными признаками принципала в России традиционно обладает верховная власть (воплощенная в Великом Князе, Царе, Императоре, Генсеке, Президенте и их административных аппаратах, как бы они ни назывались).

Этот принципал на протяжении столетий централизованной российской государственности действительно спорадически становится озабочен ростом и даже разгулом коррупции (мздоимства и лихоимства), предпринимает разного рода кампании по ее «искоренению» или хотя бы ограничению. Эти действия обычно получают поддержку у народа, осмысляются им как «управа» на ненавистных «сильных людей», «царевых слуг», «воров», «угнетателей», «бюрократов».

При более внимательном рассмотрении этого аспекта истории власти и государства в России оказывается, что верховная власть в разной мере бывала автономна от нижележащего слоя высшей бюрократии. Конфликты между кланами и дворцовые перевороты показывают, что этот слой далеко не всегда соглашался на роль агента, нередко он сам становился принципалом и выставлял устраивающую его новую фигуру верховного властителя в качестве символа достигнутого единства.

Итак, действительным верховным принципалом в России следует считать правящую группу (иногда довольно большую, объединяющую высший слой бюрократии, в том числе несмещаемых местных правителей, иногда малую — ближайших советников и сподвижников верховного правителя, реально способных переназначать всех остальных), которая отождествляет себя с высшей государственной властью и действует от имени государства.

Нижележащие слои государственной пирамиды совмещают роли принципала и агента. Самый нижний слой пирамиды, включающий тех, кто непосредственно взаимодействует с населением (участковый милиционер, работник ЗАГСа, паспортного стола, таможенник, налоговый инспектор), казалось бы, занимает сугубо агентскую позицию, поскольку сам уже никому не передает полномочий и ресурсов. Однако в России представители даже этого нижнего слоя также идентифицируют себя с государством, ощущают свое единство с более высокими слоями государственной пирамиды. Это ощущение имеет не только психологическую составляющую. Как известно, генералы ГИБДД и высшее руководство Таможенной службы сами взяток не берут, но свои дачи-дворцы строят не только на свою зарплату. Рентные ручьи текут к ним от самых низов.

Что это означает с точки зрения принципал-агентской модели? Принципал не отделен от агента и вовсе не заинтересован в «искоренении» коррупции, поскольку совместно с агентом в ней участвует. Такого рода государственные структуры одновременно и целиком являются и принципалом-агентом, распоряжающимся ресурсами и полномочиями, и совокупным рентополучателем.

В Китае власть, пусть авторитарная, является строгим принципалом по отношению к чиновникам – агентам. В России же власть вместе с чиновниками (и приближенными олигархами, коммерсантами) является единым приципалом-агентом по отношению к «внесистемному» бизнесу и населению — клиентам и жертвам коррупции[9].

Далее рассуждение выводит на странные и нетривиальные моменты. Если все представители государства ощущают себя и ведут себя в качестве принципала, то кто же агент? Каковы предоставляемые ему ресурсы и полномочия? Оказывается, население России совмещает в себе качества и клиента (просителей у государства) и агентов. Личная собственность (земля, недвижимость, автомобили, банковские счета) российских граждан является не священной и неотъемлемой, а лишь ресурсом государства, данным во временное пользование. Права и свободы личности оказываются дарованными государством ограниченными «полномочиями» каждого распоряжаться своей жизнью, которые могут быть расширены, могут быть сужены или вовсе отняты.

Такой, кажущийся странным (чтобы не сказать скандальным) взгляд подтверждается множеством фактов, включающих и традиционные государственные практики (рекрутство и военный призыв, принудительные работы на строительстве железной дороги, каналов, на уборке овощей) и отъем жилья для строительства объектов «государственной важности», и запрет на выезд из страны в советское время, неистребимый институт прописки и регистрации.

К оглавлению

2.3. Природа массовой терпимости к коррупции

Почему же население страны не только мирится со своей «агентской» ролью, фактическим бесправием в отношении к государству, но вместо этого в своем большинстве почитает государство, надеется на него, готово ему служить?

Здесь приходит на помощь рентная часть модели. В царское время основной формой ренты для дворян были дарованные им короной поместья, а также привилегированные места гражданской и военной службы. Крестьяне не были собственниками земли. Фактически пользование землей, предоставляемой государством через общины и помещиков, для них было также формой ренты, причем, с постоянной возможностью «передела».

Как убедительно показывает в своих конкретных исследованиях С.Кордонский, советские граждане были почти поголовно, а современные российские в большинстве являются рентополучателями, или же надеются, собираются ими стать, по крайней мере, стать пенсионерами, получающими свою ренту — пенсию — от государства [Кордонский 2008].

Также значимыми группами рентополучателей вне бюрократии являются все «бюджетники» (учителя, врачи, научные сотрудники, преподаватели и т. д.), коммерсанты, работающие на госзаказы, студенты, учащиеся на бюджетных местах в государственных вузах, работники предприятий, получающих государственную поддержку. В аспекте борьбы с коррупцией в России такое положение вещей играет огромную роль.

Коррупцию осуществляют не отдельные чиновники (агенты) в отношении честных правителей и народа (принципалов), а множество организованных групп внутри государства, выступающих от имени государства в качестве принципалов (привилегированных рентополучателей) по отношению к населению (простым рентополучателям). Таково, по сути дела вотчинное отношение представителей государства ко всей территории страны и ее населению. А поскольку основная часть населения получает защиту и ренту от государства (либо надеется получить), то относится либо «с пониманием», либо с завистью к представителям государства, получающим свою ренту[10].

Таким образом, широко распространенная подданническая политическая культура является взаимодополнительной с государственным патернализмом и вотчинностью, служит могучим фактором массовой терпимости к коррупции[11].

Итак, в России коррупция как «нелегальная» административная рента глубоко и надежно легитимирована и эшелонирована как в самом государстве, так и в обществе рентополучателей.

К оглавлению

Специфика современной коррупции в России

Как говорилось выше, коррупция в России сегодня уже многими понимается не как отклонение от нормы, а как сама норма. Выясняется, что за таким представлением стоят вполне серьезные реалии[12]. Множеством групп внутри государства оно само воспринимается не как принципал, от которого следует скрывать свои коррупционные практики, а как инструмент:

а) для собственно получения административной ренты (Е.Гайдар, Г.Сатаров, С.Кордонский и др.),

б) для обеспечения для себя и своей группы лучших условий ее получения через новые законы, указы, инструкции, порядок отчетности и т. д. (И.Клямкин) ,

в) для защиты своей монополии на определенный тип ренты, в том числе путем отстранения возможных конкурентов или критиков силовыми средствами государства (К.Рогов, В.Волков).

Открытость России для мировой экономики в данном аспекте также играет свою роль. На что тратится полученная рента, как законная, так и незаконная (коррупционная)? Главные способы таковы:

1) защита и укрепление своей социальной позиции, прежде всего, как рентополучателя,

2) потребление (удовольствия, впечатления, лечение, предметы роскоши с быстрой изнашиваемостью),

3) накопление (в банковских счетах, акциях, ценных бумагах, драгметаллах),

4) вложение в долговременные ценности (недвижимость, образование детей, предметы роскоши, произведения искусства, передаваемые по наследству),

5) инвестиции в производственные и иные проекты, дающие прибыль.

Теперь рассмотрим, где и как тратится полученная рента в зависимости от ее размера. Мелкие и средние рентополучатели в основном оставляют деньги в России, распределяя их по четырем первым каналам (хотя многое и вывозится через массовый туризм). Крупные рентополучатели почти полностью переключаются на зарубежные возможности в пп.2-4. Отдых и лечение — исключительно за границей, счета — в Швейцарии, недвижимость и образование детей — в Европе (прежде всего, в Англии). Инвестиции в зарубежные предприятия (п.5) уже серьезно конкурируют с отечественными, которые требуют гораздо больших издержек на защиту (п.1), причем без особых гарантий. Итак, надежно в России остаются только рентные средства по п.1 (защита и укрепление своей социальной позиции, прежде всего, как рентополучателя), но именно они и питают коррупцию!

Долговременный системный эффект такой конфигурации финансовых потоков еще более удручает, чем ущерб от самой коррупции.

· В высших слоях бюрократии нет никакого стимула развивать отечественную инфраструктуру, отечественную банковскую систему, отечественную медицину, отечественное образование, местный туризм и т. д.

· Неуклонно растет разрыв — жизнь и вложение средств за рубежом становятся все более привлекательны, чем в стране;

· Становится все больше стимулов и факторов к тому, чтобы в будущем самые талантливые, образованные и активные российские граждане уезжали за границу;

· Таким образом, уже выстроена и неуклонно набирает обороты саморазгоняющаяся «машина» по перетоку наиболее ценных ресурсов (от углеводородов и леса, инвестиций до человеческих талантов и генофонда) из России.

Всякая машина нуждается в топливе, особенно машина с разрастающимся потреблением. В современной структурно-демографической теории известен и хорошо изучен феномен «перепроизводства элиты», который неуклонно ведет в межэлитным конфликтам [Goldstone 1991; Нефедов 2005; Турчин 2007]. С этой точки зрения каждая новая волна «борьбы с коррупцией» может оказаться лишь временным проявлением этих конфликтов, направленных на передел и перенаправление рентных потоков.

Допустим оптимальный вариант: в кругах верховной (президентской, правительственной) власти осознан вред коррупции и появилась действительная воля по ее преодолению. Тогда принципалом принимаются новые, более строгие правила, в частности, касающиеся декларирования чиновниками не только собственного имущества, но и принадлежащего ближайшим родственникам. Следить же исполнением правил будут вновь некие чиновники — агенты. Если учесть масштаб современной российской коррупции[13], то крайне сомнительной представится надежда на появление целой новой армии честных агентов — чиновников, которые будут эффективно контролировать выполнение этих правил.

Итак, одной из главных практических проблем является дефицит субъектности (отсутствие субъекта с требуемыми качествами) в преодолении коррупции («Некем взять!» — говаривал еще Александр I) . Сказанного уже достаточно, чтобы осознать громадные трудности. Все же в дальнейшем будут намечены принципиальные пути и стратегии преодоления коррупции в современной России (см. гл.5).

К оглавлению

Глава 3.

ОБЗОР И СИНТЕЗ социально-критических концепций современной российской политэкономии

Представим несколько наиболее ярких и интересных современных концепций, объясняющих относительную устойчивость сложившегося в стране социально-политического и социально-экономического режима с учетом его внутренних недостатков и ограничений.

3.1. Модель «ресурсного государства» С.Кордонского

Смелую общую картину российского государства как занятого преимущественно сбором и перераспределением ресурсов рисует Симон Кордонский:

«Задачами российского государства были и остаются мобилизация и управление ресурсами, которые совсем не товары и чья ценность невыразима в деньгах. Ресурсное богатство меряется натурой, «чугуном и сталью на душу населения страны». Мобилизация ресурсов заключается в том, что государство (в идеале) безраздельно управляет всеми материальными и человеческими потоками. Ресурсное государство типа СССР возникает как инструмент управления этими потоками. Оно создает условия для беспрепятственного перемещения ресурсов и, прежде всего, убирает то, что мешает перемещению, т.е. внутренних и внешних врагов» [Кордонский 2007, с.219].

Специфика ресурсов «по-российски» состоит, согласно Кордонскому, в следующем:

«Ресурсы по-российски скорее сокровища, которые утаиваются или бесполезно растрачиваются природой и людьми, в то время как они должны быть отмобилизованы и употреблены на достижение великой цели. Административно-территориальная, отраслевая и социальная организация нашей страны производна от поиска, добычи и накопления ресурсов, их распределения и освоения. Социальные связи при такой организации жизни есть ресурсные потоки между элементами государственной структуры. Население – ресурс для строительства советского или – как сейчас – российского социализма. Образование – ресурс (отсюда, например, разговоры об «утечке интеллектуальных ресурсов»), здоровье населения – ресурс, земля – ресурс. И труд не является в рамках такой организации жизни товаром, он тоже ресурс. Термин «трудовые ресурсы», изобретенный политэкономами социализма, очень точно отражает место и роль населения в организации добычи других ресурсов и их переработке, а значит и в социальной системе» [там же].

Фиксируется закономерная связь между властью и контролем над ресурсами:

«Ресурсы самоценны, владение ими – основа власти. Социально значимы те, у кого больше ресурсов, и если ты не имеешь доступа к ним, значит ты никто. Производство есть разработка ресурсов, социальная жизнь – их накопление. Политика – борьба за ресурсы, в том числе и такие, как территория, геополитическое положение, космос, океанские глубины. Вместо экономики - распоряжение ресурсами, причем эффективность распоряжения определяется по степени приближения к поставленной цели. Формой использования ресурсов является их освоение».

Кордонский также говорит о сомнительности критериев эффективности при принятии модели ресурсного государства:

«…Ни о каких собственно экономических инструментах определения эффективности речь не может идти в принципе. Вопросы о стоимости и экономической эффективности не могут быть даже поставлены, они находятся вне ресурсной политэкономической парадигмы. А если ставятся, то это симптом эрозии великой идеи и начала перехода от очередной стабильности к очередной депрессии. Использование ресурсов определяется порядком управления, который есть совокупность множества подзаконных актов, нормативов и инструкций, регламентирующих накопление и хранение ресурсов, их освоение и порядок списания. Нарушения этих инструкций, нормативов и регламентов образует состав преступления против порядка управления» [там же, с.220].

Утверждается также, что данный принцип пронизывает всю систему, всю страну сверху донизу:

«Ресурсная организация государства фрактальна, т.е. на любом уровне устройства она воспроизводит основные свои структурные особенности. Каждый фрагмент государственного устройства, в том числе люди, есть ресурс для другого фрагмента. И перед каждым таким фрагментом государством «ставится» задача быть ресурсом, т.е. быть полезным с точки зрения достижения великой государственной цели, которую конкретизируют иногда вплоть до отдельного человека» [там же].

Согласно Кордонскому, ресурсное государство постоянно пульсирует между кризисами и подъемами, поскольку ресурсы имеет тенденцию расхищаться, становиться дефицитом, что ведет за собой волны экспроприаций и репрессий.

«В построенном ресурсном государстве на смену кризисам перепроизводства пришли кризисы дефицита. Опыт показывает, что ресурсное государство всегда находится в более или менее глубоком кризисе, имеющем форму перманентного дефицита ресурсов. Государство стремится выйти из кризисов, ужесточая контроль за распределением имеющихся ресурсов, а также мобилизуя новые, однако практически никогда не достигает того, что хочет получить» [там же, с.221-222].

Кордонский считает, что преемственность принципов ресурсного перераспределения ведет за собой и «преемственность репрессий»:

«Централизованные репрессии сейчас принимают ситуативные формы борьбы «с самодеятельными застройщиками», «за упорядочение использования торговых площадей», «защиты водоохранных зон», не говоря уже о посадках «незаконных предпринимателей», «нарушителей налогового законодательства» и «политических экстремистов». Это происходит не по чьей-то злой воле, а само собой при решении конкретных проблем, возникающих в практике управления ресурсными потоками, когда оказывается, что никаким иными методами, кроме репрессивных, нельзя обеспечить ресурсами социально важное направление государственной работы» [там же, с.223].

Главные интересы властной элиты трактуются в том же ключе:

«Власть озабочена тем, чтобы обеспечить преемственность в распоряжении ресурсами. Отсутствие преемственности чревато для тех, кто «в процессе», известными всем рисками, в том числе потерей богатства и статуса. Власть стремится удерживать «социальную стабильность», т.е. зафиксировать и легализовать финансовые ресурсы, распоряжение сырьем и принадлежность к властной группе за теми функционерами государства, которые «заслуживают доверия». «Дачная амнистия» и принятие закона о наследовании, отменяющего налоги при передаче собственности наследникам, лишь часть шагов в этом направлении» [там же, с.228].

К оглавлению

3.2. Принцип «институциональных ловушек» В.Полтеровича

В терминах неоинстуциональной теории «институциональная ловушка — это неэффективная устойчивая норма (неэффективный институт), имеющая самоподдерживающийся характер».

«Как и в случае любой нормы, устойчивость институциональной ловушки означает, что при небольшом временном внешнем воздействии на систему она остается в институциональной ловушке, возможно, лишь незначительно меняя параметры состояния, а после снятия возмущения - возвращается в прежнее равновесие. Возникновение институциональных ловушек - главная опасность при проведении реформ. Описанные выше универсальные механизмы — эффекты координации, обучения, сопряжения, а также культурная инерция и лоббирование - ответственны и за формирование институциональных ловушек» [Полтерович 1999, с.11].

Полтерович указывает на противоречие между ущербом ловушек для общественной пользы и частными выгодами многих отдельных групп и индивидов от сохранения этих ловушек:

«Вследствие эффекта координации индивид или малая группа проигрывают при отклонении от соответствующего стереотипа поведения, в то время как одновременный переход всех агентов к альтернативной норме позволил бы увеличить общественное благосостояние [там же, с.12].

К оглавлению

3.3. Концепция «подрывных институтов» В.Гельмана

Петербургский политолог Владимир Гельман развивает модель «институциональных ловушек» В.Полтеровича, указывая, что неформальные, отвечающие групповым интересам только своих участников т.н. «подрывные институты заменяют в современной России формальные институты (демократические, правовые, связанные с прокламируемыми функциями учреждений и т.п.), причем, это состояние также вполне устойчиво и крайне трудно преодолимо:

«Формальные и неформальные институты не противопоставляются друг другу, а находятся в состоянии своеобразного симбиоза, который ведет к тому, что под формальной оболочкой механизмы, как будто бы призванные обеспечить демократию и верховенство права, либо разрушаются изнутри, либо даже превращаются в полностью противоположные явления. Воздействие именно таких — «подрывных» — институтов и обусловливает их негативные эффекты в процессе неформального управления, а сам процесс «неформальной институционализации» [O’Donnell 1996] следует рассматривать как систематическую «порчу» институтов в ходе как институционального строительства, так и их последующей эволюции [Гельман 2010, с.7].

Гельман объясняет эффект «ловушки» при возникновении подрывных институтов доминированием в них кратковременных интересов, соответственно, общими консервативными настроениями, блокирующими какие-либо существенные изменения в правилах взаимодействия.

«При преобладании в том или ином обществе «подрывных» институтов, в отличие от вариантов преобладания формальных либо неформальных институтов в «чистом» виде, происходит не расширение, а сужение временного горизонта акторов, стимулирующее их к рентоориентированному поведению, с одной стороны, и лишающее их стимулов к изменению статус-кво — с другой. Таким образом, частичное равновесие «подрывных» институтов следует представить как один из частных случаев такого широко распространенного явления, как «институциональная ловушка» [Полтерович 1999], — устойчивого преобладания неэффективных институтов, которое не может быть преодолено без значительных внешних воздействий на всю институциональную систему в целом» [Гельман 2010, с.9].

Гельман связывает мотивы создателей и участников подрывных институтов с получением ренты, что сближает его модель с концепцией С.Кордонского о распределяющем ресурсы (в том числе ренту) государстве:

«В условиях комплексной посткоммунистической трансформации основными претендентами на роль «отравителей» институтов выступают рентоориентированные группы интересов, использующие открывающиеся «окна возможностей» для усиления собственных позиций» [там же, с.18].

В приложении к региональной проблематике крайне интересна ссылка на исследование реальных правил формирования местных бюджетов:

«Антон Шириков в своем исследовании бюджетного регулирования в регионах России убедительно продемонстрировал, что ни региональные губернаторы, ни депутаты региональных легислатур не заинтересованы в разработке и соблюдении единых и четких правил составления и исполнения бюджетов [Шириков 2010]. Напротив, создание весьма размытых и оставляющих широкое пространство для маневра норм бюджетного регулирования оказывается выгодно как губернаторам, получающим «свободу рук» в использовании средств, так и депутатам, использовавшим возможности для «торга» с исполнительной властью в составе «распределительных коалиций» [Olson 1982, p. 43–47]. На фоне слабости региональных легислатур и упадка электоральной конкуренции в 2000-е годы сложилась ситуация неэффективного равновесия (lowlevel equilibrium) — никто из значимых политических акторов не был заинтересован в разработке и соблюдении норм, направленных на улучшение качества бюджетного процесса. В результате вместо того, чтобы служить каналом для распоряжения общественными благами, региональные бюджеты становились инструментом предоставления частных благ для участников бюджетного процесса [Шириков 2010].

В.Гельман делает на основании довольно общий теоретический вывод и даже формулирует социальный и политический прогноз относительно дальнейшего укрепления подрывных институтов, соответствующих весьма удручающих последствий:

«Пример политики регионального бюджетного регулирования говорит и о том, что «отравление» «подрывными» институтами способно повлечь за собой устойчивые негативные эффекты, если неэффективное равновесие отвечает интересам значимых акторов и у них отсутствуют стимулы к изменению статус-кво. Исходя из этой логики, следует полагать, что стремление российских властей к отказу от политической модернизации и к «замораживанию» сложившегося в 2000-е годы неэффективного равновесия в неформальном управлении теми или иными сферами грозит дальнейшим укоренением «подрывных» институтов. В долгосрочной перспективе такое развитие событий может вести к длительному институциональному упадку, преодоление которого со временем становится все более затруднительным. Возникает своего рода «порочный круг»: по мере укоренения «подрывных» институтов снижаются шансы и на эффективность «противоядия» им со стороны российского государства и общества. Поэтому трудно строить предположения о том, удастся ли в таких условиях социальному организму сегодняшней России рано или поздно выработать иммунитет к данным «отравлениям», либо вызванная ими болезнь «подрывных» институтов окажется неизлечимой для страны [Гельман 2010, с.20].

К оглавлению

3.4. Модель «мягких правовых ограничений» К.Рогова

Экономист и политолог К.Рогов назвал так свою модель по аналогии с известным термином Яноша Корнаи «мягкие бюджетные ограничения»[14], использованного им для описания фундаментальных особенностей социалистической экономики [Kornai 1992].

Концептуальное ядро модели К.Рогова состоит в следующем:

«Режим мягких правовых ограничений — это такой режим, где правила (писанное право) существуют не столько для того, чтобы они соблюдались, сколько для того, чтобы они нарушались; во всяком случае такие нарушения носят систематический характер […] Здесь существуют неформальные правила нарушения правил формальных, и это кардинально отличает описываемый режим от тех ситуаций, когда правила не соблюдаются в силу слабости институтов принуждения, как например, это было в России в первой половине 1990-х годов. При режиме мягких правовых ограничений государство не испытывает дефицита в средствах принуждения, а тот факт, что правила нарушаются в этой системе по определенным правилам, позволяет рассматривать ее как специфическую форму порядка (устойчивого состояния), который может даже в сознании общества в качестве общественного блага быть противопоставленным нерегулируемому, хаотическому нарушению правил» [Рогов 2010].

Как видим, К.Рогов также указывает на устойчивость режима нарушения институциональных правил, что роднит его модель с концепциями Полтеровича, Кордонского и Гельмана. Однако, то, что у Гельмана было болезненными подрывными институтами, вредящими основным формальным институтам, Рогов считает самой сутью сложившегося режима:

«Писанные правила создаются в этой системе для того, чтобы их можно было и имело смысл нарушать. То есть они создаются так, что соблюдение правил затруднительно и является существенной издержкой, в то время как возможность не соблюдать правило дает значительные конкурентные преимущества. Иными словами, правила в этой системе создаются так, чтобы стимулировать их нарушение[15]. В итоге вся жизнь описываемого социума строится как постоянный торг, который ведут его члены вокруг индивидуальных прав на нарушение определенных правил, каковое нарушение способно обеспечить им те или иные удобства и преимущества. Государство в лице бюрократической машины выступает в качестве своеобразного магазина, выдающего такие индивидуальные права на нарушение правил» [там же].

Весьма специфически здесь трактуются базовые интересы представителей власти:

«У каждого уровня власти есть право выдавать разрешение на нарушение определенных правил, и, разумеется, чтобы выдавать такие разрешения он должен иметь полномочия, чтобы карать их несанкционированное нарушение […] Уполномоченный бюрократический орган не следит за соблюдением правил, но именно карает их несанкционированное нарушение. Поэтому он не заинтересован в оптимизации регулирования и контроля; для него важно не минимизировать случаи и стимулы нарушения правил, но создать площадку торга вокруг их нарушения» [там же].

Данный режим, как оказывается, вполне эффективен с точки зрения интеграции общества и государства, формирования единой картины социального мира у элиты и массы, но также в весьма своеобразном ключе:

«Представление о тотальности нарушения правил — также важный элемент политической организации и политической легитимации описываемого порядка. Благодаря этому представлению верхние социальные этажи оказываются не противопоставлены нижним по признаку коррупции (в широком понимании), но как бы объединены с ними в рамках единой иерархии коррупционных возможностей. Поэтому постоянные разговоры о коррупции, обсуждение повсеместности коррупции практически не ведут к делегитимации установленной социальной иерархии и политического порядка, но скорее укрепляют его и служат, в итоге, целям пропаганды и легализации этого порядка как фактического и непреодолимого (в то время как легальный порядок начинает рассматриваться как надуманный и мнимый) [там же].

На этой основе К.Рогов выделяет три основных иерахических уровня, дает фактически свое определение политической элите как верхнему уровню иерархии:

«Изменчивость правил нарушения правил очень важна для формирования иерархической структуры управления, политической организации социума. Понятно, что в системе, где правила нарушаются, но правила нарушения правил меняются, наибольшими возможностями (властью) обладает тот, кто контролирует режим изменения правил нарушения правил. В результате, возникают три этажа системы:

1) те, кто торгуется за право нарушения правил (субъекты санкционированного/несанкционированного правонарушения),

2) те, кто выдает права на нарушение тех или иных правил (исполнительский уровень), и

3) те, кто контролирует изменения правил нарушения правил и таким образом контролирует и тех, кто правила нарушает, и тех, кто выдает права на нарушение правил (это политический уровень)» [там же].

Такой подход позволяет К.Рогову трактовать регулярно возобновляющиеся волны «борьбы с коррупцией» не как попытки реформирования режима, а как его внутреннюю органическую часть, причем, парадоксально, направленную на его поддержание и укрепление:

«Эта особенность режима мягких правовых ограничений объясняет, почему перманентная «борьба с коррупцией» также является элементом поддержания его устойчивости. Как и прочие системы контроля, «борьба с коррупцией» нацелена не на ее искоренение, но на поддержание в рабочем состоянии системы торговли вокруг правил нарушения правил; «борьба с коррупцией» является, по сути, регулятором санкционированной коррупции, принуждающим исполнительский уровень торговаться с высшим, политическим уровнем по поводу своих прав выдавать права на нарушение правил» [там же].

К.Рогов раскрывает природу устойчивости такого режима, апеллируя к естественному интересу единичного субъекта системы:

«Каждый субъект, получив определенные права на нарушение правил, а следовательно — и определенные относительные преимущества, оказывается не только равнодушен, но даже прямо не заинтересован в оптимизации или смягчении общих правил, ибо это привело бы к девальвации полученных им преимуществ и к потере сделанных им в ходе предшествовавшей торговли инвестиций. Это особенно важно, если мы рассматриваем экономические эффекты такого правового режима, и указывает на экономические механизмы институциональной ловушки режима мягких правовых ограничений» [там же].

Далее К.Рогов, следуя за К.Марксом и Я.Корнаи, раскрывает политико-экономическую природу режима, указывая на важнейшие структурные характеристики отношений собственности:

«Частная собственность имеет в рамках этой системы ограниченный характер: де-юре она существует, но общественного признания не имеет. Право собственности выглядит для общества частным случаем и результатом использования прав на нарушение правил, легализацией и капитализацией таких прав. Поэтому и утрата собственности в связи с утерей прав на нарушение правил выглядит в глазах общества вполне легитимной. В результате, собственность в этой системе, с одной стороны, управляется как частная, в том смысле, что номинальный собственник в праве присваивать доходы от распоряжения имуществом и распоряжаться ими, но при этом она может быть отчуждена не только в силу исполнения каких-то контрактных обязательств, но и в силу утраты прав на нарушение правил» [там же].

К.Рогов раскрывает особенности функционирования бизнеса в сложившемся режиме:

«Фирма может снижать за счет индивидуальных прав на нарушение правил административные и косвенные издержки, получать преимущество на рынке и, в результате, увеличивать свою прибыль по отношению к уровню реальной экономической эффективности. Логично предположить, что административные и косвенные издержки других фирм будут оставаться на достаточно высоком уровне, чтобы компенсировать выпадающие в связи со «льготой» первой фирме доходы (так, например, значительное количество налоговых льгот требует анонсирования базовой ставки на уровне выше необходимого, чтобы получить удовлетворительный уровень реальной ставки). Значит, прибыль других фирм окажется ниже возможной при заданном уровне экономической эффективности. Итак, в этой системе, во-первых, прибыль перераспределяется от одних компаний к другим за счет неравномерного распределения административных и косвенных издержек, а во-вторых, размер и динамика прибыли не отражают непосредственно уровень и динамику экономической эффективности фирмы» [там же].

Посредством весьма глубоких и остроумных рассуждений К.Рогов показывает, почему при такой системе бизнесменам весьма невыгодно инвестировать в развитие своего производства, в модернизацию и инновации, а гораздо выгоднее участвовать в коррупционных торгах по поводу преференций («лицензий на нарушение правил»):

«Инвестиции в покупку индивидуальных прав на нарушение правил — это инвестиции непосредственно в увеличение текущей прибыли, в то время как инвестиции в рост эффективности производства — это инвестиции в собственность, важнейшей характеристикой которой является ее отчуждаемость. Такая инвестиция выглядит значительно более рискованной не только потому, что вы инвестируете в будущую прибыль, которая будет получена тогда, когда права по распоряжению собственностью могут вам уже не принадлежать. Создавая фирму с большей отдачей от капитала, вы в целом повышаете риск отчуждения этой собственности и должны будете больше инвестировать в защиту своих прав на распоряжение этой собственностью. В то время как инвестируя в индивидуальные права по нарушению правил, которые не только увеличивают текущую прибыль, но и, как правило, не переходят автоматически вместе с отчуждаемой собственностью к новому владельцу, вы, напротив, снижаете риски отчуждения собственности. Чем больше прибыль фирмы зависит от эксклюзивных договоренностей владельца-управляющего, тем сложнее осуществить перехват управления, тем в большей степени фирма фактически «принадлежит» этому управляющему, и наоборот. Это и предопределяет относительные предпочтения в выборе между двумя стратегиями максимизации прибыли» [там же].

Общие экономические последствия действия такого режима вполне очевидны:

«В результате, этот механизм препятствует становлению полноценных прав собственности, снижает стимулы к инвестированию в эффективность производства (в особенности подавляет долгосрочные инвестиции), а также ведет к долгосрочному снижению эффективности фирмы и относительно более высокому уровню цен на рынке в целом.

Вполне в духе пессимистических взглядов на устойчивость институциональных ловушек (Полтерович), стереотипов ресурсного государства (Кордонский), подрывных институтов (Гельман) К.Рогов дает свой прогноз режиму, как достаточно устойчивому, но низкоэффективному, стагнирующему и лишенному перспектив развития:

«Поскольку механизм жестких бюджетных ограничений действует, эффективность фирмы не может стать отрицательной (во всяком случае, если мы говорим о средней фирме в рамках общей модели) — такая фирма разорится. В результате, этот «капитализм наполовину» имеет значительный потенциал самовоспроизводства и жизнеспособности при подавленных возможностях развития. Можно, наверное, сказать, что с точки зрения экономической эффективности он стремится к равновесию «немного выше нуля». Это и создает опасность того, что такое «сумеречное» состояние с подавленным потенциалом развития может поддерживаться довольно долго» [там же].

К оглавлению

3.5. Обобщение концепций

Каждая из представленных моделей достаточно адекватно и глубоко объясняет свой аспект действительности. Попробуем их соединить, выявить общий понятийный знаменатель.

Действительно, во всех концепциях участвуют субъекты (акторы) со своими эгоистическими (индивидуальными и групповыми) интересами, они занимают определенные формальные и неформальные позиции. С последними связаны:

а) правила взаимодействия,

б) ресурсы, а также возможности их получать, контролировать, обменивать и распределять,

в) предписанные позициями институциональные функции, цели и интересы.

Концепция Кордонского в данной понятийной системе предстает как апофеоз принципа перераспределения (редистрибуции) Й.Шумпетера, но с динамическим, пульсирующим паттерном. Субъекты, занимающие элитарные и более низкие позиции с преимущественным доступом к ресурсам, систематически соскальзывают с институциональных интересов (сбор, накопление, полезное для государства и общества использование ресурсов) к эгоистическим. Ресурсы расхищаются, что ведет к кризисам (жестким ресурсным дефицитам и их последствиям) и последующим волнам экспроприаций и репрессий, обновлению элит.

«Институциональные ловушки» В.Полтеровича и «подрывные институты» В.Гельмана выражают относительно устойчивую фазу «расхищения ресурсов» в модели С.Кордонского. Складываются режимы, выгодные всем участникам, позволяющие последним использовать свои позиции и преимущественный доступ к ресурсам для достижения эгоистических интересов. Поскольку данные феномены, по определению, далеки от достижения общественной пользы, для их функционирования необходимы особые «резервуары» доступных ресурсов. Таковыми являются бюджетные средства, расхищаемые через «распилы», «откаты» и прочие ухищрения, а также кошельки массового потребителя — населения и средства зависимого от властей бизнеса (взяточничество, покупка разного рода преференций, т.е. плата за доступ к ресурсам, монополизированным госструктурами). Пока оба этих резервуара достаточно полны, в структурном плане ничего не угрожает продолжению жизни и процветанию «ловушек» и «подрывных институтов».

Наиболее детализованной и рафинированной оказывается модель «мягких правовых ограничений» К.Рогова. В ней совмещаются обе шумпетеровские логики: перераспределительная (преференции доступе к ресурсам как основа «правил нарушения правил») и рыночная (для бизнеса, по крайней мере, среднего и малого, уже действуют жесткие бюджетные ограничения). Благодаря этому ресурсы не только расхищаются, но и худо-бедно производятся, что оттягивает наступление кризиса. Кроме того, благодаря гибкому режиму смены систем «правил нарушения правил» и соответствующим волнам «борьбы с коррупцией» политические элиты способны не доводить страну до глубокого кризиса, а жертвовать тем или иными акторами, их фирмами, бизнес-структурами, ликвидировать наиболее скандально расхищающие ресурсы государственные учреждения, удерживая всю систему «на плаву».

Ясно, что в такой модели все равно не остается места для подлинной модернизации и эффективных инноваций, но нет и скорого неизбежного скатывания к кризисам. Иными словами, такой режим предстает в макроситорическом плане как особого рода институциональная мегаловушка.

Означает ли все вышесказанное, что кризисы такому режиму уже не угрожают? Нет, пусть негативные тенденции замедлены и отчасти компенсированы, но они не исчезают. Поскольку новой элите придется иметь дело последствиями этих тенденций, необходимо раскрыть соответствующие механизмы — контуры деградации отдельных сторон социальной системы, сложившейся в современной России.

К оглавлению

Глава 4.

АНАЛИЗ КРИЗИСОГЕННЫХ МЕХАНИЗМОВ

1.4. Монопольно-перераспределительный контур

Здесь главным содержанием являются тенденции к огосударствлению экономики, подавлению конкуренции, внеэкономическим ограничениям для создания и развития новых бизнес-структур, для доступа на местные рынки, особенно, в региональном масштабе, что напрямую связано с гиперцентрализацией бюджетной политики, ростом объемов государственного перераспределения как механизма поддержания легитимности режима и власти, сохранения лояльности со стороны региональных администраций (рис.1).

Рис.1. Монопольно-перераспределительный контур.

Сюда же относятся известные эффекты «ресурсного проклятья»: привычка властей «заливать» неконкурентоспособные производства инвестициями, крайне низкая способность к контролю и снижению издержек, практика «социальных трансфертов» (тех же переделов, но уже не земли, а финансов) от эффективных отраслей к неэффективным, что препятствует накоплению капитала для технологического развития, и т. д.

К оглавлению

4.2. Контур инфраструктурной деградации

связывает гиперцентрализованную бюджетную политику авторитарного режима с неуклонным разрушением объектов инфраструктуры (ГЭС и атомные станции, тепловые станции и теплопроводы, нефтепроводы и газопроводы, железные дороги, линии электропередач, системы водоснабжения, городские коммуникации и т. п., рис.2).

Рис.2. Контур инфраструктурной деградации

Корневая причина неуклонной деградации инфраструктуры в постсоветской России вполне прозрачна. Ушли в прошлое эффективное партийное принуждение, страх и ответственность местных руководителей, достаточно строгая политика в отношении планирования, распределения фондов, финансирования реконструкции и развития объектов инфраструктуры (дорог, мостов, коммуникаций, энергетики и проч.).

Заменой этому должны быть эффективная политика местных избранных властей, обладающих достаточным бюджетом, опирающихся на поддержку местного бизнес-сообщества, всегда заинтересованного в развитии инфраструктуры. Такой замены не произошло. Ни достаточных ресурсов, ни значимых мотивов вкладываться в инфраструктуру у местных руководителей нет, за исключением кратких периодов после громких аварий, когда федеральные и местные власти обычно показывают судорожную запоздалую активность.

Отсутствие у правящей группы настоящей легитимности, чувства правоты, общественной поддержки принуждает ее опираться на лояльность бюрократии, в том числе, привластных финансовых структур, которые пользуются попустительством. Вместе с тем, стремление правящей группы захватить полноту контроля над финансовыми потоками в стране ведет к их гиперцентрализации, попадании в руки той самой коррумпированной и безответственной бюрократии.

Одновременно, лишаются финансовой самостоятельности местные правители, которым легче и важнее демонстрировать лояльность верховной власти, чем принимать ответственные решения, значимые для подведомственной территории и населения, прежде всего, по поддержке и развитию инфраструктуры. Таким же образом, сходят на нет крупные частные самостоятельные финансовые центры. Только при наличии уверенности в сохранении своих позиций и капиталов на далекое будущее, обладатели капиталов склонны вкладывать в восстановление и развитие инфраструктуры.

Хроническое недовложение средств ведет к спорадическим, все более частым авариям. Паттерн «вертикали власти» распространяет массовое недовольство не только и не столько на местных правителей, сколько на верховную власть в стране, что увеличивает страх правящей групп утерять власть и возобновляет действие контура.

Вновь обратим внимание на разницу с советской эпохой, причем, в пользу последней. У коммунистов в СССР как раз были и чувство собственной правоты, и способность строго карать руководителей разного уровня за безответственность, и солидная направленность именно на развитие инфраструктуры (как важной части «материальной базы коммунизма»), а не только на строительство экспортных газо- и нефтепроводов.

К оглавлению

4.3. Контур деградации социального капитала

Парадоксально, что основу данного контура составляет именно кольцо положительной обратной связи, увеличивающее социальный капитал — способность индивидов и групп к самоорганизации, созданию проектных коалиций на основе взаимного доверия и выполнению крупных социально-значимых проектов (белые блоки на левой стороне рис.3).

Рис.3. Контур деградации социального капитала. Сами по себе белые блоки, связанные в кольцо положительной обратной связи являются контуром роста социального капитала. Но важнейшие составляющие этот контур факторы угнетаются со стороны ветки факторов обеспечения полноты властного контроля (заштрихованные блоки справа). В результате положительные обратные связи в первом кольце действуют по принципу «чем меньше, тем меньше», т.е. к деградации социального капитала.

Рост социального капитала коалиций и успех соответствующих масштабных, социально-значимых проектов всегда ведет к значимым политическим следствиям — росту общественного веса, влияния лидеров и групп, распространению духа уверенности в себе, самостоятельности, независимости от власти, формирования новых центров силы и проведения ими своей политики.

Все это не может оставить равнодушными властные группировки, не чувствующие уверенности в собственной легитимности и способности выигрывать в формальной и публичной политической борьбе. Зато у них в руках остаются мощные силовые и административные козыри, контроль над правоохранительными органами. Соответственно, активизируются стратегии и практики устрашения, захвата собственности, сфабрикованных уголовных преследований.

Незапланированными, но непременными следствиями становятся, во-первых, распространение, усиление структур и практик устрашения, рейдерства, во-вторых, массовая смена мотивации и жизненных стратегий: теперь «опасно высовываться», зато «надо быть в обойме».

Распространение получают теневые клики, коррупционные структуры и сети. В этой ситуации доверять можно только «своим»[16]. Доверие ко всем «чужим» (не связанным в структуры коррупционного обмена) резко падает[17]. Способность индивидов и групп к самоорганизации ради разработки и осуществления крупных социальных и бизнес-проектов стремится к нулю, что означает резкое снижение социального капитала, отсутствие таких проектов и опыта участия в них, пренебрежение символами, ценностями, идеалами общественного развития и благого дела, формирование, распространение циничных и коррупционных установок у вступающей во взрослую жизнь молодежи[18].

Ситуация усугубляется позицией политических элит. «Так, у позиционных элит России - элит, занимающих ведущие посты в различных органах управления, структурах бизнеса, системах массовых коммуникаций, сегодня отсутствует идея последовательной деэтатизации, высво бождения потенциала общественных инициатив и самоорганизации как единственной возможности дифференциации общества и движения страны. Напротив, основной идеологической составляющей ориентаций практически любых групп элиты является ясно выраженный, прокламируемый этатизм. Поэтому ни у кого из них фактически не удается обнаружить идеи социального многообразия, самодостаточности и функциональной автономии различных общественных сил и форм, которые в их наличном богатстве и динамике взаимоотношений, собственно, и составляют «общество» в строгом смысле слова. Если же они и обнаруживаются, то в зачаточном виде, как крайне слабые и неотрефлектированные» [Гудков, Дубин, Левада 2007, с.203].

С вышесказанным связано весьма низкое доверие представителей малого и среднего бизнеса к власти и чиновничеству, как на федеральном, так и на региональном уровне[19].

К оглавлению

4.3. Контур деградации человеческого капитала

объединяет факторы роста социальной напряженности и протестного поведения с факторами деградации «человеческого капитала» страны (от предприимчивости и профессионализма до здоровья и репродуктивной способности).

Человеческий капитал включает наряду с уровнем образования и квалификации также здоровье, энергию, инициативу, способность к лидерству и сотрудничеству. Все эти качества либо подкрепляются, либо угнетаются окружающей социальной средой, главными структурными компонентами которой являются обеспечивающие сообщества и институты, воздействующие на индивидов, главным образом, через серии ритуальных действ. Последние же во многом определяют принимаемые индивидом символы, фреймы, идентичности и поведенческие установки.

Ухудшение вышеуказанных качеств и деградацию человеческого потенциала, включая нежелание по-настоящему учиться, а также алкоголизацию и наркотизацию молодежи, вызывают следующие сквозные характеристики личностно-значимых ритуалов:

· чувства социальной фрустрации, отсутствия перспектив, безнадежности;

· ощущение непреодолимых разрывов в доходах, классовой пропасти (гламурная жизнь на телеэкране и в глянцевых журналах при ежемесячной нехватке денег на пропитание семьи);

· надежды на ренту — доход от занимаемой позиции, безразлично к усилиям, квалифицированности и эффективности труда.

Как известно, важнейшим фактором социальной напряженности является не сам уровень жизни, а видимый громадный разрыв, воспринимаемый как несправедливый и безнадежный (т. н. относительная депривация). Вряд ли можно утверждать, что уровень жизни беднейшей части российских граждан более низок, чем средний уровень в СССР 1950-60-х гг.[20] Но тогда у людей, живших в бараках, подвалах и коммуналках, обычно без какой-либо бытовой техники (кроме радиоприемника и утюга), преобладали не протестные, а весьма оптимистичные, жизнеутверждающие и лояльные к власти настроения. Видеть же рядом богатство и роскошь, до которых, сколько ни трудись, не дотянешься, — вот основная причина назревающей социальной напряженности (рис.4).

Рис.4. Контур деградации человеческого капитала.

Эти факторы, с одной стороны, поддерживают отчуждение личности от государства, массовое укрывательство доходов и увеличение сектора теневой экономики, с другой стороны, напротив, — ставку на иждивение и «сильное (читай, авторитарное) государство», которое прижмет богатеев и наградит беднейших[21].

Любопытно, что оба эти, казалось бы, противоположные следствия работают на один и тот же фактор — дальнейший рост влияния и активности чиновничье-силовой олигархии, гиперцентрализации бюджетной политики, запускающих рассмотренные ранее фискально-коррупционный и монопольно-перераспределительный контуры.

Социальная фрустрированность вкупе с широко известной незащищенностью собственности и низким уровнем профессиональной отдачи из-за бремени поборов существенно воздействует на массовую психологию[22], на ставшее привычным, но крайне нездоровое отчуждение между населением и государственной властью[23].

Выделим такую переменную, как конкурентно-рыночная направленность в деятельности и саморазвитии личности. При ее высоких значениях человек стремится стать профессионалом, активно ищет нишу для реализации своих способностей, ориентируется на рынке труда, способен к инновациям и готов к самоизменению. При низких значениях этой переменной (депрессивно-иждивенческий и люмпенский типы) человек наотрез отказывается учиться и переучиваться, накапливает обиду и агрессию, в молодости легко поддается влиянию леворадикальных, националистических и даже фашистских идей, в зрелом возрасте склонен к ностальгии по «прошлому величию», легко подвержен болезням или алкоголизму.

Как едко пишет Лев Гудков: «Дело не в самом усилении традиционализма, а в том, что он представляет собой одну из версий общественной примитивизации, понижающей структуры идентичности, заметной в самых разных сферах — от сентиментального желе масс-медиальной попсы до зависти и злобы в отношении "олигархов", до пустоты идеологии утраченного национального величия, сохранившейся лишь как предмет эксплуатации политтехнологов и электорально-партийных пиаровцев» [Гудков 2004, с. 9-10].

В наших столицах и крупных промышленно-торговых центрах есть слой достаточно активных и адаптирующихся к рынку труда 20-35-летних молодых людей[24], но в целом ситуация представляется весьма плачевной[25]. Побочные массовые следствия низкой конкурентно-рыночной ориентированности — алкоголизм[26], наркомания, криминализация, рост экстремизма, девиантное поведение, плохое здоровье, высокий уровень смертности [Коротаев, Малков, Халтурина 2005; Россия и россияне..2008 гл. 30-31].

Все эти явления изымают человеческий ресурс из экономики и увеличивают нагрузку на государственные службы, в конечном счете — на бюджет. Разумеется, значительные выделяемые из бюджета средства на социальные нужды в условиях «приватизированного государства» не избегают «распилов». Таким образом, социально-антропный контур смыкается с фискально-коррупционным.

Итак, общий динамический контекст для формирования новой элиты предстает, если не безнадежным, то весьма удручающим. Однако понимание существа надвигающихся угроз и проблем — это уже немало. В следующей главе будут эскизно представлены приоритетные подходы к институциональному развитию, призванному блокировать (а в идеале — развернуть вспять) представленные выше кризисогенные тренды. Фактически речь идет и о создании условий для формирования новой элиты и о ее будущих задачах.

К оглавлению

Глава 5.

ПРИНЦИПЫ И СТРАТЕГИИ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

5.1. Новая формула национального достоинства

Что означает чувствовать себя достойно и жить в достойной стране? Это значит деятельно участвовать в общенациональном развитии по направлению к следующим целям и ориентирам:

· Каждая семья имеет свое жилье, молодые семьи способны купить жилье в кредит; многие имеют собственные дома на собственной земле;

· Все крупные и средние города связаны скоростными магистралями, а райцентры и поселки — асфальтовыми дорогами; есть повсеместный доступ к электросетям, газовым сетям и Интернету;

· Россия — благоустроенная, безопасная страна, предоставляющая комфортные условия для всех гостей: туристов, учащихся, приезжающих по научному и культурному обмену, предпринимателей, инвесторов и т. д.

· Вывоз сырья сокращается, с каждым годом растут мощности по его переработке на территории России;

· Утечка мозгов резко сокращается или вовсе прекращается, поскольку в России созданы материальные и социальные условия для поддержки талантливых ученых и инженеров, растет экспорт и мировое признание продуктов их творчества;

· Российские государственные институты, особенно, суды, местные и центральные власти в отношении честности, неподкупности, эффективности, вниманию к нуждам граждан не уступают по качеству европейским;

· Российские граждане, по крайней мере, подрастающие поколения, стремятся не только и не столько к обогащению, сколько к получению хорошего образования и квалификации, отличаются честностью и ответственностью, деятельной заботой об окружении.

Даже эти «приземленные» задачи выглядят практически неосуществимыми в современной России. Ни созданием концепций, государственных программ, особых ведомств, ни выделением средств, ни пропагандой, ни принуждением делу не поможешь. Но ничего не получится и «само собой», как о том мечтают те из либералов-западников, которые кивают на 300 лет полива и подстрижки английского газона. Нужен иной подход.

К оглавлению

5.2. Условия эффективных ответов элиты на вызовы

Наличие в референтных странах внешних примеров национального успеха — это традиционная для России со времен даже не Чаадаева и Петра I, а Алексея Михайловича «оглядка» на Европу. Позитивный эффект такой ориентации подорван известным феноменом самоисполняющегося пророчества. Настолько широко распространена уверенность, что «на нашей почве ничего хорошего из этого не получится», что так оно и происходит.

Только в Москве и Санкт-Петербурге стали появляться индивиды и группы (как правило, из верхнего слоя среднего класса) с резонной установкой: «почему, собственно, не пытаться здесь, в нашем городе, создавать, отстаивать такой же разумный порядок, как, например, в городах Германии?». Сходные подвижки есть и в некоторых городах-миллионниках (Екатеринбург, Нижний Новгород, Новосибирск). В целом, уже есть что развивать и объединять, выстраивать сетевые, информационные связи между группами самоорганизации, в том числе, протестного характера.

На этапе перехода к мирной полиархии уже возможно подключение к энергетическому подъему самих центров силы, всегда имеющих то или иное представительство в государственных структурах. Соответственно, следует рассматривать факторы роста эмоциональной энергии уже на стороне государства.

Наличие ближайших примеров громкого успеха либо в недавнем прошлом страны, либо у референтных соседей. В богатой мировой истории можно найти многое, в том числе и такие примеры. Важно сделать их фактом общественного сознания, частью идеологии хотя бы некоторых лидеров и центров силы.

Амбициозный лидер с командой сподвижников и идеологией — если появится полиархия, то будут и лидеры со сподвижниками. Обеспечение их идеологией (надъиндивидуальными символами, высшими ценностями) — дело интеллектуальных групп.

Вероятно, грядущий политический кризис, становление полиархии и новые «правила игры» приведут к делегитимации и устранению значительного числа прежних ведомств и учреждений, либо, как минимум, приведут к резкому сужению коррупционных возможностей, к существенному повышению требований к эффективности и профессионализму работы чиновников, к тому, что государственная служба перестанет быть «кормушкой».

В этой ситуации и появляется большое количество депривированных претендентов, в том числе, активных молодых сподвижников новых лидеров полиархии. Новая сложная задача — создание автономных, негосударственных коммерческих и гражданских структур со своими «социальными лифтами», но уже не по параметрам лояльности, вхождения в структуры и сети коррупционных обменов, а по параметрам репутации, эффективного выполнения задач и функций.

Широкий взгляд правящей элиты на проблему, готовность не только действовать по устранению ее причин, но и провести существенные структурные изменения для защиты от подобных неприятностей в будущем, направленность ответов государства и общества на институциональные реформы — все это во многом зависит от интенсивности и уровня общественных дискуссий, от включенности в них интеллектуальных групп и сообществ.

Наличие достаточно большого репертуара стратегий переговоров и сотрудничества правящей элиты с влиятельными группами населения, в том числе, протестными. Множественность центров силы, разнообразие их социальной поддержки уже дают значительный репертуар переговорных стратегий. При закрытии политики они останутся втуне и угаснут, но при переходе к открытой политике и институционализму резко активизируется борьба как за поддержку бизнес-сообщества (партийных спонсоров), так и больших групп населения (избирателей).

Достаточно гибкая институциональная среда для становления и укрепления новых эффективных структур. Гибкость среды обеспечивается разгосударствлением, беспрепятственными возможностями создания новых некоммерческих организаций, фондов, бизнес-структур и их объединения на основе общих интересов. Даже в рамках государственных ведомств и учреждений есть широкий разброс в плане институциональной гибкости.

Привычная для России гиперцентрализация с мизерной автономией низовых подразделений, преимущественно вертикальными потоками указаний и отчетности, фактической безответственностью бюрократии, ее закрытостью от общественного контроля — это апофеоз институциональной ригидности.

Совсем иные возможности для развития представляют государственные структуры с высокой степенью автономии, богатыми горизонтальными связями и тесными отношениями с окружающим сообществом (community), но и с полнотой ответственности за выполнение поставленных задач.

Наличие доступных образцов новых институтов и практик, достаточного числа подготовленных чиновников и специалистов для развертывания новых структур. Пожалуй, это один из самых труднопреодолимых пунктов. Европейские и американские образцы есть, но они, как правило, воспринимаются в качестве принципиально недостижимых. Надеяться можно на рост числа студентов, обучающихся за рубежом, получающих там опыт работы и возвращающихся в Россию на значимые позиции в государстве, муниципальном управлении, социальной сфере и бизнесе. Включение России в общеевропейские программы студенческих обменов, стажировок, обучения старшеклассников в течение 1-2 лет в другой стране также даст хороший эффект.

Порядок распределения ресурсов таков, что порождает надежды, перспективы продвижения в широких слоях государственного класса и общества. Вообще говоря, это чуть ли не важнейший аспект пресловутых институциональных реформ. Речь должна идти о государственной защите честной конкуренции между фирмами (кто эффективнее работает, тот больше получает), о стимулирующем, а не подавляющем налогообложении, особенно, для перерабатывающих, высокотехнологичных, инновационных компаний, о стимулировании эффективной работы самих чиновников (не коррупционный доход от «приближенных», получивших монопольные преференции фирм, а легальные ощутимые награды за развитие и расцвет на вверенном участке), наконец, о становлении независимого профсоюзного движения, защищенного законом и судами, что приведет к прекращению занижения зарплат и нынешнего диктата внутри организаций частного бизнеса.

К оглавлению

5.3. Необходимые изменения в символической сфере

Важное условие успеха институциональный реформ — новые институты и практики в какой-то мере отвечают глубинным стереотипам влиятельных групп и элит: фреймам и символам как основаниям мировоззрения. Данная характеристика крайне важна для подъема эмоциональной энергии, которая всегда аккумулируется вокруг высших ценностей и святынь. Для российского менталитета последние хорошо известны и распадаются на два главных комплекса:

1. Величие России — Порядок — Твердая Рука — Сильная Власть — Сильное Государство (Держава) — Все на Благо Отечества — Люди для Государства — Справедливость как Распределение по Службе — главные национальные преимущества — Могучая Армия, Правая Вера, Территория и ее Богатые Ресурсы -– Единоначалие — Особый Путь — Святая Русь — Православие — Соборность — Духовность; Прогресс через Принуждение, через Мобилизацию Всех Сил и Ресурсов — Жизненные Тяготы — Многотерпение в Отношении к Государственному Принуждению и Насилию;

2. Россия как Европейская Страна — Гражданские и Политические Свободы — Демократия — Права Человека — Защита Личности — Защита Собственности — Государство для Людей — Справедливость как Выполнение Закона, Равного для Всех, главные национальные преимущества — Высокая Культура, Образование, Наука, Творчество, Таланты — Толерантность — Веротерпимость — Прогресс через Освобождение — Жизненный Комфорт — Нетерпимость к Ущемлению Интересов и Государственному Насилию.

Как известно, согласно множеству социологических исследований и электоральному поведению, ко второму полюсу склоняются примерно 15-20% населения (правда, наиболее молодых и образованных горожан), тогда как остальные 80-85% поддерживают, скорее, символы и ценности первого списка.

Перед интеллектуалами из первой группы встает сложная и масштабная задача конструктивной аксиологии[27].

С одной стороны, как научиться таким образом подавать новые институциональные структуры и практики, чтобы они не противоречили, а лучше — подкрепляли символы и ценности первого списка.

С другой стороны, давать убедительные новые толкования наиболее общим и глубоко укорененным символам (что такое «Величие», «Благо Отечества», «Сильное Государство»), дискредитировать, развенчивать, высмеивать неприемлемые для новых конституционалистских структур и практик ментальные стереотипы, особенно, связанные с оправданием неправого насилия, неравенства перед законом, захвата собственности, нарушения прав и свобод, монополии идеологии или религии и т. п.

К оглавлению

5.4. Интерпретация принципов позитивной реинтеграции А.Аузана

Наша стратегия во многом пересекается со стратегией позитивной реинтеграции, разработанной группой отечественных экономистов СИГМА [Взаимодействие государства, бизнеса и общества… 2009]. Экономистами были сформулированы пять основных принципов, основанные на довольно долгом опыте проб и ошибок в попытках институциональных изменений. Эти принципы представляются социологически вполне резонными, попробуем осмыслить их как требования к трансформации обеспечивающих сообществ и институтов.

«1. Принцип «включенного третьего». Решение любых вопросов в прямом двустороннем взаимодействии власти и бизнеса (или власти и общества, или общества и бизнеса) приводит к распределительным сговорам за счет третьей стороны. Поэтому всегда необходимо подключать эту третью сторону, причем тем больше, чем острее, «конфликтнее» решаемый вопрос» [там же, с. 34].

Обновленные сообщества и институты призваны обеспечивать индивиду социальное положение, безопасность и основной доход на основе правил, задающих взаимовыгодные связи между государством, бизнесом и населением.

«2. Принцип «кооперация плюс конкуренция». Без специальных правил взаимодействия государства, бизнеса и общества во всех этих средах начинают действовать механизмы ухудшающего отбора, которые приводят к тому, что преимущество получает недобросовестный участник (чиновник, работающий «для галочки», предприниматель, приближенный к власти, потребитель-экстремист и т. д.). Во избежание этого эффекта в оценке деятельности сектора должны принимать участие потребители услуг этого сектора, для чего, в свою очередь, нужна соответствующая мотивация через поддержку взаимного спроса и предложения» [там же, с.35].

Каждый акт оценки деятельности является значимым ритуалом для субъекта этой оцениваемой деятельности. Сама оценка всегда зависит от того, кто оценивает. Если в состав оценивающих входят «потребители услуг», испытывающие на себе результаты оцениваемой деятельности, то учет их интересов, забота о них с течением времени непременно войдут в ментальные установки субъекта этой деятельности, что полностью отвечает заданной направленности трансформации менталитета. Систематическое включение «потребителей услуг» в практики оценивания всегда является значимым институциональным изменением, а также существенно расширяет обеспечивающие сообщества для обеих сторон.

«3. Компенсация усилий коллективного действия. Общественные интересы не работают автоматически: нужно сделать так, чтобы бизнесу и обществу было, как минимум, не убыточно налаживать рынок, чтобы все издержки, с этим связанные, могли быть покрыты. Кроме того, нужен субъект (организация или объединение), который будет занят продвижением общественного интереса. Соответственно, необходима поддержка таких субъектов и поиск работающих схем для покрытия издержек коллективных действий» [там же].

Малые инициативные группы часто возникают спонтанно и в течение многих лет могут работать бескорыстно, получая лишь моральное и социально-психологическое вознаграждение (чувство приобщения к высоким идеалам и значимым сообществам). Однако во многих местах, где им надо бы возникнуть, они не возникают. Кроме того, при расширении участия и смене поколений наблюдается в лучшем случае веберовский эффект «рутинизации харизмы», а в худшем — распад группы и прекращение соответствующих практик. Императив компенсации коллективного действия направлен как раз на систематическое материальное подкрепление (всегда имеющее статусный аспект).

«4. Компенсационные сделки. Речь снова о бюрократии. Действия, в результате которых чиновничество заметно потеряет в доходах, заведомо обречены на провал. Поэтому, меняя правила игры, нужно создавать для бюрократии альтернативные возможности. Причем эти компенсационные сделки отнюдь не обязательно должны носить характер денежного «откупа»: возможно возмещение статусом, профессиональным ростом и т. д.» [там же].

С учетом значимости горизонтальных договоров, пактов, а не «полной и окончательной победы», с данным принципом следует согласиться. Действительно, издержки компенсации имеют разовый экономический характер и они существенно ниже долговременных политических издержек конфронтации и преодоления реванша обиженных.

«5. Инфорсмент (правоприменение). Закон не начинает работать с момента его официального вступления в силу — его еще нужно заставить работать, изменить стереотип массового поведения. Для этого применяются разные инструменты, от судебных прецедентов до социальной рекламы в СМИ, от дискуссий в научных сообществах до тренинговых программ для чиновников, предпринимателей и гражданских активистов на местах» [там же, с.36].

Известна трудность вовлечения в новые формы институционального взаимодействия, которые часто противоречат сложившимся габитусам. Инфорсмент как систематическое привлечение и принуждение к выполнению законов предполагает целенаправленную институционализацию новых форм через использование обратной связи (мониторинг) и систематические ритуальные действа с отрицательным и положительным подкреплением. Необходимость таких практик сомнений не вызывает, но опять встает вопрос субъектности — кто и зачем, собственно, это будет делать?

В перспективе, речь должна идти, разумеется, и об освобождении России от известной и давней гиперцентрализации налоговых сборов с последующими субсидиями регионов, о перенаправлении значительной части налогов с местного бизнеса в местные же бюджеты.[28]

Такая реформа вкупе с актуализованным антимонопольным законодательством кардинальным образом изменит отношение региональных властей к местному бизнесу. Выгодным для региональной администрации станет не существование в каждой сфере одной-двух «своих», послушно «делящихся» и пользующихся монополией компаний, а конкуренция множества фирм, бурное развитие бизнеса, снижение цен, рост привлекательности городов для бизнеса и населения, активное строительство и т. д.

Разумеется, следует принимать во внимание местную специфику, прежде всего, особенности власти и бизнеса в городе, регионе, характер их взаимодействия. Неплохой структурирующий инструмент предложили О.Бычкова и В.Гельман (табл. 1).

Таблица 1. Локальные режимы в российских городах: типология взаимодействий власти и бизнеса [Бычкова, Гельман 2010].

Тип власти в городе/ Тип бизнеса в городе	Слабый бизнес (разобщенные бизнес-группы)	Сильный бизнес (сконцентрированные бизнес-группы)
Сильная власть (сплоченная администрация)	«государство-хищник» (predatory state)	«взаимные заложники» (mutual hostages)
Слабая власть (разобщенная администрация)	«политика невмешательства» (laissez-faire)	«поиск ренты», «захват государства» (rent seeking / state capture)

Оптимальным вариантом представляется паритет сильная власть – сильный бизнес (некий аналог полиархии, столичные города, г.Пермь отчасти приближаются к такому типу).

Остальные варианты закрепляют патернализм и подданническую политическую культуру, с тем отличием, что в структуре «сильная власть / слабый бизнес» ренты ждут от местной администрации (вероятно, такова ситуация в большинстве российских крупных городов), в структуре «сильный бизнес / слабая власть» — от хозяина местного градообразующего предприятия (пример — г.Череповец), в структуре «слабая власть / слабый бизнес» (мелкие города, рабочие поселки, периферия) — от федерального центра.

Рост местных бюджетов, полученных не из центра, а от местных налогов, увеличит возможности, самостоятельность, авторитет местной власти, повысит общественную значимость руководителей местного бизнеса, т.е. приблизит города и регионы к оптимальной структуре паритета.

Резкое «сокращение дистанции» от места накопления к месту потребления существенно сократит масштабы коррупции («распилов» и «откатов»), радикально изменит мотивацию и поведение значительной части бюрократии[29].

К оглавлению

5.5. Социально-динамические принципы
институциональных изменений

Принцип открытой состязательности в достижении и улучшении рентных позиций состоит в том, что в новом институциональном порядке за государственный заказ, за право распределения ресурсов, например, городской земли, за должность и т. п. нужно будет соревноваться в открытом состязании по общеизвестным формальным правилам.

Принцип делегитимации закрытых неформальных сговоров говорит о том, что начальственные решения, принятые келейно, без открытого обсуждения с привлечением представителей заинтересованных сторон, лишаются общественной поддержки, законной принудительной силы.

Соответственно, каждый тип общественно значимых решений (о распределении местного бюджета, о правилах торговли, о городской застройке, об охране среды, о молодежной политике, о митингах и демонстрациях и т. д.) должен быть обеспечен правилами — условиями общественной легитимации. Разумеется, это делает необходимым демонополизацию медиа-рынка, обеспечение независимости прессы от властей, от цензуры.

Принцип личной ответственности чиновников за решения, действия и бездействие с учетом внешней оценки[30]. Анонимность и круговая порука — давний и надежный способ защиты бюрократии от любого внешнего контроля. Однако эффективность и ответственность решений повышаются только при наличии обратной связи: решение → результаты решения для определенного сектора общества (бизнеса, территории, социального слоя, группы) → оценка качества решения представителями этого сектора → следствия для карьеры автора решения[31].

Вечно буксующая борьба с коррупцией (особенно, «распилами» и «откатами») принесет плоды только тогда, когда «в игру» будут включены представители «страдающей стороны» — всех тех, кто мог рассчитывать на поддержку, но остался «за бортом» коррупционных каналов (связь с принципом «включенного третьего»).

К оглавлению

5.6. Как использовать теорию динамики коллегиальной власти
в современной российской ситуации?

Согласно современным концепциям развития политических институтов [Collins 1999; Пшеворски 2000; Розов 2008] важным фактором требуемых изменений является самоорганизация и сплочение держателей ресурсов, начиная от представителей крупного, среднего и малого бизнеса и вплоть до «простых людей» — собственников квартир, дач, гаражей и автомобилей.

Кроме понятного противодействия со стороны власти (с атомизированными собственниками легче управляться), нет серьезных препятствий для самоорганизации, роста политического самосознания уже сейчас, не дожидаясь очередного падения нефтяных цен и фискального кризиса. Такого рода ассоциации как местного, так и общенационального масштаба могут быть созданы бизнесменами для простой цели — препятствовать рейдерству, шантажу налоговых органов, обеспечить, наконец, безопасность своей собственности, семьи, личности, причем, не за границей, а на своей Родине[32].

Тут перед каждым возникнет принципиальная альтернатива: либо обезопасить лично «себя любимого» путем «связей» — с местными чиновниками и силовиками, отдавая им определенную мзду, что в России привычно, либо объединиться с товарищами (не в советском, а в добром старом купеческом смысле) и отстаивать свои права, заключать договоренности с властью, фиксируя их в формальных правилах, призванных действовать долгое время и невзирая на лица.

В России такое непривычно, но в общественном дискурсе эти идеи уже известны и получают признание, достаточно глубоко прорабатываются, подвергаются апробации (см.: [Аузан 2005; Взаимодействие государства, бизнеса и общества 2009]).

Эффективность преодоления кризисных явлений во многом зависит от достигнутого уровня общественного согласия, от поддержки принимаемых мер разными группами бизнеса и населения, от их ответных стратегий. Растущие протесты надо направлять не в сторону патернализма («власть — дай денег!»)[33], а в сторону усиления гражданских институтов (независимых профсоюзов, правовой защиты, ответственности властей и т. д.), расширения участия в управлении и, главное, обеспечения реальной ответственности власти перед обществом.

К оглавлению

5.7. Переключение политической динамики

Исторический опыт России свидетельствует, что основная направленность действий наиболее активных акторов во время кризиса нередко имеет агрессивный и конфронтационный характер (подавить, свергнуть, уничтожить врага).

Особенно это касается власти, в которой преобладают охранительные настроения, и радикалов из оппозиции, которые видят шансы в повышении своего влияния только при эскалации насилия. Шовинисты и националисты в России, как правило, в конце концов, встают на сторону власти, либо наиболее жестоких, авторитарных лидеров.

Опасность конфронтационного пути развития кризиса необходимо постоянно учитывать и всеми силами предотвращать. При назревании кризисных явлений, соответствующем росте напряженности и конфликтности в обществе единственной альтернативной насилию являются переговоры.

Встает ключевой вопрос: с чего это вдруг власть начнет с кем-то договариваться, вообще разговаривать, когда в ее руках все рычаги принуждения и устрашения? Теоретический ответ на этот вопрос давно известен: требуется существенный рост «переговорной силы» для держателей ресурсов и политической оппозиции.

Почему она так мала? Потому что верховная власть в России, начиная с 2003 г., показала себя способной отобрать у любого российского гражданина или резидента любые материальные ресурсы, причем, особенно это стало касаться тех, кто поддерживает «несистемную» (т. е. не марионеточную) оппозицию.

Держатель ресурсов — сильный переговорщик только тогда, когда не боится вскоре после переговоров потерять все свои ресурсы.

Оппозиция становится сильным переговорщиком, когда имеет разветвленные организационные структуры, когда на ее стороне общественное мнение, соответственно, какая-то часть СМИ, когда она способна на значительные политические и общественные акции, а для всего этого, увы, требуются материальные ресурсы.

Позитивный ход событий станет возможным, а затем реальным и наиболее вероятным тогда, когда резко снизится или исчезнет страх бизнесменов, главных редакторов газет, руководителей телевизионных каналов поддерживать те политические силы, группы, лица, которые считают нужным поддерживать[34].

Такой императив диктует следующие этапы действия общественных и политических сил, ориентированных на прекращение стагнации и деградации:

· прекращение, ограничение откровенной антирежимной уличной пропаганды с провоцированием насилия, по крайней мере, до тех пор, пока не будут закрыты все иные каналы гражданской активности, возможности коммуникации с госструктурами, пока массовые настроения не изменятся в сторону поддержки мирных акций протеста и участия в них;

· поддержка создания локальных сообществ по решению местных социальных проблем;

· отслеживание, мониторинг, обобщение препятствий административного, политического, правового характера по отношению к этой деятельности; сетевое, организационное объединение локальных сообществ, переориентировка их на институциональные преобразования, устраняющие выявленные препятствия;

· создание групп представительства этих сообществ и сетей на региональной и федеральном уровне; вступление в переговоры с органами законодательной, исполнительной и судебной властей относительно стратегий и условий необходимых институциональных преобразований; одновременное обсуждение условий, позволяющих снизить страх утери власти, достижение компромиссов; при неудаче — демонстрация широты общественной поддержки (опять же, без провокаций на применение насилия), наращивание мирного давления, возобновление переговоров и т. д.

· Защита частной собственности, инвестиций, также является необходимым условием для выбора центров силы стратегий переговоров, а не стратегий подавления. Акторы с незащищенной, «подвешенной» собственностью всегда будут сплачиваться вокруг одной политической силы, в которой видят наибольшую гарантию безопасности именно своей собственности, причем, остальные интересы отходят на второй и третий планы. Если же собственность надежно защищена, то возникает пространство сложного переплетения интересов и потенциальных альянсов, ведущих к предпочтению переговорных стратегий.

· Таким образом, развитие малого и среднего бизнеса, а также неуклонная пропаганда и последовательная политика по защите собственности, создают базовые условия для мирного исхода политических кризисов, сужают возможности для восстановления авторитаризма или диктатуры, увеличивают вероятность становления полиархии — пакта элит.

· К оглавлению

5.8. Проблема повышения ответственности элит:
значимость общественной репутации

Согласно упрощенной концептуальной модели, ответственность элит (включающей сейчас государственную бюрократию высшего и среднего уровней, руководство силовых структур и крупный, средний бизнес) растет вследствие высокой тревожности (страха перед беспорядками, опасения за положение и собственность) и/или высокого принуждения (жесткого устрашающего контроля «сверху»).

При наличии этих фундаментальных условий видимая функциональность и эффективность «авторитарных откатов» в российской истории как раз и состоит в «игре» на этой тревожности, в «утилизации» всплеска ответственности у испуганных внутренними мятежами и внешней агрессией элит, превращения их в практики «государственного служения» — в дисциплинировании самих элит устрашающим принуждением.

Секрет успеха мирной полиархии как субъекта особой, исторически экстраординарной «либерализации», таким образом, состоит в замене привычных для российских элит стимулов ответственности.

Голая погоня за наживой отнюдь не является всегда присущей и субстанциональной чертой жизненной мотивации элитарных индивидов и групп. Как и в других социальных слоях, глубинными стимулами здесь являются сохранение и улучшение позиций в обеспечивающих сообществах, референтных группах и институтах, соответствующие эмоциональные вознаграждения в сериях ритуалов, роли в которых соответствуют внутренней идентичности.

Погоня за наживой, коррупция распространяются в тех условиях, когда именно уровень доходов и престижное потребление становятся главными факторами для поддержания и повышения статуса (достоинства) члена элиты среди значимых для него, соответственно, также элитарных, групп и сообществ.

Что же можно предложить взамен? Эти рецепты хорошо известны: репутация в круге «своих», публичный статус (слава, почести, деловая репутация) в общественном пространстве и соответствующих ритуалах, служебный рост, гарантии достойного для достигнутого статуса благосостояния до глубокой старости.

Поскольку ответственность элит является краеугольным камнем в государственном и общенациональном успехе, снижение сугубо принудительных институтов и практик тут же должно быть компенсировано социальными структурами и практиками, обеспечивающими вышеуказанные альтернативные стимулы для поддержания и повышения ответственности. Что же это за структуры и практики?

Речь должна идти об институтах, обеспечивающих сообществах и значимых социальных практиках (ритуалах). Репутация честного чиновника (бизнесмена), не участвующего в коррупции, профессионального и эффективного в своем деле, возникает и растет только при появлении такого рода сообществ круга приличных людей, куда лентяи, ловкачи, циники, равнодушные к развитию своего региона, тем более, взяточники, «пильщики», «откатчики» и «кидалы» не вхожи.

Ритуалы публичного награждения, госслужащих, представителей бизнеса, различных социальных сфер, действительно много сделавших для своего города, района, региона, их пропуск в более высокие сферы контактов, — традиция давняя, а если награждаемые того достойны, то крайне важная для мотивирования членов элиты, подрастающих поколений.

Перспективы служебного роста для чиновников, роста формального статуса для бизнесменов становятся реальными только при увеличении спектра институциональных иерархий. Всевозможные фонды, гильдии, промышленные палаты, ассоциации, общественные движения, межрегиональные, международные общества и организации как формальный каркас для тех же кругов приличных людей — это крайне важные структуры местных сообществ (communities), позволяющие не раздувать государственную бюрократию, но дающие весьма значимые статусные позиции для элиты.

Важное отличие таких структур состоит также в том, они ориентированы не на ренту, действуют в логике не «игры с нулевой суммой», а в логике «увеличения пирога».

Бизнес-структуры напрямую наращивают свои материальные ресурсы благодаря рынку. Бизнесмены объединяются в свои сообщества, и вовсе не обязательно, что в них всегда наибольшее признание получает самый богатый или быстрее всех богатеющий. Войти в круг «отцов города» бывает гораздо более заманчиво, чем очередной раз нарастить цифры в своих активах.

Общественные объединения и фонды выполняют полезные функции для общества в целом или для местного населения, поэтому получают поддержку от бизнес-структур, что не исключает взаимодействия с властями и бюджетной поддержки. Важно, что помимо государственной бюрократии появляется множество «социальных лифтов» с большими репутационными перспективами, соответственно, и мотивацией для участников.

Отказ от стереотипов «наведения порядка» через устрашающее принуждение вовсе не означает отказа от санкций, угроза которых — неотъемлемая часть ответственности. Вопрос в том, что это за санкции, за что они грозят, в чем состоят и кто их реализует.

В авторитарном и коррумпированном режиме есть свои структуры и практики дисциплинирования, свои санкции, суть которых состоит в лишении административной ренты. Заменой этому должна стать угроза потери репутации, соответственно, перспектив дальнейшего продвижения.

Конечно же, материальный аспект остается: в государственной службе именно безупречная репутация должна вести за собой социальные пакеты, достойное пенсионное обеспечение и т. п. Тут самое важное — как через преобразование институтов создать новый порядок оценки. Новые ритуалы вознаграждения за заслуги и порицания за неэффективность и безалаберность призваны обеспечить общий сдвиг фокуса внимания с величины доходов (ренты, наживы, «получалова») на репутацию.

Вполне очевидно также, что главными агентами контроля, инициаторами вознаграждений и наказаний должны быть уже не только и не столько вышестоящие начальники, сколько представители того контингента, на защиту и поддержку которого, работу с которым направлена деятельность чиновника или члена каких-либо общественных структур.

К оглавлению

5.9. Успешные стратегии развития —
главные факторы легитимации пакта элит

Даже если каким-то чудом на вершину власти выплыла бы группа твердых и последовательных демократов-конституционалистов, построенный ими новый режим вряд ли бы стал устойчивым. От чего же зависит легитимность, поддержка полиархии административным аппаратом, силовыми структурами, общественно-политическими силами и широкими слоями населения?

Вначале новая элита должна показать способность давать адекватные ответы на внутренние вызовы: социальное напряжение, проблемы внутреннего порядка, безопасности, защиты от преступности, экономический спад или кризис, серию аварий вследствие обветшалости инфраструктуры, острые проблемы с загрязнением среды, возмущающие людей, и т. д. Эти ответы должны быть не компенсаторными, которые лишь заглушают симптомы, а, как минимум, нейтрализующими, которые устраняют системные причины вызовов.

Необходимость некоторых реформ уже давно и широко осознана, например, подчинение милиции (полиции) местным выборным органам самоуправления, формирование ответственности стражей порядка перед жителями своего района, а не перед далеким министерским начальством.

Все серьезные аналитики признают необходимость реформы судебной системы для обеспечения независимости судей, их способности и заинтересованности в нелицеприятном рассмотрении всех дел и справедливых решениях. Также не терпящими отлагательства являются задачи блокирования и обращения кризисогенных контуров (см. гл.4).

Тем, кто озабочен ситуацией в стране и формированием новой элиты, самое время начинать разрабатывать проекты перспективных ответов, комплексов динамических стратегий. Возможный контур развития политической системы, запускаемый именно широкой общественной кампанией за независимость и справедливость судов, представлен на рис. 5.

Рис.5. Контур политического развития. Внутренняя петля заштрихованных блоков отражает циклические процессы внутри типа-аттрактора авторитарного режима. Внешний полукруг белых блоков отражает переход к иному аттрактору. Принципиальным является переключение (белая толстая стрелка) энергии общественного протеста с уличной агрессии на консолидированную кампанию в защиту прав личности и собственности, за справедливость и независимость судебной системы. Следует обратить внимание, что между некоторыми блоками (вершинами графа) есть как усиливающие, так и ослабляющие связи, что указывает на возможные переключения. Например, жесткость репрессий, подавления уличных протестов может их заглушать (негативная связь), однако после прохождения определенного порога общественного недовольства, падения легитимности власти, дальнейшее ужесточение приводит не к подавлению, а напротив, к усилению массовых протестов.

К оглавлению

5.10. Проблема легитимации поставторитарного режима

Снятие социальных напряжений, разработка стратегий внутреннего развития — необходимые, но недостаточные условия для легитимации режима полиархии и пакта элит. Согласно теории происхождения демократии как коллегиально разделенной власти [Collins 1999; Розов 2008] требуется ситуация умеренного внешнего давления (геополитического или геоэкономического), достаточного для сплочения центров силы, но не настолько большого, чтобы разрушить коалицию. Этому сплочению должен сопутствовать успех противостояния внешнему давлению.

Историческая инерция, ментальные стереотипы диктуют привычный образ России как «осажденной крепости», соответственно, принцип сплочения на основе геополитических угроз. Ясно, что при доминировании таких настроений политической коалиции (пакту элит) долго не жить, ее непременно разобьет и выбросит за борт политической жизни тот лидер, который сумеет воплотить в себе архетипические черты Царя — Спасителя Отечества.

Шансы для политического выживания мирной полиархии расширятся при широком осознании элитами и населением другого, гораздо более реального и тревожного внешнего давления — геоэкономического. Речь идет о борьбе за мировые рынки, о конкуренции национальных экономик и технологий, о геокультурном и геоэкономическом престиже. Какие именно символы в данной сфере появятся и станут мобилизующими — вопрос будущего. Важно, что в России есть добротный фундамент в этой сфере — долгие и славные традиции мировой значимости в науке, литературе, музыке, живописи, архитектуре, театре, кинематографе. Еще сохраняется немалый потенциал и в области технологий, в изобретении нового. Наконец, несмотря на всю деструктивную роль советского и постсоветского режима [Гудков 2004; Гудков, Дубин, Левинсон 2009], нужно признать, что лучшие граждане России, подвижники и бессребреники сохраняют немалый нравственный потенциал[35].

Необходимо расширение сферы национальной гордости, достоинства и государственной, гражданской ответственности: в нее следует нужно также включить области, которые в России до сих пор слабо развиты или вовсе провальны: дороги, транспорт и связь, доступное жилье, благоустройство окружения, инфраструктура, качество сервиса.

Каждая нация, благоустроившая свою территорию на зависть другим народам, уже только этим достойна всяческого почтения. Трудно не уважать страну с прекрасными дорогами, большими личными домами у большой части населения, множеством высококлассных университетов, библиотек и музеев, оберегаемыми природными парками, чистотой улиц, надежно защищаемым порядком и справедливым судом.

Для достижения всего этого благолепия нужно много разного, но три фактора универсальны: величина капитала, качество институтов и качество людей. Более того, в современном мире эти факторы как раз и становятся ключевыми критериями национального достоинства — вместо массивности царских гробниц, высоты шпилей и соборов, пышности нарядов придворных, количества дивизий, танков и боеголовок в прошлые эпохи.

К оглавлению

5.11. Общественная значимость защиты частных капиталов

Капитал — это не просто деньги, которые где-то далеко лежат «на черный день», а те деньги, которые работают, вкладываются в развитие, возвращаются и вновь вкладываются. Государственные накопления всем хороши, но уж очень податливы к «пилингу» и «откатингу». Если бы это был частный бизнес и частный капитал, то операции такого рода для владельцев выглядели бы уже простым воровством, что пресекается быстро и жестко.

Зато частный капитал в России до сих пор беспомощен перед (псевдо)государственным «наездингом» — принуждением «делиться» со стороны начальников, чиновников и «силовиков». Защита собственности, в том числе, важнейшей для развития собственности — частного капитала как наиболее эффективного источника инвестиций — это вопрос верховенства права и справедливых судов. Именно суды являются в современной России самыми важными институтами, требующими первоочередного реформирования, особенно, в части независимости от других властей, быстрого, надежного, честного и справедливого вершения правосудия, разрешения конфликтов.

Вторая на очереди — местная исполнительная власть, в отношении освобождения от коррупции, эффективности, отзывчивости к нуждам граждан, отказа от монополизма и защиты конкуренции в экономике, достижения финансовой самостоятельности.

Третье — соответствующие преобразования центральной власти в направлении подчиненности законам и судебным решениям, перехода от режима «вертикали власти» и «управления» местными администрациями в режим создания общих условий для местных стратегий развития.

Четвертое — реформирование профильных институтов (наука, образование, здравоохранение, экология, обеспечение порядка и безопасности и т. д.).

Каждой из этих тем может быть посвящено по большой книге или серии книг. Поэтому углубляться в эти вопросы не будем. Следует только заметить, что если деньги, богатство, накопления, капитал в России уже прочно ассоциируются со статусом, престижем, достоинством, то институты остаются в этом смысле «слепым пятном».

То же касается и человеческих качеств. В России критериями достоинства в данной сфере до сих пор служат толщина кошелька и приближенность к власть имущим. Высокая квалификация, большой личный вклад в реализацию социально значимых проектов, честность и неподкупность — все это представляется наивными реминисценциями из далекого прошлого.

К оглавлению

5.12. Гнездо «ловких инсайдеров» — мишень или партнер?

Сообщества и институты этого гнезда включают, главным образом, неформальные сообщества и сети в формальных институтах. Извне их называют «коррупционными сообществами», а изнутри это — «свои люди на нужных местах». Как правило, «нужные места» являются позициями в формальных институтах — государственных и окологосударственных учреждениях (разного рода администрациях, налоговых инспекциях, силовых и контролирующих структурах, таможнях, СМИ, вузах, больницах и т. д.). «Нужность» места прямо соотносится с ценностью ресурса, которым может распоряжаться по своему усмотрению занимающий соответствующую позицию член такого сообщества.

Здесь есть определенное сходство с «ближними кругами» аутсайдеров, поскольку связи также стоятся вокруг неформальных институтов (расширенного) соседства и родства. Разница же заключается не только по критерию инсайдеры-аутсайдеры, но также в характере главных символов, ритуалов и способах функционирования сообществ. Если «ближние круги» аутсайдеров больше фокусированы на личных эмоциональных связях, дружеских встречах (празднествах) при спорадических актах поддержки при необходимости, то «круги своих людей» инсайдеров представляют собой своего рода социальные машины взаимного предоставления услуг.

Разумеется, здесь также проводятся дружеские встречи («сауна», «охота», «рыбалка», «застолье», нередко с попойками как известным способом установления доверительных отношений), но главным ритуалом остается «решение вопросов»: кто, кому, что именно, как, когда и за что предоставляет. Центральными символами в этих сообществах являются престижное потребление (зримый показатель дохода и социального успеха), карьерное продвижение (занятие позиций с доступом к новому корпусу ресурсов) и статусные связи (выход к новым сообществам с новыми карьерными и ресурсными перспективами).

Задачи трансформации такого рода сообществ существенно пересекаются с задачами борьбы с коррупцией, неплохо проработанными в литературе, в том числе, учебной [Антикоррупционная политика 2004]. Что же нового может дать концепция ментальной динамики, основанная на понятиях интерактивного ритуала, оперантного обусловливания (подкрепления), обеспечивающих сообществ, сужения и расширения институциональных ниш? Общие концепции не дают готовых решений, зато позволяют задавать хорошие вопросы.

Какие новые ритуалы, символы и идентичности, соответствующие намеченным выше векторам желательных ментальных изменений, могли бы привлечь людей с габитусами и привычными формами взаимодействия «ловких инсайдеров»?

Какие должны быть отрицательные подкрепления для коррупционных и подобных практик, наносящих наибольший ущерб обществу, отдельным его группам, социальному функционированию?

Кто, каким образом и ради чего будет вмешиваться в закрытые от чужаков инсайдерские взаимодействия?

Грубо говоря, речь идет о новых «пряниках» и «кнутах», о том, кто и почему будет раздавать эти «пряники» и грозить «кнутом».

Из трех главных социальных универсалий — власти, богатства и престижа — общественники обычно не могут предложить инсайдерам ни первого, ни второго. Инсайдеры (системные политики, чиновники, обслуга, привластный бизнес) на то и инсайдеры, что власть и богатство они берут и потребляют сами, нередко умело и со вкусом. С престижем дело обстоит сложнее.

Разумеется, само продвижение по лестнице власти, обогащение и соответствующее явно или неявно демонстрируемое потребление дают ощутимый престиж, но особый, внутренний, собственно, «инсайдерский». Можно также достигать внешнего престижа попаданием в светские хроники, глянцевые журналы, появлением на телеэкранах и т. п. В современном мире это уже в той или иной форме оплачивается, входит в обменные практики «своих людей на нужных местах» и становится частью престижного потребления.

Третий тип престижа еще довольно редко встречается в России, но именно он сулит наибольшие перспективы с точки зрения поставленных целей ментальных и социальных изменений. Речь идет о настоящем общественном престиже — о чести и славе тех, кто сделал что-то большое и яркое для людей, для своего города, района, университета, театрального искусства, музеев, школ, больниц и т. д. [36]

Выше речь шла о воздействиях на инсайдерские сообщества извне. Так ли безнадежны сами инсайдеры с точки зрения стимулов и способностей преобразования своих сообществу изнутри? Разумеется, среди них есть немало законченных циников, полностью отчужденных от забот и интересов остального населения страны. Большинство же — обычные люди, вовсе не чуждые нормальных чувств солидарности и доброжелательства, вполне по принципу булгаковского Воланда[37]. Какая идея могла бы послужить центром притяжения и солидаризации для этого круга?

В общественном дискурсе она давно известна: «если не уезжать из страны, то постараться сделать жизнь вокруг себя пристойной, надежной, пригодной для нормальной жизни, в том числе, для своих детей и внуков». Пока эта простая мысль реализуется почти исключительно в рамках собственных квартир, домов, закрытых элитных поселков и кондоминиумов. Гораздо реже в современной России солидарная активность успешных людей направляется на двор, район, городские службы, государственные учреждения, ответственные за порядок, комфорт, развитие.

Но это не означает, что никакого желания и потенциала активности нет, ведь эти люди часто бывают в Западной Европе, видели уют и благоустроенность немецких, скандинавских, английских городов. Чего нет, так это форм объединения усилий, осознания общности интересов и взаимного доверия.

Все перечисленное — не такие уж недостижимые вещи. Они вполне по силам инициативным группам, ядро которых, вероятно, и будут всегда составлять люди успешные, заботящиеся о чем-то большем, чем сведение концов с концами, в том числе, пресловутые «инсайдеры», которым стали интересны уже не только новые марки джипов или посещение модных курортов, но и обустройство жизни вокруг для себя и для своих детей.

Если задача состоит в формировании конкурентно-рыночной направленности личности, со ставкой на хорошее образование и профессионализм, с гражданской активностью, заботой о своем здоровье, то речь должна идти о создании соответствующих структур в университетах, вузах, а затем и для старшеклассников, в которых соответствующие символы и идентичности формировались и подкреплялись. Прежде всего, это конкурсы, олимпиады по самым разным сферам и дисциплинам, открывающие перспективы дальнейшей учебы, социального и профессионального роста.

К оглавлению

5.13. Императивы и пути изменения менталитета

Далее речь пойдет о социально-политической (само)реабилитации российских граждан — о восстановлении и развитии способностей социальных групп к самоорганизации, мирному и цивилизованному отстаиванию своих прав и интересов, то есть к восстановлению субъектности для демократизации и модернизации России[38].

Очевидно, что главную роль в этих процессах играют элиты, прежде всего, политики, поддерживающие их идеологи, лидеры бизнес-сообщества, представители административного аппарата, силовых структур, масс-медиа и т. д. Все они имеют национальный (в нашем случае — российский) менталитет и габитусы, т. е. подпадают под общую концепцию динамики менталитета и формирования габитусов [Розов 2010].

Требуемое изменение кардинальной важности в менталитете элиты — переориентация с лояльности начальству, попыткам захвата ресурсов, власти теневыми способами на уважение формальных правил политического взаимодействия. Такой сдвиг достигается, главным образом, практиками горизонтальных переговоров, заключения и формального закрепления коалиций, условий сотрудничества и т. д.

Важнейшим ресурсом для политиков является легитимность и поддержка со стороны широких групп населения. Более того, сами решения и действия политиков нуждаются в поддержке и легитимности. Отчасти этот специфический ресурс зависит от информационного и пропагандистского образа проводимой политики (пресловутый «пиар»).

Однако сама пропаганда действенна лишь постольку, поскольку опирается на особенности национального менталитета: использование политических убеждений, мифов, фобий и т. п. Эффективные политики, как известно, являются искателями и успешными получателями легитимности, отчасти они убеждают массы, но при этом чувствуют настроения масс, в большей или меньшей степени форматируют свои действия в соответствии с ними. Поэтому менталитет и габитусы населения также играют свою роль в том, какой будет избран путь в каждой развилке.

Для большинства российского населения требование давно известно: переход от подданнической политической культуры и патернализма к гражданской политической культуре участия. Это достигается практиками общественных движений, переговоров с представителями власти, участием в разных формах гражданского контроля и т. п. (рис.5).

Рис. 5. Контур институционального и ментального развития политической культуры элит и масс. Схема читается, начиная с блока «Активность борьбы за защиту прав и собственности», и далее по стрелкам с выделением циклов положительной обратной связи.

Подход нужно будет найти и к «простому человеку» — несобственнику, для чего предстоит увязать его повседневные нужды, основные источники социального дискомфорта и ущемления достоинства с устройством местной и не только местной власти[39], убедить его в реальной возможности влиять на коллегиальную власть при полной беспомощности перед лицом централизованной автократии[40]. При этом, коллегиальная власть должна будет допустить политическое участие граждан, обеспечить надежную защиту их прав и свобод.

К оглавлению

5.14. К новому общественному договору

Как минимум одна из смысловых склеек российского политического сознания должна быть не просто отвергнута, но подвергаться систематической деконструкции и заменяться на альтернативный принцип. Порядок и справедливость достигаются не «сильной рукой» (авторитарной властью и принуждением), а заключением и выполнением серии горизонтальных договоров между властью, бизнесом и гражданскими объединениями.

Примерная платформа требуемого принципиального договора между российской властью и российским обществом хорошо известна:

· представители государственного класса (власть и чиновники) согласны стать реально ответственными перед политической оппозицией и институтами гражданского общества (судом, СМИ, общественными движениями, независимыми от власти, избирателями), честно вести политическую борьбу, принципиально согласиться с нормальностью ротации политических элит, не использовать власть для давления на бизнес, тем более для его захвата;

· бизнес-сообщество согласно честно платить налоги, не уводить капиталы за рубеж, инвестировать в отечественную экономику, лоббировать свои интересы в органах власти посредством легальных процедур, участвовать в социальных программах; но не по указке власти, а в равноправном взаимодействии с ней и общественными организациями;

· граждане согласны не давать взяток, ставить и решать проблемы легально через политические и гражданские структуры, быть готовыми к самоорганизации и мирной политической активности.

Сегодня наиболее утопическим выглядит первый пункт: На данном этапе для государственного класса нет никакого резона вступать с кем-либо в любые соглашения, ограничивающие его всевластие и безнаказанность. Все это так, но условия меняются, и пагубные последствия установившегося режима непременно проявятся в виде накладывающихся друг на друга кризисов. Наращивание обществом в лице гражданских институтов и оппозиции переговорной силы — вот что становится фактором первостепенной значимости [Аузан 2005].

К оглавлению

5.15. Инициативные группы граждан —
питательная среда для формирования новой элиты

Инициативные группы должны сосредоточиться на самых актуальных местных проблемах (например, алкоголизация населения, приверженность молодежи наркотикам, рост числа зараженных СПИДом, поборы на дорогах при большом числе аварий, отсутствие бесплатных и дешевых спортивных сооружений, спортивных кружков для молодежи, монополизация жилищного строительства и завышенные цены на жилье, трудности получения земли под застройку и т. д. и т. п.).

Что-то могут сделать сами инициаторы, привлекая добровольцев, но, как правило, требуется существенная финансовая поддержка со стороны бизнеса и административная поддержка со стороны государства и органов местного самоуправления. В рамках первого («искусственного») этапа нужно выполнить всего пять пунктов, которые просто сформулировать, но непросто реализовать:

1) составить осуществимый проект решения наболевшей социальной проблемы, включающий порядок взаимодействия государства, бизнеса и населения (прежде всего, предполагаемых потребителей);

2) придумать привлекательную форму ритуалов прославления и почета, а также внушительного и долговременного запечатления имен тех чиновников и бизнесменов, которые приложат наибольшие силы и средства для решения проблемы;

3) найти таких людей и заинтересовать их, привлечь к сотрудничеству;

4) осуществить с их помощью задуманный проект;

5) реализовать ритуалы прославления и почета, запечатлеть имена, сделать это фактом общественной жизни, создать атмосферу здоровой соревновательности среди чиновников и бизнесменов по содействию в решении значимых местных социальных проблем.

«Пряник» общественного престижа всегда был и остается важнейшим стимулом позитивных социальных преобразований. Как же быть с «кнутом»?

По этой части — запрещать, ограничивать, контролировать, наказывать — немалую активность всегда проявляло российское государство, правда, либо с малым эффектом, либо с чрезмерными издержками. Вместе с тем, необходимо учитывать перманентную заинтересованность верхних этажей государственного управления в контроле над деятельностью и поведением нижележащих этажей, а также заинтересованность всех чиновников в карьерном продвижении, как минимум, в сохранении своей позиции.

В этом плане инициативные группы с их сообществами и сетями могут сделать немало[41]. Самое простое — опубликование в Интернете, а при возможности и в местной прессе «черного списка» тех чиновников, которые плохо выполняют свои обязанности, ставят необоснованные препоны законной деятельности, явно живут не по средствам, неоднократно замечены в злоупотреблении служебным положением и т. п. Таково воплощение принципа личной ответственности чиновников за решения, действия и бездействие с учетом внешней оценки).

Кто и зачем это будет делать? Коррупция, как известно, всегда имеет свои жертвы, хоть и не всегда явные. Жертвами являются те, кто не получают должные услуги от государственных органов в срок без дачи взятки, жертвы «распилов» и «откатов» — те, до кого не дошло выделенное бюджетное финансирование. Есть также жертвы завышенных (как легальных, так и нелегальных) налоговых, штрафных и таможенных сборов, жертвы начальственного разгильдяйства в сфере городской инфраструктуры, дорог, коммуникаций, жертвы гипертрофированного, нужного только чиновникам централизованного контроля (например, в школах и больницах) и т. д.

Чего не хватает страдающей стороне, так это осознания общих интересов, общения и солидарного действия. Огромную роль в этом может и должен сыграть Интернет, которым российское общество пока пользуется, честно говоря, примерно, как мартышка очками, совокупными миллионами часов «зависая» во всевозможных «форумах», «блогах», «ютьюбах» и «одноклассниках», но почти ничего не делая для установления связи с единомышленниками и солидарного практического улучшения своей жизни.

К оглавлению

5.16. Значимость новых «социальных лифтов» вне государства

Разрыв доходов в современной России скандально высок, разумеется, его нужно сокращать через законодательное повышение минимальных зарплат и пенсий, но это большая макроэкономическая проблема, которую тут не решить.

Сам разрыв, даже если сократится, все равно будет оказывать фрустрирующее и угнетающее воздействие на «недопущенных к столу». Принципиальное решение состоит в создании, открытии множества социальных «лифтов», в том, чтобы усилия индивида по росту своего потенциала давали отдачу, стимулировали дальнейший рост.

Государство, как бы оно ни распухало, такие возможности обеспечить не может. Более того, гипертрофия государства ведет к атрофии остального общества и, соответственно к усилению деградации человеческого потенциала. При всем этом, именно на государственной службе можно и нужно предъявлять особенно высокие требования к образованию и квалификации, обеспечивать быстрое карьерное продвижение для талантливых и трудолюбивых, а не лояльных и ушлых.

В бизнесе возможности гораздо шире, но многое определяется легкостью организации нового дела, дешевизной кредитов, возможностями вхождения на рынок, реальной свободой конкуренции, наконец, платежеспособным спросом, экспортным потенциалом. Именно коммерческая инициатива, технологическое развитие в этих условиях дают экономический рост, которые позволяет через налоги и бюджет больше поощрять эффективных госслужащих, а через благотворительные фонды — создавать и поддерживать общественно полезные начинания.

Такова крайне слабо развитая в России сфера негосударственных и некоммерческих организаций, где есть свои возможности роста (экология, социальная работа, изобретательство, организация клубов, правозащитное движение, соседские сообщества по благоустройству окружения, творческие союзы, благотворительные организации и фонды и т. п.).

Пусть в этой области разбогатеть почти невозможно, но социальные лифты, жизненные перспективы отнюдь не ограничиваются деньгами. Контакты, поездки, признание, чувство исполненного долга, благодарность тех людей, которым помог — все это также сильные мотиваторы, иногда даже более могучие, чем тривиальное обогащение или карьера в госструктуре.

Рис.7. Вмешательство в контур человеческого капитала с целью его обращения из контура деградации в контур развития

Итак, в контур деградации человеческого капитала необходимо ввести новый фактор — уровень развития правовых и прочих условий для конкуренции, роста отдачи от квалифицированного труда, новых социальных проектов, развертывания внегосударственных гражданских и бизнес- структур (рис.7). Тогда образуется новый внутренний контур развития человеческого капитала, а прежний контур деградации усыхает и отмирает.

К оглавлению

5.17. От кружков — к переговорным площадкам

Все начинается с того, что «естественно» появляются инициативные группы (кружки), они регулярно собираются вместе, задумывают свои будущие стратегии, программы деятельности, они же «искусственно» формируют пункты встречи, каналы коммуникации, организационные основы, переговорные площадки для облегчения формирования новых групп, для связи с ними и их поддержки.

Само по себе это уже эмоционально насыщенные ритуальные действа со своей формирующейся символикой, языком, лидерами и т. п.

Ради чего собираться? Три большие темы (сферы активности) представляются наиболее важными.

А. Защита личности, прав, свобод и собственности: все вопросы, связанные с противодействием попыткам монополизации, прессингу со стороны властей и разного рода рейдерству, с незаконным использованием силовых структур, правоохранительных органов в политике и экономической конкуренции, с безопасностью общественно-политической деятельности и поддержки оппозиционных движений и т. д.

Данная тема также отвечает массовым интересам, но системным эффектом успеха будет возрождение открытой конкурентной политики, поскольку можно будет уже не бояться формировать самостоятельно коалиции, поддерживать финансово оппозиционные силы и т. д.[42] .

Б. Профилактика насилия, особенно в столкновениях между силами правопорядка и протестными выступлениями (митинги, марши, забастовки и проч.), разработка альтернативных — мирных — путей гражданского сопротивления и взаимодействия с властями.

Это направление деятельности должно нейтрализовать радикализацию политического противостояния, происходящую обычно при подавленной публичной политике и ухудшении социально-экономической ситуации. Только при минимизации насилия политический кризис получает предпочтительное разрешение в становлении мирной полиархии — конкуренции-сотрудничестве нескольких автономных центров влияния и силы.

В. Общее, в перспективе институциональное, решение локальных и частных проблем[43], особенно связанных с предоставлением государством публичных услуг и обязанностями граждан перед государством (от всевозможных лицензий, разрешений, справок до проверок, налогов и армейского призыва).

Эта сфера значима как начало гражданского противодействия коррупции, а также для конвертации растущего социального недовольства не в жалобы высокому начальству и/или перекрытие магистралей, а в рост самоорганизации и взаимопомощи на местах, что всегда ведет за собой социально-политическую мобилизацию, но уже мирную и конструктивную.

Важной перспективной направленностью малых групп является создание «переговорных площадок» для вовлечения представителей местной администрации, бизнеса, населения в коммуникацию по поводу решения социальных проблем, профилактики угроз. Фактически здесь речь идет о сериях новых интерактивных ритуалов с новым составом участников. Прямо используется принцип включенного третьего (см. выше).

Суть коммуникации — не в разовом решении проблем «в пожарном порядке», а в налаживании институционального режима, способствующего профилактике и успешному решению проблем в будущем. Если это не жесткий приказной порядок (для установления которого вся эта коммуникация излишня), то он с необходимостью подразумевает кооперацию заинтересованных сторон. Императив надежного долговременного успеха предполагает свободу и вариативность в выборе методов и подходов, их состязательность. Соответственно, уже на первом этапе должен выполняться и второй принцип: конкуренции и кооперации.

Почему, собственно, люди будут тратить время и силы на такие встречи? Главной наградой является престиж участия в общественно полезном деле, престиж общения со значимыми, известными фигурами, наконец, общественный резонанс — «паблисити». Этот момент должен специально продумываться, поскольку ни денег, ни власти большинству участников не прибавится, а надеяться только на подвижнические мотивы было бы непозволительным прекраснодушием. На этом же этапе могут быть созданы новые формы взаимодействия (общественный фонд, совет, ассоциация, движение и т. п.).

К оглавлению

5.18. Роль общественно-политических движений и партий

Какую роль могут и должны играть политические партии и движения как «системные» (допущенные в парламенты), так и легальные партии-аутсайдеры, подпольные и полуподпольные левые, правые, молодежные, в разной степени радикальные группировки?

Прежде всего, участие в мирных встречах, обсуждениях реальных социальных проблем — это тест на цивилизованность, зрелость и конструктивную направленность. Общая платформа отрицания политического насилия должна сочетаться с солидарными акциями в случаях незаконных репрессий со стороны властей по отношению к любой организации. На этом фоне возможно и необходимо сближение позиций, консолидация разных политических сил, особенно, левых социал-демократических и либеральных, с присоединением вменяемых и ответственных людей, здоровых сил из любых других объединений (кроме откровенно асоциальных, фашистских, направленных на насилие, расовую, этническую дискриминацию и проч.). На начальном этапе оптимальной «рамкой» для коммуникации представляется деполитизированное обсуждение местных социальных проблем, вопросов экономического развития, улучшения условий для бизнеса, для инноваций, проработка проектов институциональных реформ и т. п.

Новые широкие ритуалы эффективны только тогда, когда выстраиваются вокруг общественной деятельности, приносящей зримую пользу рядовым участникам. Уличные собрания хороши для привлечения сторонников и мобилизации широких движений. Главная же работа по любой серьезной проблеме включает привлечение специалистов, профессиональные обсуждения, выработку решений, подготовку документов, многократные переговоры с представителями госструктур и бизнеса, мониторинг деятельности; нередко требуются специальные социальные исследования.

К оглавлению

5.19. Сеть семинаров в вузах:
интеграция социального активизма и профессионализма

Естественное место для локализации такой активности — университеты, академии государственной службы, вузы с профильными факультетами и кафедрами по характеру проблемы. Значимость привлечения студенческой молодежи к общественно-полезной деятельности в плане трансформации менталитета подрастающих поколений вполне очевидна и особых обоснований не требует.

Университет, академия, учебный институт — не улица, сюда можно и нужно пригашать и чиновников, и бизнесменов и разного рода подвижников, когда обсуждаются насущные проблемы, прямо касающиеся их рода деятельности. Успех в решении этих проблем естественным образом становится и их личным профессиональным успехом, повышающим их статус в главных для них ритуалах и обеспечивающих сообществах, будь то департамент мэрии, управление министерства или местное бизнес-сообщество. Получается, что наиболее эффективная стратегия трансформации менталитета — это стратегия интеграции представителей разных групп и слоев вокруг деятельного решения реальных социальных проблем.

К оглавлению

5.20. Формирование субъекта преобразований
и начало борьбы с коррупцией

Субъект появляется тогда, когда он осознает себя как действующее лицо, когда способен на целенаправленные, последовательные действия, на преодоление трудностей, эффективное разрешение внутренних несогласий и конфликтов.

Формирование антикоррупционной коалиции и начало честной игры произойдет при действительном повороте верховной власти в России (победившей фракции прежней правящей группы или новой коалиции) к последовательной и долговременной работе по преодолению коррупции.

Что может заменить спаянные коррупционные структуры и сети? Важна именно замена, а не только разрушение. Ставка должна быть сделана на появление и рост кругов приличных людей, которые ведут всегда честную игру, не дают и не берут взяток, не пачкаются распилами и откатами, делом чести считают сохранение своей репутации, зорко следят, чтобы в такой круг не попадали ловкачи, демагоги и жулики.

Именно благодаря репутации такие круги могут и должны становиться привлекательными, авторитетными, но чтобы попасть в них, уже будет нужно отказываться от привычных коррупционных практик.

Первый перелом ситуации следует ожидать тогда, когда свои круги приличных людей будут создавать руководители крупных компаний, а это уже означает начало расширения круга честного бизнеса[44].

Это означает также формирование новой идентичности, новых символов, нового уровня сопротивляемости неправовому, теневому принуждению. Поэтому в кодекс честности и приличия должна входить норма неподчинения любому давлению вне формальных гласных законов. Приличная фирма — та, которая честно платит налоги, и не терпит принудительных поборов, отказывается от теневых преференций, взяток, «откатов» и «распилов».

Должна быть не только громко и четко заявлена установка власти на «честную игру», но и действия, наглядно подтверждающие такую решимость. Только в этих условиях начнет расти доверие к «инициативам сверху». Такое доверие и будет основой для главного содержания этапа — формирования коллективного субъекта.

В коалицию кругов честного бизнеса и верховной власти также войдут заинтересованные исследовательские центры, как государственные, так и независимые, влиятельные СМИ, в том числе, телеканалы и крупные Интернет-порталы, представители политической оппозиции, готовые участвовать в работе по преодолению коррупции, а также широкий круг низовых добровольных сообществ.

Речь идет о движениях, включающих местных активистов, общественных и политических деятелей и всех тех, кто страдает от коррупции, недоволен коррупцией, готов объединяться для практической борьбы с ней: от автомобилистов в отношении незаконных поборов на дорогах до бизнесменов в отношении мзды государственным контрольным службам.

Таким образом формируется новый принципал при отделении от него его агента — всей толщи государственной машины, глубоко пораженной коррупцией (согласно крайним оценкам — коррупционно переродившейся, см. гл.2). Доверие к такому принципалу возникнет тогда, когда он сумеет убедить, что начал кампанию не в собственных рентных интересах.

Формирование коллективного субъекта означает, прежде всего, самосознание, появление общего коммуникационного и информационного пространства, определенной общности ценностей и целей, плотных вертикальных и горизонтальных связей информирования и сотрудничества.

Необходимо, с одной стороны, образовать широкую и плотную сеть общественных приемных — «рецепторов» для сбора информации о коррупции, с другой стороны, блокировать естественную тенденцию формирования новой группы рентополучателей — армии «профессиональных борцов с коррупцией».

Выход состоит в использовании уже имеющихся институтов, прежде всего, общественных приемных депутатов Госдумы и местных законодательных собраний. Должно быть широко объявлено, что на всех последующих выборах избирателям рекомендуется голосовать за тех кандидатов и за те партии, которые лучше всего проявят себя в защите населения от коррупционных поборов, в защите бюджетных денег о «распилов» и «откатов».

Данный этап должен включать также напряженную интеллектуальную работу по исследованию причин и механизмов коррупции, их связи с неэффективностью управления, а также по подготовке соответствующих корректировок законов и прочих нормативных актов, снижающих их коррупциогенность.

Зримым признаком завершения этапа будут новые выборы в Госдуму, проведенные по честным правилам (без преференций для какой-либо партии или ставленников властных групп). Если же в такой Думе большинство составят активные борцы с коррупцией, ранее взаимодействовавшие с исследовательскими центрами, то они будут готовы принимать законы антикоррупционной направленности, что и означает переход к следующему этапу.

К оглавлению

5.21. Институциональная революция — слом системной коррупции

Институциональные реформы («революция») и передел ресурсных потоков. Данный пункт является самым болезненным, конфликтным, критическим, поскольку установление новых (обновление прежних) институциональных правил, управленческих и контролирующих структур всегда ущемляет интересы влиятельных групп. Необходимо учитывать, как минимум, следующие моменты.

Во-первых, приступать к таким «социальным операциям» можно только при достаточной накопленной ранее силе коллективного субъекта изменений (сплоченность, общественное признание, наличие союзников в основных центрах силы, сетей поддержки и т. д.). Вероятно, необходимым условие является достижения соответствующего консенсуса в пакте элит.

Во-вторых, предпочтительной является не «коренная ломка» с неизбежными острыми конфликтами, а постепенная, пошаговая реформа с достижением надежного преимущества на каждом шаге.

В-третьих, именно на этом этапе становится крайне актуальным принцип компенсационных сделок. В каждой институциональной реформе есть проигрывающая сторона, в современной России, это, как правило, сообщество «ловких инсайдеров», включающее представителей власти, бюрократии, силовых структур, подчиненных масс-медиа и привластного, пользующегося монополией, бизнеса. По возможности, их следует привлекать на свою сторону, где также открываются институциональные позиции. Необходимо готовить для противников альтернативы отхода, отступления, новые способы получения доходов.

Не менее значим на данном этапе и принцип инфорсмента: построение механизмов реализации институциональных реформ, постоянный мониторинг, решение возникающих трудностей.

Сложившуюся, глубоко эшелонированную коррупционную систему в России, иногда полностью сливающуюся с государственной системой, никто специально не планировал и не создавал, она сложилась стихийно, «естественным» путем. Такого рода системы нельзя перестроить, существенно преобразовать только «искусственным» способом через новые нормы, способы контроля, увольнения, сколь угодно суровые санкции и проч.

Нельзя сразу ставить невыполнимые задачи. Необходимо выделить несколько этапов, причем к каждому следующему переходить при достижении определенных условий.

Нужно сочетать «искусственные» мероприятия (введение новых законов, новых учреждений, реализация разного рода программ) с последующими ожидаемыми «естественными» процессами (изменения в установках, практиках, порядке взаимодействия, сдвиги в каждодневных решениях представителей разных социальных групп и т. п.).

Следует учитывать, что глубина и обширность требуемых изменений предполагает «включение» также «саморазгоняющихся машин» — кругов положительной обратной связи между трендами, которые смогли бы блокировать и вытеснять прежние «порочные» контуры, которые вели к росту коррупции (гл.2-4).

Должно быть предусмотрено и нейтрализовано мощное противодействие антикоррупционным акциям со стороны всех тех, кто чувствует для себя угрозу.

Следует учесть глубинную, исторически сложившуюся связь между широко распространенной терпимостью к коррупции и почти повсеместным в России распространением рентных и перераспределительных («раздаточных») отношений, а также государственным патернализмом, подданнической политической культурой большинства населения.

Планомерное вытеснение коррупции и расширение пространства честной игры включает последовательное снижение коррупциогенности законов и прочих нормативных актов, децентрализацию ресурсных потоков и вытеснение коррупции из государственных учреждений через опору на новое поколение госслужащих и многосторонний контроль над эффективностью выполнения основных функций этих учреждений.

Когда принципал отделен от агента, получает новые эффективные каналы информации о поведении агента (см. выше), он способен устанавливать новые правила по использованию предоставляемых агенту ресурсов и полномочий, контролировать и пресекать коррупционные действия.

Децентрализация ресурсных потоков (от перераспределения финансов через Москву к максимально самостоятельному формированию региональных бюджетов и бюджетов местного самоуправления) означает резкое сокращение вертикальных цепочек агентов (где каждое звено имеет свои рентные запросы и привычки).

Здесь возникает один из сакраментальных российских вопросов: «Кем взять?». Оптимальный путь — использовать наряду с новыми гражданскими сетевыми структурами, кругами приличных людей (см. выше) явно проявляющееся «перепроизводство элит», превратить соответствующие межэлитные конфликты между кланами чиновников в конкуренцию за позиции, престижные и хорошо оплачиваемые, обеспечивающие социальные гарантии в старости, через честную, высокопрофессиональную и эффективную службу.

Опора на новое поколение госслужащих означает особое включение механизмов конкуренции за агентские позиции с планомерным вытеснением из них неэффективно работающих и замешанных в коррупции чиновников.

С помощью обновленных правил, приближения полномочий и ресурсов к местам их использования, союза с новым поколением чиновников, ориентированных на карьерный рост через профессионализм и честность уже можно выполнять главную задачу этапа — вытеснять коррупцию благодаря оценке эффективности работы государственных служб.

Здесь ключевым принципом является именно многосторонний контроль: как традиционный бюрократический «сверху», так и «сбоку» — со стороны СМИ, исследователей, общественных объединений, и «снизу» — со стороны заинтересованной части населения. На этом этапе становятся вполне возможны и полная ликвидация неэффективных служб, и полная замена их персонала.

Данный этап наиболее болезненный, долгий и трудный. Нельзя сразу замахиваться на всю государственную машину. Первые кандидаты на очищение от коррупции — ведомства, распределяющие бюджетные деньги, и силовые структуры. Далее, имея в активе здоровую финансовую систему и костяк честных кадров в силовых организациях, коллективный субъект в роли принципала может последовательно вытеснять коррупцию и из других ведомств — агентов. Детали этих кампаний должны быть предметом научных и проектных разработок данного этапа.

К оглавлению

5.22. Трансформация обеспечивающих сообществ
и профилактика коррупции

Сужение прежних институциональных ниш и расширение новых всегда ведет к значимым изменениям установок всех тех, кто в новой позиции вынужден следовать новым правилам, чтобы достичь успеха, признания, благосостояния.

Здесь происходит преобразование старых или образование новых, альтернативных обеспечивающих сообществ, дающих социальное положение, безопасность и доход. Круги приличных людей превращаются из редкого чудачества в доминирующие сообщества. Успех в данном пункте — это огромная победа в трансформации образа жизни и менталитета одного-двух поколений.

Ментальные изменения тесно связаны с естественным изменением основных ритуалов, особенно, в среде инсайдеров — административных и приближенных к ним коммерческих элит. Ранее ритуалы были направлены на то, чтобы «быть в обойме», быть включенным в сети административных, коррупционных, рентных обменов. Теперь ритуалы по необходимости фокусируются вокруг иных символов: что можно и нужно вместе сделать, как войти в круг приличных людей, получить заслуженное общественное признание и только тогда подняться по карьерной лестнице.

Нет ни возможности, ни смысла пытаться искусственно запрограммировать будущие социально-политические процессы и ментальные изменения. Речь идет только о том, что вышеуказанные шаги как «искусственные» стратегии направлены на формирование условий, облегчающих, повышающих вероятность последующего естественного складывания в желательном направлении.

Устранение системных причин возобновления роста коррупции. Успешная борьба с коррупцией — это всегда смена кадров и высокая вертикальная мобильность. Ключевые позиции в государстве занимают молодые квалифицированные профессионалы, выросшие на антикоррупционной волне, культивирующие в себе и других честность и ответственность.

Даже если и случится такая идиллия, она не будет сама по себе продолжаться долго по простой причине смены поколений. Вертикальная мобильность непременно снизится, лифты карьерного роста будут закупорены, возобновится клановость, попытки передать привилегированные позиции наследникам, престиж будет достигаться не через честную эффективную службу, а через роскошь, что непременно увеличит стимулы к возобновлению роста коррупции (эффекты рутинизации, тренды стагнации и проч.).

Чтобы избежать этого, данный этап должен быть направлен на устранение системных причин роста коррупции через создание и актуализацию институтов и практик обеспечения честности и ответственности политиков и чиновников перед обществом.

В демократических странах механизмом поддержания ответственности элит, в том числе, верховной власти, является регулярная ротация по результатам выборов. Однако известны страны недемократические (Китай, Сингапур), не вполне демократические (Япония, Южная Корея, Чили, Бразилия), власть и чиновники в которых по каким-то причинам сохраняют довольно высокий или приемлемый уровень честности и ответственности. В какой мере те или иные механизмы могут быть заимствованы — это вопрос исследований, а также общественных и политических дискуссий.

Простой формально, но отнюдь не простой политически, путь состоит в том, чтобы начать выполнять Конституцию не только по букве, но по духу, вернуть выборам их значение и назначение (ротация власти на основе воли избирателей, а не прикрытие назначества и «преемничества»), перестать подавлять оппозицию, отменить «стоп-листы» на телевидении и т. п. В этой ситуации честность политиков, эффективность работы их команд является важным козырем в предвыборной борьбе, тогда как обоснованные обвинения в коррупции и неумелой работе ведут к поражениям.

Одна из самых больших трудностей на этом пути состоит в том, что для принятия таких правил на деле, а не на словах, необходима политическая воля верховной власти, но, при этом, сама обладающая этой властью группа должна быть готова уйти в результате выборов. Такого в российской истории еще не случалось.

Можно попробовать найти заменители демократической ротации властей в деле обеспечения ответственности элит, ориентируясь, например, на опыт Китая или Сингапура. Дело не полностью безнадежное, но и не особенно перспективное, если учесть давние советские и досоветские стереотипы взаимоотношений власти и населения в России.

Рост социальных дисфункций, неспособность власти решать эти проблемы также должны широко обсуждаться с непременным выдвижением альтернатив эффективного решения, с привлечением идей и лидеров оппозиции, общественного контроля, гражданской самоорганизации, оздоровления государственных учреждений.

К оглавлению

5.23. Обращение инфраструктурного контура:
от деградации к развитию

Корневые причины неуклонного разрушения инфраструктуры в постсоветской России были разобраны в гл.4. Вмешательство в соответствующий контур деградации должно включать, как минимум, три направления:

· кардинальную децентрализацию налоговой и бюджетной политики при одновременном усилении общественного, депутатского и правового контроля над инвестициями, деятельностью местных властей по реконструкции и развитию инфраструктуры;

· восстановление губернаторских выборов; превращение уровня развития инфраструктуры региона в один из главных критериев эффективности правления;

· создание в каждом регионе нормальных правовых и прочих условий для развития бизнеса, для создания крупных проектных коалиций, способных инвестировать проекты развития местной инфраструктуры; обеспечение надежных гарантий.

Рис.8. Вмешательство в контур деградации инфраструктуры с целью обращения его в контур инфраструктурного развития.

Схема на рис.8 наглядно показывает, что при ослаблении негативных факторов (заштрихованные блоки) «естественным образом» усиливаются позитивные (белые блоки), причем последние интегрируются в собственный цикл положительной обратной связи, который теперь уже действует как контур развития.

К оглавлению

5.24. Обращение контура социального капитала

Контур деградации социального капитала (рис.4) — яркий пример того, положительная обратная связь между факторами развития и расцвета может быть обращена вспять отравляющим вмешательством со стороны преднамеренной гиперцентрализации властного контроля над социальными процессами и ее непреднамеренных следствий: роста структур устрашения автономных акторов и захвата их активов, роста коррупционных клик и сетей, подавления гражданской и автономной коммерческой инициативы, доверия в пользу социальной пассивности и лояльности теневым структурам.

Рис.9. Обращение контура социального капитала от деградации к развитию.

В связи с этим, стратегия обращения данного контура становится вполне прозрачной: следует, прежде всего, ослабить, блокировать эти «отравляющие» факторы, обеспечить общественную поддержку новым крупным социально значимым и при этом автономным от государства и властей проектам, их лидерам (рис.9). Успех таких проектов станет крайне важным прецедентом, даст толчок новым проектам, что приведет уже «естественным» путем к невидимым, но чрезвычайно значимым следствиям:

· появлению опыта успешного сотрудничества по социально-значимым проектам вне «вертикали», но согласно горизонтальным договорам и коалициям; что за проекты? прежде всего, насущно необходимые: строительство доступного по ценам жилья, теплостанций, развитие городской инфраструктуры, дорожной сети, детских и молодежных научно-технических клубов, спортивных площадок, парков, зон рекреации и т. д. и т. п.

· повышению уровня доверия в обществе, причем, не только между «своими», «близкими» (родственниками, друзьями, одноклассниками, однокашниками, сослуживцами, соседями, участниками структур обмена), но и между «чужими», «дальними» — потенциальными партнерами, соратниками в общем благом деле;

· росту социального капитала как способности индивидов, групп, сообществ, фирм к самоорганизации, к масштабному и долговременному сотрудничеству не на основе участия в государственных программах, а на основе общения, взаимного доверия и ожидания выгод от реализации проекта; то, что электростанция, железная дорога, технопарк, крупный университет могут быть построены не государством, а проектной коалицией на частные капиталы, почему-то у нас в голове не укладывается, а у индусов, бразильцев, мексиканцев, турок уже вполне укладывается; это и есть показатель уровня социального капитала.

· К оглавлению

5.25. Возможности и ограничения рекрутирования новой элиты из сферы малого и среднего бизнеса

Малый и средний бизнес (МСБ) представляет собой богатый кадровый резервуар для пополнения административной и властной элиты, поскольку успешные руководители в сфере МСБ, как правило, обладают следующими важными качествами:

· опыт работы в высококонкурентной среде; знание и чувство рыночной конъюнктуры; общих тенденций развития бизнес-пространства;

· опыт принятия решений в ситуациях дефицита информации и времени;

· привычка к финансовой ответственности, умение достигать результата при жестком контроле издержек;

· ориентация в правовых и административных нормах, понимание соответствующих проблем и затруднений;

· умение налаживать деловые контакты, включенность в сеть деловых, доверительных отношений в регионе.

Также следует принимать во внимание ограничения и риски, связанные с приходом во власть представителей МСБ:

· как правило, отсутствие специального образования в области государственного управления, его административных, правовых, экономических и других сторон;

· вопреки публицистическим мифам о достоинствах «среднего класса», далеко не всегда представители МСБ проявляют широкий кругозор и свободу от предубеждений, примитивных схем[45];

· возможный уклон в коммерциализацию управленческих подходов в ущерб социальным и развивающим аспектам;

· риск установок на лоббирование бизнес-интересов отдельных групп, участия в коррупционных сетях.

Все указанные проблемы поддаются решению, но только при условии наличия специальных программ адаптации лиц, пришедших из МСБ в госструктуры. Такие программы должны включать:

· порядок подготовки, переподготовки, повышения квалификации; прохождение отдельных профильных курсов без отрыва от производства;

· регулярные обсуждения подходов и стратегий управления с упором на сочетание финансовой ответственности (сокращение издержек) с общей направленностью на социальное, культурное, экономическое развитие региона; формирование соответствующих ценностных установок у лиц, принимающих решения, и исполнителей;

· систематическая работа по снижению коррупционных возможностей управленческих решений (открытость конкурсов, четкие формальные правила распределения средств и отчетности, организация и расширение полномочий внешней, особенно общественной экспертизы, включающей представителей заинтересованных групп — вероятных жертв коррупции и т.д.).

К оглавлению

ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ И ШАГИ (МЕРОПРИЯТИЯ)
ПО ФОРМИРОВАНИЮ НОВОЙ ЭЛИТЫ
НА РЕГИОНАЛЬНОМ УРОВНЕ

Формирование новой элиты на региональном уровне

На основе вышесказанного требуется:

· гораздо более тесная связь между профессиональной подготовкой и управленческой практикой, системы типа «сэндвич» (вуз, несколько лет работы, новое повышение квалификации и т.д.), активной привлечение студенческой молодежи, молодых сотрудников к обсуждению, планированию, осуществлению крупных проектов;

· включение России в общеевропейские программы студенческих обменов, стажировок, обучения старшеклассников в течение 1-2 лет в другой стране;

· в сотрудничестве с общеевропейскими, национальными европейскими фондами (особенно германскими, британскими, скандинавскими) следует развернуть программы долговременной (10 месяцев) стажировки команд выпускников вузов (особенно Академии госслужбы) в государственных и муниципальных структурах этих стран; важно посылать именно не одиночек, а команды, отбирать которых следует по результатам конкурсов проектов социального развития; по возвращении и при условии успешного прохождения стажировки таким командам нужно предоставить возможность проявить себя;

· разработка мер обеспечения высокой конкурентности в карьерном продвижении, роста числа, расширения вертикальных лифтов, но не на основе лояльности начальству, а на основе результативности общественно-значимой деятельности;

· необходимы регулярные комплексные обсуждения представителей региональной власти и местного бизнеса о причинах типичных трудностей и дисфункций в развитии экономики региона, возникающих новых проблем с принятием институциональных решений и последующим их мониторингом;

· постоянное отслеживание хода и эффективности долговременных реформ и проектов, практика регулярных устных отчетов с обсуждениями результатов и перспектив, система поощрения и продвижения наиболее успешных разработчиков и исполнителей;

· планомерное закрытие теневых, коррупционных, клановых возможностей обогащения и продвижения, параллельно с открытием новых возможностей открытой карьеры на основе честной конкуренции по общеизвестным правилам;

К оглавлению

Создание условий для формирования субъектности
малого и среднего бизнеса

Крайне необходим постоянный диалог региональной власти с представителями бизнеса. Но с кем именно говорить? В области, как и почти везде в России малый и средний бизнес атомизирован, практически не имеет своего демократически выбранного представительства, которому мог бы доверить вести такой диалог с властью. Кроме того, в бизнес-среде сильно недоверие к любым формальным инициативам «сверху». Как переломить ситуацию?

· Начать с углубленных интервью с отдельными, критически настроенными, выбранными на основе личных связей и знакомств бизнесменами с целью выявления наиболее острых проблем, «болевых точек», основных запросов бизнеса к местной власти (на уровне региона, городского района, сельского района);

· На основе обработки и обобщения полученного материала составить проект оргструктур (советов, палат, комитетов, комиссий и т.д.) для коммуникации между представителями бизнеса, исполнительной и законодательной власти с указанием полномочий, возможностей проведения решений в жизнь;

· Способствовать формированию инициативной группы бизнесменов, согласовать с ними эти проекты, убедить в пользе создания представительного общественного органа, который пользовался бы доверием в бизнес-среде и от имени местного бизнеса вел переговоры с госструктурами;

· Провести пропагандистскую кампанию с местных СМИ, особенно деловых газетах, журналах, телепередачах;

· Предоставить на безвозмездных началах помещение для учредительной конференции (возможно – ряда конференций по принципу «снизу – вверх» - от городских и сельских районов к уровню области); при этом, никак не «давить» на выборщиков, не пытаться проталкивать «своих» (удобных) кандидатов и т.п.

· Усилить ответственность профильных отделов, их руководителей за своевременное рассмотрение, принятие и выполнение решений по вопросам, поднятым в последующих регулярных встречах между представительным органом местного бизнеса и госструктурами;

· Освещать в СМИ работу таких совещаний, ход работы по решению поставленных проблем;

· Способствовать созданию общественных фондов, которыми распоряжались бы сами представители местного бизнеса; по мере возможностей участвовать в субсидировании социально-значимых программ.

К оглавлению

Приоритет защиты личности и собственности.

Реформы судебной системы и переход к верховенству права

Нынешние суды фактически подчинены (через председателей судов) местной и центральной власти, а также еще более зависимой судейской бюрократии. Поэтому суды в большей мере выполняют интересы чиновников и государства в ущерб правам и свободам граждан. Реформы должны вестись в направлении к новым судам с подлинной независимостью, следованием букве и духу закона, надежной защитой всех конституционных прав граждан, смелостью и способностью наказывать чиновников и начальников[46]

Это тот редкий случай, когда система (точнее, судейское сообщество) может и должна реформировать себя сама (разумеется, при поддержке парламента в том, что касается изменения законодательства о судах). Здесь есть множество сложных проблем и тонкостей[47], но некоторые вещи вполне очевидны.

Все вопросы финансирования, обеспечения жильем, назначений, переназначений, увольнений, награждений, присвоений квалификации судьям должны решаться внутри судейского корпуса с выборными исполнительными органами при обязательной ротации.

Следует резко увеличить количество и эффективность работы апелляционных судов («второй инстанции»), возможно, создать и третий, промежуточный уровень, заполняющий огромный разрыв между региональными судами и Верховным судом РФ.

В назначениях на судейские должности главную роль должны играть экстерриториальные квалификационные комиссии, проводящие строгие экзамены, собеседования, причем, способ формирования таких комиссий должен исключать какие-либо формы местничества, протежирования со стороны местных властей и т.п. Порочная практика рекрутирования судей почти исключительно из прокуроров должна быть, как минимум, уравновешена за счет адвокатского сообщества.

Необходимо также более основательно обеспечить несменяемость судей для защиты от давления любого начальства, в том числе и судейской бюрократии. Вместе с этим, должны быть процедуры отстранения от должности судей, систематически злоупотребляющих своим положением, нарушающим закон и процессуальные нормы. Но делать это может не вышестоящее начальство, а только особо выбранный судьями же комитет, включающий судей с безупречной репутацией и высоким профессионализмом.

Возможно, целесообразна будет и какая-то форма учета предложений, мнений о персональном составе такого комитета со стороны адвокатской коллегии и авторитетных зарубежных (например, европейских) судейских сообществ. Принимать же претензии к судьям (с документальными обоснованиями целого ряда незаконных судебных решений) такой комитет должен от адвокатов, от прокуроров, от граждан, в том числе, журналистов. Собственно, в этом и состоит смысл открытости судебных заседаний и канал «общественного контроля» над их справедливостью, до сих пор весьма призрачный.

Общий замысел реформ также понятен. Вся система должна быть выстроена так, чтобы вся корпорация судей и каждый судья в отдельности были заинтересованы в главном — в сохранении и повышении своей репутации, высокого звания и статуса судьи, основанием чего являются справедливые судебные решения в согласии с духом и буквой закона, прежде всего, Основного Закона — Конституции. Высокие, растущие с возрастом и квалификационным ростом, зарплаты, высокие пенсии и почет — все это внешние признаки, символы репутации. Потеря же ее, угроза устранения от должности на какой-то срок, тем более, изгнания из судейского сообщества, — это огромная моральная и материальная потеря. В правильно построенной системе из-за этой угрозы у судьи даже мысли не может возникнуть уступить давлению власть имущих, польститься на любые заманчивые предложения, не говоря уже о взятках, и принять заведомо несправедливое, незаконное решение.

Если удастся хотя бы в каком-то приближении этого достигнуть, то слова «Обращайтесь в суд!» со стороны начальников, сколь угодно высоких, уже не будут восприниматься как издевательство. Сами руководители и чиновники будут по десять раз отмерять и выверять свои решения, чтобы вдруг не нарушить закон и самим не оказаться перед лицом справедливого и твердого, судящего по законам и Конституции, а потому никого и ничего не боящегося судьи.

К оглавлению

Планомерное сужение коррупционных возможностей

Нет смысла начинать очередную волну «борьбы с коррупцией», особенно, в поддержку общефедеральных начинаний, пока не не выполнены следующие условия:

· В результате серии обсуждений в самих госструктурах, с представителями бизнеса должно появиться общее согласие, убеждение в действительном вреде теневых коррупционных практик для развития и перспектив региона, для населения, для отношений доверия и открытости и т.д.

· Должны быть выявлены социальные группы — явны и неявные жертвы коррупции (кто недополучает субсидий, кто не допущен к застройке земельных участков, кто оказался «за бортом» формально открытых, но реально закрытых конкурсов и т.д.), именно представители этих групп должны быть участниками антикоррупционных структур и стратегий;

· Должен быть составлен ранжир приоритетных сфер, где проблемы коррупции наиболее остры, социально ущербны, и где преодоление коррупции даст наибольший эффект, в том числе и для смежных сфер (предположительно: судебная система, землеотвод под строительство, выдача разрешений на новые производства, открытие нового бизнеса, арендная плата в центральной части городов);

· Должны быть разработаны компенсаторные меры для тех, кто теряет при отказе от коррупционных практик, прежде всего, способы поощрения (статусного и материального) тех чиновников, отделов, которые добиваются высоких социально значимых результатов на своем участке (например, рост числа фирм, рабочих мест, базы для налогообложения, социальных объектов, снижение уровня заболеваний и т.п.)

При достижении этих условий начинать кампанию следует с ответственных заявлений первых лиц о долговременной стратегии преодоления коррупции, о поэтапности, о об общей установке на «честную игру», об уважении к формальным правилам и постоянном мониторинг и т.п.

К оглавлению

Расширение спектра социальных лифтов —

путь естественного формирования новой элиты

Кроме бизнеса есть множество социально-значимых сфер: высшее и среднее образование, детские учреждения, медицина, искусство, библиотеки и музейное дело, спорт, социальная работа, благоустройство территорий, дорожные работы и т.д. Практически все они испытывают дефицит финансирования, кроме того, атомизированы, лишены общего репутационного пространства. Администрация оказывает этим сферам посильную финансовую поддержку (в рамках собственного бюджета, федеральных трансфертов), но еще более важной является задача поощрения спонсорства и меценатства, формирования престижности, почета поддержки этих сфер в бизнес-среде, выдвижения и поощрения подвижников, создание в этих сферах новых социальных лифтов для привлечения молодежи.

Это достигается обычно формированием профессиональных гильдий, учреждением премий, системой регулярных конкурсов и т.п.

Известна острая проблема с дефицитом рабочих специальностей, нежеланием молодежи получать профессиональное образование для работы в промышленности. Здесь, как и везде, проблема отнюдь не сводится к величине зарплат. Гораздо большее значение имеют факторы престижа и жизненных перспектив.

В этом аспекте значимым становится вопрос о становлении независимого профсоюзного движения, защищенного законом и судами.

Лучше рано, чем поздно должны появляться и профсоюзы для огромной нынешней армии офисных работников, для учителей, преподавателей вузов, медиков и т.д.

Сами профсоюзы, если они сформированы действительно демократически, являются важными социальными лифтами. Кроме того, они позволяют защищать интересы наемных работников через цивилизованные переговоры с работодателями. Поскольку от социально-экономических кризисов с волнами сокращений и увольнений ни одна стран, ни один регион не застрахованы, заблаговременное создание представительных органов бизнес-среды, независимых профсоюзов, налаженных каналов их коммуникации между собой и местной властью — важнейший институциональный фактор смягчения любых кризисов. Более того, именно в системе таких коммуникаций и конкурентной борьбы за репутацию и создается новая элита.

К оглавлению

Масштабность и эффективность социальных и бизнес-проектов

Наиболее эффективно новая, социально ответственная элита формируется не столько образованием и отбором, сколько участием в больших, напряженных социально-значимых проектах.

Речь может идти о системе дорожных развязок, мультимодальных транспортных узлах, сити-центрах, масштабном озеленении и обустройстве территорий, создании зон рекреации, сети больших и недорогих спортивных комплексах для массового использования, детских и подростковых клубах и т.п.

Городская, тем более, районная власть, обычно не имеет для этого достаточных средств, никакая фирма не пойдет на такие издержки, однако, при формировании широких структур доверия (см. выше) объединенные усилия местных администраций, местного бизнеса и населения уже вполне достаточных для создания акционерного общества или фонда. Первые же зримые плоды деятельности резко повысят доверие к таким формам, приведут к росту денежных поступлений. Именно в такого рода делах и появятся новые деловые звезды — элита в смысле «лучшие» и в смысле «лидеры».

К оглавлению

Создание институциональных и экономических условий для резкого расширения сферы малого и среднего бизнеса

Здесь меры достаточно хорошо известны:

· кардинальное упрощение регистрации, выдачи лицензий, максимально возможный переход от разрешительного режима к уведомительному;

· жесткая установка на устранение монополизма, приоритетность правил свободной конкуренции; быстрое и суровое пресечение попыток создать незаконные преференции, отстранять без законных оснований кого-либо от участия в рынке и т.п.,

· стимулирующее, а не подавляющее налогообложение, особенно, для перерабатывающих, высокотехнологичных, инновационных компаний, льготное налогообложение в первые 1-3 года;

· широко прокламируемая и выполняемая на деле о государственная защита частной собственности, пресечение любых форм рейдерства, недружественных поглощений, шантажа и т.п.

· систематическая работа выявлению причин повышения тарифов естественными монополиями (электроэнергия, теплоснабжение, телефония, ж/д транспорт), достижение долговременных соглашений о тарифах;

· работа по снижению арендной платы за офисные, торговые, складские помещения, что вновь связано с расширением конкурентной сферы, облегчением порядка землеотвода под застройку и т.п.;

· формирование общественного мнения, создание межрегиональных коалиций, активизация всех имеющихся каналов воздействия на федеральные органы власти с направленностью на перераспределение налоговых поступлений из центра в регионы (в качестве основы — немецкая система: треть налогов в столицу, треть — в региональный центр, треть — в местный бюджет (городской или сельский район); именно при таком порядке региональные и местные администрации становятся кровно заинтересованы в бурном росте местного бизнеса, начинаю завлекать бизнес на свою территорию; для действительного экономического и социального развития такая деятельность на порядки более эффективна, чем привычное (остаточное советское и крайне коррупционно-емкое) хождение по московским кабинетам с просьбами о субсидиях и финансировании «программ развития».

Заметим также, что действительная элита — это те, кто обладает могуществом и влиянием (см. гл.1), контролирует свои ресурсы, в том числе экономические, финансовые. Говорить о самостоятельности и ответственности новой элиты как местных, региональных чиновниках, вынужденных постоянно просить деньги из Центра — пустое дело.

К оглавлению

Обретение доверия и поддержки населения: выявление и мониторинг социальных проблем на уровне районов города и области

Новая элита по своему смыслу — это, прежде всего, ответственное лидерство, то есть подразумевает общественную поддержку и доверие. Как его достичь? Почему, собственно, население, «люди с улицы» вдруг начнут верить тем или иным новоявленным лидерам, даже просто прислушиваться к ним?

Беспроигрышный подход — говорить с людьми об их реальных проблемах, возможностях и способах из разрешения. Однако для этого должны быть места, «площадки», где люд делятся такими проблемами.

Большие потенциальные возможности есть в Интернете, но он перегружен информацией и ссылками. Нужна специальная работа, чтобы пользователи Интернета «попадали» в нужное место, где обсуждают волнующие их проблемы (дороги во дворах, уборка мусора, проблемы с канализацией или теплом, места в детских садах, качество образования в школе, дороговизна лекарств, конфликты со страховыми компаниями и т.п.). Сами по себе такие форумы служат только для «выпускания пара», их необходимо связать с профильными отделами местных администраций, регулярно переводить виртуальное общение в реальное — организовывать встречи с населением, обсуждать способы решения проблем.

Далеко не все способны и готовы к общению в Интернете. Многим нужно иметь возможность общаться сразу лицом к лицу. Для этого есть такая известная форма как «гайд-парк». Такой гайд—парк, вообще говоря, должен появиться в каждом городском районе и в каждом районном центре, где по выходнм люди бы могли собираться и обсуждать любые волнующие их вещи. Начать же такую активность можно через широкие объявления календаря обсуждений, причем, с обязательным присутствием представителей местной администрации, отвечающих за соответствующую сферу.

К оглавлению

Сеть профильных семинаров в ВУЗах: разработка стратегий развития и формирование новой высокопрофессиональной элиты для области

С точки зрения формирования новой элиты, раннего включения талантливых и деловых студентов в обсуждение и реализацию социально-значимых проектов перспективной является организация постоянно-действующих семинаров для обсуждения принципиальных вопросов, главных возникающих трудностей, правовых и других институциональных препятствий, обмена опытом и информацией.

Лучшим местом представляются университеты, профильные факультеты и кафедры. К обсуждению практически любых социальных проблем и проектов следует привлекать представителей соответствующих местных ведомств, журналистов, а также социологов, юристов, экономистов, психологов. Материалы обсуждений можно и нужно публиковать в Интернете и местной прессе.

К оглавлению

Библиографический список

1. Антикоррупционная политика. Под ред. Г.А.Сатарова. М.: Фонд ИНДЕМ, РА "СПАС". 2004.

2. Аузан А.А. Вертикальный контракт неустойчив // Отечественные записки, 2004.№ 6.

3. Аузан А.А. Где мы живем? М. 2005.

4. Афанасьев М.Н. Изменения в механизме функционирования правящих региональных элит // Полис. - 1994. - N 6. - С.59-66.

5. Афанасьев М.Н. Правящие элиты и государственность посттоталитарной России. Москва; Воронеж, 1996.

6. Афанасьев М.Н. Клиентелизм и российская государственность. М.: МОНФ, 2000.

7. Афанасьев М.Н. Невыносимая слабость государства. М.: РОССПЭН, 2006.

8. Афанасьев М.Н. Общественно-политические условия «русского чуда» // Отечественные записки. 2007. № 6.

9. Ашин Г.К. Смена элит // ОНС: Обществ. науки и современность. - 1995. - N 1. - С.40-50. - Библиогр.: в подстроч. примеч.

10. Ашин Г.К. Современные теории элиты: критический очерк. - М.: Междунар. отношения, 1985. - 256 с. - (Критика буржуаз. идеологии и ревизионизма).

11. Ашин Г.К. Элитология, ее политико-философский и политико-социологический аспекты // Вестн. Рос. ун-та дружбы народов. Сер.: Философия. - 1998. - N 1. - С.6-15.

12. Бабаева Л., Чирикова А. Политические ориентации региональных элит // Бизнес и политика. - 1996. - N 3. - С.11-16.

13. Бадовский Д.В. Трансформация политической элиты в России - от "организации профессиональных революционеров" к "партии власти" // Полис. - 1994. - N 6. - С.42-58.

14. Барзилов С., Чернышев А. Провинция: элита, номенклатура, интеллигенция // Свободная мысль. 1996. №1. С. 44-56.

15. Барзилов С.И., Чернышев А.Г. Политическая структура современной российской провинции / Ин-т "Открытое о-во". - М.: Магистр, 1997. - 31 с. - (Проблемы формирования открытого о-ва в России. Политика и право.).

16. Белоусов А.Р. Долгосрочные тренды российской экономики (Сценарии экономического развития России до 2020 года) 2005. Электронный ресурс: http://www.rusrev.org/content/review/default.asp?shmode=8&ida=1007&ids=117.

17. Березовский Е.Б. Политическая элита российского общества на рубеже эпох: Ист.-социол. исслед. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1999. - Ч.1: (1991-1996).

18. Блашенкова В. Эволюция правящего сегмента региональной элиты // Вестн. Моск. ун-та. Сер.7, Философия. - 1998. - N 1. - С.99-101.

19. Бычкова О., Гельман В. Экономические акторы и локальные политические режимы в крупных городах России // Неприкосновенный запас №2(70), 2010. Электронный ресурс: http://www.nlobooks.ru/rus/nz-online/619/1760/1767/.

20. Взаимодействие государства, бизнеса и общества: позитивная реинтеграция. 2009. М.Ж ИИФ «СПРОС» КонфОП.

21. Власть. Руководители республик, городов федерального значения и автономных образований / Лысенко В.Н., Лысенко Л.М., Олдаковская В.Г. и др.; Ин-т соврем. политики. - М.: АО "СОЛИД", 1996. - 142 с.

22. Вон Ги, Ен. Распад советской номенклатуры и особенности формирования российской политической элиты: Автореф. дис. ... д-ра полит. наук / РАН. Ин-т мировой экономики и междунар. отношений. - М., 1995.

23. Восленский М. Номенклатура. М.: Захаров, 2005.

24. Гайдар Е.Т. Авторитарные режимы: причины нестабильности // Общественные науки и современность, 2006. № 6.

25. Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России: Вехи ист. эволюции. - М.: Интеллект, 1998. - 415 с. - Библиогр.: с.397-413.

26. Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России: процессы формирования и тенденции развития: (Ист.-политол. анализ): Автореф. дис. ... д-ра полит. наук / Рос. акад. гос. службы при Президенте РФ. - М., 1998. - 56 с.

27. Гельман В.Я. Шахматные партии российской элиты // Pro et Contra. - 1996. - Т.1, N 1. -- электронная публикация © Московского Центра Карнеги.

28. Гельман В. Я. «Подрывные» институты и неформальное управление в современной России. Препринт. М-13/10. — СПб. : Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2010.

29. Головачев Б.В., Косова Л.Б., Хахулина Л.А. Формирование правящей элиты в России // Экономические и социальные перемены. 1995. № 6. С. 19-24; 1996. № 1. С. 32-38.

30. Голутвина О. Региональные элиты современной России // Виче. - Киив, 1995. - N 11. - С.109-119.

31. Губернаторы Оренбургского края / Авт.-сост.: Семенов В.Г., Семенова В.П. - Оренбург: Кн. изд-во, 1999. - 399 с.: ил. - Библиогр.: с.379-397.

32. Губернаторы Урала: первые всенародно избранные / Авт.-сост.: Кириллов А.Д., Кириллов Б.А. - Екатеринбург: ФГУИПП "Урал. рабочий", 1999. - 248 с.

33. Гудков Л. Д. Негативная идентичность. Статьи 1997-2002. М. 2004.

34. Гудков Л. Д. Социология Юрия Левады. Опыт систематизации // Вестник общественного мнения, 2007. № 4.

35. Гудков Л. Д. Условия воспроизводства «советского человека» // Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссии. 2009. № 2(100). С. 8-37. Электронный ресурс: http://www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2010/04/09/0000336866/vom_2009.2_x28100x29_8-37.pdf.

36. Гудков Л., Дубин Б., Левада Ю. Проблема «элиты» в сегодняшней России. Размышления над результатами социологического исследования. М.: Фонд «Либеральная миссия», 2007.

37. Гудков Л.Д., Дубин Б.В., Левинсон А.Г. Фоторобот российского обывателя // Мир России. 2009. № 2. С. 22-33.

38. Даниленко В.И. Трансформация политической элиты как фактор формирования новых властных отношений в современной России: Автореф. дис. ... канд. полит. наук / Рос. акад. гос. службы при Президенте Рос. Федерации. Каф. политологии и полит. упр. - М., 1996. - 22 с.

39. Делягин М.Г. Россия после Путина. М. 2005.

40. Динес В.А., Дурнов А.В., Николаев А.Н. Динамика освоения региональной элитой современных избирательных технологий (К десятилетию первых альтернативных выборов) // Власть. - 1999. - N 8. - С.76-80.

41. Дискин И.С., Авраамова Е.М. Адаптация населения и элит // ОНС: Обществ. науки и современность. - 1997. - N 1. - С.24-33.

42. Драпкин Л.Я. [Рецензия] // Рос. юрид. журн. - Екатеринбург, 1996. - N 1. - С.144-146. - Рец. на кн.: Понеделков А.В. Политическая элита: генезис и проблемы ее становления в России. - Ростов н/Д., 1995.- 206 с.

43. Дука А.В. Трансформация местных элит (институционализация общественных движений: от протеста участию) // Мир России = Universe of Russia. - М., 1995. - Т.4, N 2. - С.106-117.

44. Ершова Н.Е. Трансформация правящей элиты России в условиях социального перелома // Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития. 1. М.: Интерпракс, 1994. С. 151-155.

45. Зарубежная политическая наука: (Методол., обучение, анализ полит. процессов): Сб. ст. / Отв. ред. Ю.С.Пивоваров]. - М.: ИНИОН, 1994. - 142 с. - (Серия "Политология" / ИНИОН РАН).

46. Зелетдинова Э.А. Региональные властные элиты в политической системе региона: (Астрахан. обл.) / МГУ им. Ломоносова. - М., 2000. - 131 с. - Библиогр.: с.128-131. - Деп. в ИНИОН РАН 27.04.00, N 55601.

47. Игнатов В.Г., Понеделков, А.В. Политико-административная элита региона: методология и методика исследования // Государственная и муниципальная служба: Методология, теория, технология, зарубежный опыт. - Ростов н/Д, 1997. - С.30-44.

48. Идеологические основы конфликта в среде политической элиты России в 1992 -1993 гг. Элита, элитизм, идеология в России, конфронтация государственных и общественно-политических деятелей.

49. Идиатуллина К.С. Региональное политическое лидерство в России: пути эволюции. - Казань: Карпол, 1997. - 147 с.

50. Илларионов А. Это даже не катастрофа // Газета.Ру 2009. http://www.gazeta.ru/comments/2009/01/29_x_2933104.shtml.

51. Казаков М.А. Региональные элиты: сравнительные аспекты эволюции -- электронная публикация (© Нижегородский исследовательский фонд)

52. Киселев И.Ю. Политическая элита: ее сущность и психология: (По материалам исслед. амер. ученых) / Междунар. акад. психол. наук, Яросл. гос. ун-т. - Ярославль: ЯрГУ, 1995. - 189 с.

53. Клочкова Л.Н. Региональная политическая элита // Право и политика: проблемы взаимосвязи: Тез. докл. и сообщ. участников науч.-теорет. конф. - Ростов н/Д, 1995. - С.81-83.

54. Клямкин И.М. Теневая Россия: Экономико-социологическое исследование / Клямкин И. М., Тимофеев Л.М. - М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2000.

55. Ковалев С. Политический идеализм и реальная политика: вызов XXI века // Ежедневный журнал. 3 марта 2010. Электронный ресурс: http://ej.ru/?a=note&id=9918.

56. Кодин М.И. Общественно-политические объединения и формирование политической элиты в России (1990-1997). - М., 1998. - 173 с. - Библиогр.: с.161-168.

57. Кодин М.И. Современный политический процесс в России: общественно-политические объединения и политическая элита: (Теорет.-методол. пробл. исслед.) / РАН. Ин-т социал.-полит. исслед., Акад. социал. наук. - М.: ИСПИ РАН, 1997. - 78 с. - Библиогр.: с.76-78.

58. Кордонский С. Интеллигенция в роли национальной интеллектуальной элиты // Русский Журнал © 1997. -- электронная публикация (Печ. версия: "Век ХХ и мир", 1994) Косалс Л.Я., Рывкина Р.В. Социология перехода к рынку в России / Ин-т соц.-экон. пробл. народонаселения. - М.: Эдиториал УРСС, 1998. - 368 с.

59. Кордонский С. Государство, гражданское общество и коррупция // Отечественные записки, 2005, №6.

60. Кордонский С. «Патриоты» и «космополиты» в ресурсном государстве / Российское государство: вчера, сегодня, завтра. М. Фонд «Либеральная миссия». 2007. С.215-234.

61. Коротаев А.В., Малков А.С., Халтурина Д.А. Законы истории. Математическое моделирование исторических макропроцессов. Демография, экономика, войны. М.: КомКнига, 2007.

62. Красильщиков В. Россия и Латинская Америка: сравнительный анализ происхождения отсталости и поведения политических элит // Евраз. сообщество: экономика, политика, безопасность = Eurasian community: economics, policy, security. - Алма-Аты, 1995. - N 3. - С.88-99. - Рез. англ.

63. Крыштановская О. Анатомия российской элиты. М.: Захаров, 2005. Крышmановская О. Путинская элита: модель «милитократии» http://www.po1itana1iz.ru/artic1eprinC354.htm1

64. Крыштановская О.В. Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту // ОНС: Обществ. науки и современность. - 1995. - N 1. - С.51-65: 11 табл.

65. Крэстева А. Власть и элита в обществе без гражданского общества // Социс: Соц. исслед. - 1996. - N 4. - С.19-29.

66. Куколев И. Региональные элиты: борьба за ведущие роли продолжается // Власть. - 1996. - N 1.

67. Куколев И.В. Трансформация политических элит в России // ОНС : Обществ. науки и современность. - 1997. - N 4. - С.82-91.

68. Лапина Г.П. Реструктуризация российского общества и расстановка политических сил // Рос. соц.-полит. вестник. - М., 2000. - N 1. - С.2-6. - (Политическая элита: Фрагменты социального портрета).

69. Лапина Н. Региональные элиты России / ИНИОН РАН, Центр науч.-информ. исслед. глобал. и регион. пробл. - М., 1997. - 63 с. - (Сер. Россия в соврем. мире). - Библиогр.: с.60-63.

70. Лапина Н. Российские экономические элиты и модели национального развития / ИНИОН РАН. - М., 1997. - 32 с. - Библиогр.: с.31-32.

71. Лапина Н., Чирикова А. Региональные элиты в РФ: модели поведения и политические ориентации / РАН. ИНИОН. Центр науч.-информ. исслед. глоб. и регион. пробл. Отд. глоб. пробл. - М., 1999. - 192 с. - (Федерализм, регион. упр. и мест. самоуправление; 1999, 6). - Библиогр.: с.186-192.

72. Лапина Н.Ю. Региональные элиты России: кто правит на местах // Россия и современный мир. - 1998. - N 1. - С.98-120.

73. Лапина Н.Ю. Формирование современной российской элиты (проблемы переходного периода) / ИНИОН РАН. - М., 1995. - 60 с. - Библиогр.: с.55-59.

74. Латынина Ю. Поднебесная рыночная империя // Ежедневный Журнал, 24.03.2009. Электронный ресурс: http://ej.ru/?a=note&id=8915.

75. Левада Ю.А. Власть, элита и масса // Вестник общественного мнения, 2006. N~ 1. С. 8-13.

76. Левада Ю.А. Элита и масса - проблема социальной элиты. Человек, толпа, масса. Еще раз о проблеме социальной элиты. «Средний человек»: фикция или реальность? // Ю.А. Левада От мнений к пониманию. Социологические очерки 1993-2000. М., Московская школа политических исследований, 2000, С. 204-215, 250-304.

77. Лейн Д. Перемены в России: роль политической элиты // Социологические исследования. 1996. № 4. С. 30-40.

78. Лепехин В. Проблемы изучения предпринимательской элиты в современной России // Русский Журнал © 1997. -- электронная публикация (Печ. версия: "Век ХХ и мир", 1994)

79. Либман Г.И., Варбузов А.В., Сухарева Э.О. Теории элит // Соц.-полит. журн. - 1997. - N 4. - С.106-115.

80. Лысенко В.Н. Парламентаризм и формирование политического истеблишмента в России // Полис. - 1994. - N 6. - С.134-142.Лэш К. Восстание элит и предательство демократии. М.: Логос; Прогресс, 2002.

81. Магомедов А.К. Модернизационные вызовы и политические ответы правящей элиты Краснодарского края // Миров. экономика и междунар. отношения. - 2000. - N 1. - C.69-78.

82. Макаркин А.В. Региональные политические элиты: смена поколений // Полития: Анализ. Хроника. Прогноз. - 1998. - N 1. - С.33-49. - Рез. англ.: с.210.

83. Мартынова М.Ю. Политическая элита России на рубеже XXвека: Монография. - Архангельск: Помор. гос. ун-т им. Ломоносова, 2001. - 232 с.

84. Медушевский А.Н. Формирование правящего класса // Социол. журн. = J. of sociology. - 1995. - N 4. - С.36-49. - Библиогр.: с.49.

85. Мейнуоринг С. (Mainwaring, Scott) Роль элит // Русский Журнал © 1997. - Рец. на кн.: Elites and Democratic Consolidation in Latin America & Southern Europe / ed. by John Higley & Richard Gunther. Cambridge Univ. Press, 1992. 354 pp. -- электронная публикация (Печ. версия: "Век ХХ и мир", 1994)

86. Мендра А. Власть, элиты и классы // Мендра А. Основы социологии: Учеб. пособие. - М.: Издат. дом NOTA BENE, 2000. - С.269-271.

87. Местное (региональное) управление и развитие, правящая элита в РФ. Материалы круглого стола // Регион. политика. - СПб., 1994. - N 6. - С.145-158.

88. Микульский К., Бабаева Л., Чирикова А. Бизнес-элита: фрагменты социального портрета // Рос. социально-полит. вестн. - 1996. - N 1/2. - С.32-37.

89. Мнение российской элиты об особенностях исторического развития России и адекватной для нее модели будущего. - С.46-47.

90. Модели Э. Портрет изменяющейся элиты: члены ЦК КПСС с 1939 по 1990 // Политические процессы в условиях перестройки. Вып. 2. М.: АН СССР, 1991.

91. Мохов В.П. Региональная политическая элита: к определению содержания понятия // "Экватор" 90-х. - Пермь, 1995. - С.69-73.

92. Мохов В.П. Эволюция региональной политической элиты России (1950-1990 гг.). Пермь: ППУ, 1998. На вулкане: кризис российской элиты продолжается // Реформа. - М., 1997. - N 6/7. - С.14-17.

93. Незамятный И. Россия вымирающая, безработная и нищающая // Полит.ру 2009. Электронный ресурс: http://www.polit.ru/analytics/2009/01/29/crisis.html.

94. Немцов А.В. Алкогольная смертность в регионах России // Население и общество. Информационный бюллетень Центра демографии и экологии человека Института народохозяйственного прогнозирования РАН. 2003. №78.

95. Нефедов С.А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Екатеринбург. 2005.

96. Общественное мнение 2008. Ежегодник. М.: Левада-Центр, 2008.

97. Остапчук А.В. Алхимия элиты // Pro et Contra. - 1996. - Т.1, N 1. -- электронная публикация © Московского Центра Карнеги От политики элит к политике гражданского общества (Санкт-Петербург, 25-27 мая, 1993 г.):

98. Отношения государства и общества в глазах россиян // Левада-Центр. Пресс-выпуск 16.03.2010. Электронный ресурс: http://www.levada.ru/press/2010031602.html.

99. Охотский Е. Политическая элита Ростова: крупный план // Власть. - 1994. - N 10. - С.37-46.

100. Охотский Е.В. Политическая элита / Рос. акад. управления, Политол. центр. - М.: Луч, 1993. - 91 с.

101. Охотский Е.В. Политическая элита и российская действительность: (Метод. пособие к спецкурсу) / Рос. акад. гос. службы при Президенте РФ. - М.: РАГС, 1996. - 138 с.: табл. - Библиогр.: с.133-137.

102. Панарин А. Языки элит и цивилизационные сдвиги в Евразии // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 18, Социол. и политология. - 1995. - N 1. - С.66-77.

103. Партийно-политические элиты и электоральные процессы в России / Кувалдин В.Б. (рук.), Афанасьев М.Н., Бызов А.Г. и др.; Отв. ред. Беляева Л.А.; Центр комплекс. социал. исслед. и маркетинга. - М., 1996. - 80 с.: карт. - (Аналит. обозрения Центра комплекс. социал. исслед. и маркетинга. Сер.: Политология; 1996, Вып.3(17).

104. Пастухов В.Б. Back in the USSR. Модернизация как перестроечный проект // Полит.Ру. 24.03.2010. Электронный ресурс: http://polit.ru/analytics/2010/03/24/reformacion.html

105. Паутов А.А. Элитогенез и высший административно-управленческий персонал государства в условиях кризисного развития: Автореф. дис. ... канд. социол. наук / Рос. акад. гос. службы при Президенте РФ. - М., 2000. - 24 с.

106. Политические элиты в Центральной и Восточной Европе: (Пробл. переход. периода) / Биткова Т.Г., Гуськова Е.Ю., Игрицкий Ю.И., Лыкошина Л.С.; ИНИОН РАН. - М., 1998. - 168 с. - (Сер.: Пробл. обществ. развития стран Восточ. Европы).

107. Политический процесс в России: Соврем. тенденции и ист. контекст. Аналит. обозрение / Журавлев В.В., Дилигенский Г.Г., Андреев А.Л. и др.; Центр комплекс. социал. исслед. и маркетинга, Общерос. об-ние "Круглый стол бизнеса России"; Отв. ред. Беляева Л.А. - М., 1995. - 70 с., диагр. - (Генер. проект "Россия в третьем тысячелетии". Сер.: политология; Вып.10).

108. Полтерович В.М. Институциональные ловушки и экономические реформы // Экономика и. математические методы. 1999. Вып. 35, № 2, с.3-20. . Электронный ресурс: http://www.cemi.rssi.ru/publicat/e-pubs/ep99001.zip.

109. Попов В. Воспоминания о будущем: второе издание драмы «кризис 1998 года» 2008.http://www.eeb.uconn.edu/people/turchin/PDF/Popov_2008.pdf

110. Понеделков А.В., Старостин А.М. Проблемы исследования политических элит России // Изв. вузов. Сев.-Кавк. регион. Обществ. науки. - Ростов н/Д, 1997. - N 1. - С.33-38. - Библиогр.: с.37-38.

111. Пугачев Б.М. Эволюция элиты и мегасоциальные конфликты // Национальная электронная библиотека © 1998. -- электронная публикация.

112. Пугачев В.П. Субъекты политики: личность, элиты, лидерство. - М.: О-во "Знание" РСФСР, Б.г. - 56 с. - (В помощь лектору / О-во "Знание" РСФСР, Секция пропаганды социал.-полит. знаний Основы политической науки).

113. Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. М. 2000.

114. Рахно Т.В. Смена политических элит в России // Современные проблемы гуманитарных и естественных наук. - Новосибирск, 1996. - Ч.1. - С.57.

115. Региональная элита в современной России / Под общ. ред. Я. Фрухтманна. М.: Фонд «Либеральная миссия», 2005.

116. Региональные элиты России: проблемы, подходы, гипотезы: (Прогр. исслед.) / Дука А.В. (рук.), Быстрова А.С., Горьковенко В.В. и др.; РАН. Ин-т социологии. С.-Петерб. фил. - СПб., 1999. - 87 с. - Рез. англ., фр.

117. Резниченко Л. Регионализм, регионализация, региональные элиты: явное и неочевидное [Документ в формате Word 7.0 с сайта журнала, 93Kb] // Рос. соц.-полит. вестник. - 1998. - N 2. - С.20-.

118. Рогов К. Режим мягких правовых ограничений: природа и последствия (Наброски по политэкономии полукапитализма) // Inliberty.ru. Электронный ресурс: http://www.inliberty.ru/blog/krogov/2471/.

119. Розов Н.С. Ценности в проблемном мире: философские основания и социальные приложения конструктивной аксиологии. Новосибирск: НГУ. 1998. Электронный ресурс: http://www.nsu.ru/filf/rozov/publ/val/.

120. Розов Н.С. Коллегиально разделенная власть и условия поэтапного становления демократии в России // Полис, 2008, 5, с.74-89.

121. Розов Н.С. Динамическая концепция менталитета и изменчивое разнообразие российских габитусов // Идеи и идеалы. 2010, №1(2), т.1. С.60-79.

122. Российская элита: опыт социологического анализа. Ч.1. Концепция и методы исследования / К.И.Микульский, Л.В.Бабаева, Е.Я.Таршис и др.; Под ред. К.И.Микульского; Исслед. социоэкон. ассоц., Ин-т пробл. занятости РАН и М-ва труда РФ, Ин-т социол. РАН. - М.: Наука, 1995. - 41 с. - (Библиотека журнала "Общество и экономика").

123. Российская элита: Психол. портрет / Сост. Давыдов О.В. - М.: Ладомир, 2000. - 319 с.: портр. Рыбаков А. Элитология в России: институциализация и перспективы развития // Власть. - 2000. - N 5. - С.77-80.

124. Россия и россияне в новом столетии: вызовы времени и горизонты развития. Новосибирск: Издательство СО РАН. 2008.

125. Рывкина Р.В. Влияние новой правящей элиты на ход и результаты экономических реформ // СоцИс: Социол. исслед. - 1995. - N 11. - С.35-43. - Библиогр.: с.43 (7 назв.).

126. Рыженков С., Локальные режимы и «вертикаль власти» // Неприкосновенный запас, (2010)№ 2.

127. Рябов А. "Партия власти": попытка превращения новой российской элиты в ведущую силу публичной политики // Партийно-политические элиты и электоральные процессы в России. - М.: ЦКСИиМ, 1996. - (сер. "Политология"; Вып.3).

128. Рябов А. Финансовый кризис и политика: развилки // Неприкосновенный запас, 2008.6(62).

129. Салмин А.М. Finis "intelligentsiae"? Интеллектуальная элита и политическая власть // Полития. - М., 1997. - N 1. - С.36-56.

130. Сатаров Г.А. Коррупция 7. С пониманием // Ежедневный журнал, 10.09.2008. Электронный ресурс: ej.ru/?a=note&id=8387.

131. Современная административно-политическая элита России. http://nicbar.narod.ru/lekziya6. html.

132. Соколов, Максим. Идейное уныние // Эксперт 2005, №26 (473).

133. Соловьев А.И. Культура власти российской элиты: искушение конституционализмом? // Полис. - 1999. - N 2. - С.65-80.

134. Социальные и политические ориентации санкт-петербургской элиты: Материалы междунар. симп., Санкт-Петербург, 25-26 июня 1996 г. / Под ред. Кугеля С.А.; СПб. науч. центр РАН, СПб. фил. Ин-та истории естествозн. и техн. РАН, СПб. гос. ун-т экономики и финансов и др. - СПб.: СПбГУЭФ, 1998. - 283 с.

135. Тощенко Ж.Т. Элита? Кланы? Касты? Клики? Как назвать тех, кто правит нами? // Социол. исслед. - 1999. - N 11. - С.123-133.

136. Турчин П. В. Историческая динамика. На пути к теоретической истории. М.: ЛКИ/УРСС. 2007.

137. Устройство общества и экономики с точки зрения рынка труда. Материалы семинара // Полит.Ру, 13.03.2010. Электронный ресурс: http://polit.ru/analytics/2010/03/12/trud.html.

138. Фарукшин М.Х. Политическая элита в Татарстане: вызовы времени и трудности адаптации // Полис. - 1994. - N 6. - С.67-79.

139. Федоров Б. Пытаясь понять Россию. - СПб.: Лимбус Пресс, 2000. - 275 с.Формирование постсоветской региональной элиты и ее роль в становлении институтов частной собственности и предпринимательства: Проект (Рук.: Дука А.В.) -- электронная публикация С.-Петерб. фил. Ин-та социологии РАН.

140. Харичкин И.К. Политическая элита и ее роль в обеспечении национальной безопасности России. - М., 1999. - 247 с.

141. Чирикова А.Е., Лапина Н.Ю. Основные направления эволюции экономической региональной элиты // Рос. соц.-полит. вестник. - М., 2000. - N 1. - С.6-12. - (Политическая элита: Фрагменты социального портрета).

142. Шириков А. Анатомия бездействия: политические институты и бюджетные конфликты в регионах России, СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге. 2010.

143. Шкаратан О.И. Социальное расслоение в современной России: драма расколотого общества // Мир России. 2004. Т. XIII. № 1. С. 3-48.

144. Шубкин В.Н. Система образования и воспроизводство новых элит : (По материалам лонгитюдного исследования жизненных путей молодежи) // Этика успеха = Ethics of success. - Тюмень; М., 1994 (1995). - Вып.3. - С.176-187.

145. Экономическая элита России в зеркале общественного мнения. Аналитический доклад. М.: ИКС И РАН, 2004.

146. Экономический кризис в России: экспертный взгляд. М.: Институт современного развития. (Под ред. И.Ю.Юргенса). 2009.

147. Элдерсфельд С.Дж. Политические элиты в современных обществах. Эмпирические исследования и демократическая теория. - М.: ИНИОН, 1992. - 20 с. - (Реферат / Рос. акад. наук, ИНИОН ; N 2228).

148. Этап за глобальным. Национальные интересы и внешнеполитическое сознание российской элиты: Докл. независимой группы экспертов / Беневоленский В.Б., Богатуров А.Д., Кобринская И.Я., Плешаков К.В.; Рос. науч. фонд. - М.: РНФ, 1993. - 107 с.

149. Ядов В.А., Климова С.Г., Халий И.А., Климов И.А., Кинсбурский А.В., Топалов М.Н., Клеман К. Социальная база поддержки реформ и потенциал массового протеста / Россия в глобальных процессах: поиски перспективы. М.: Институт социологии РАН, 2008. С.85-101.

150. Яковенко И.Г. Дезинтеграция РФ: сценарии и перспективы // Отечественные записки, 2002, №6.

151. Baylis T.A. Plus ca change? Transformation and continuity among East European elites // Commun. a. post-communist studies. - Los Angeles, 1994. - Vol.27, N 3. - P.315-328. - Bibliogr.: p.326-328.

152. Coenen-Huther J. Sociologie des e’lites. P.: Armand Colin, 2004.

153. Collins R. Macrohistory: Essays in Sociology of the Long Run. Stanford Univ. Press, 1999.

154. Goldstone J. Revolution and Rebellion in the Early Modern World. Berkeley: Univ. of California Press, 1991.

155. Elites, parties and democracy: Festschrift for prof. Mogens N. Pedersen / Ed. by Beukel E. et al. - Odense: Odense univ. press, 1999. - XII, 341 p. - (Odense Univ. studies in history a. social sciences; Vol.225).

156. Kornai J. The socialist system: The political economy of communism. Princeton, 1992.

157. Kullberg J.S. The ideological roots of elite political conflict in post-Soviet Russia // Europe - Asia studies. - Glasgow, 1994. - Vol.46, N 6. - P.929-953.

158. Lane D., Ross C. The transition from communism to capitalism: Ruling elites from Gorbachev to Yeltsin. - Basingstoke; L.: Macmillan press, 1999. - XII, 259 p., diagr. - Ind.: p.255-259.

159. O’Donnell G. Illusions about Consolidation, Journal of Democracy, 1996vol. 7, N 2, p. 34–51.

160. Olson M. The Rise and Decline of Nations: Economic Growth, Stagflation, and Social Rigidities, New Haven, CT: Yale University Press. 1982

161. Schneider E. Wer regiert in Moskau? // Polit. Meinung. - Bonn, 1997. - Jg.42, N 330. - S.5-15.

162. WasilewskJ. Uwarunkowania osiagniec spolecznych: przypadek regionalnego aparatu wladzy // Studia socjol. - Wroclaw etc., 1988. - N 3. - S.213-230.

К оглавлению

Публикации проф.Н.С.Розова

---

[1] Впрочем, в геронтократических режимах верховные позиции могут занимать правители 80 и более лет, таковы примеры позднего СССР, Северной Кореи и Кубы.

[2] «Реально нынешний режим держится на смеси массовой апатии и дистанцированности населения от политики в сочетании с условной поддержкой численно небольшой, но социально значимой группы, выигравшей от происходящих в стране изменений благодаря своей близости к власти или сохраняющимся связям с остаточными распределительными механизмами прежней системы государственными, полугосударственными или сросшимися с государством структурами бизнеса [Гудков, Дубин, Левада 2007, c.199].

[3] «Как свидетельствуют ответы наших экспертов, «мягкая» коррупция - использование как административной близости к первому лицу и возможностей закулисного влияния, так и «телефонного права» и крупных капиталов - является единственным механизмом реальной работы системы власти во всех ветвях и на всех уровнях. Ни о каких политических проектах, кроме укрепления самой властной системы, в подобных условиях речь не идет. Соответственно, иные идеи, ценности, обобщенные посредники, способы коммуникации даже между группами и фракциями, заинтересованными в каких-то изменениях и претендующими на влияние в процесс ах выработки, принятия и проведения решений, либо вовсе отсутствуют, либо круг их последовательно сокращается правящей верхушкой и лояльными ей «служилыми» элитами […] Отсутствуют также идеи субъективности, выбора, ответственности, включая представление о самостоятельных политических субъектах, их суверенитете, механизмах представительства и согласования интересов. Иными словами, отсутствует все то, что образует, опять-таки в терминологически строгом смысле слова, сферу политики, политического действия [Гудков, Дубин, Левада 1007, c.203].

[4] Наиболее часто упоминаемые типы среди представителей нынешних элит - это временщик, циник, беспринципный и некомпетентный исполнитель чужой воли, а также идеалист, пытающийся (как правило, с малым успехом) провести какие-то свои идеи по улучшению государственного управления. Внутри управляющей корпорации нет никаких специфических связей солидарности, предполагающих общность интересов (кроме удержания нынешнего режима у власти, с чем правящая элита непосредственно связывает свое положение в настоящем и будущем). Идет жесткая внутрикоропоративная борьба за ресурсы влияния, за доступ к президенту, лишенная каких-либо соображений об общих национальных интересах, программах развития, модернизации и т.п. [Там же, с.201].

[5] Среди разных подгрупп опрошенных нами экспертов преобладает мнение о крайне низкой квалификации тех, кто обеспечивает исполнение принимаемых политических решений. Некомпетентность исполнителей непосредственно смыкается с внутриклановыми или внутрибюрократическими интересами, нейтрализующими и блокирующими осуществление принятых наверху решений. Это не саботаж, а перекладывание ответственности на другие инстанции, бюрократическое заболачивание даже правильных решений, даже частичных, непоследовательных программ модернизации экономики и политической системы. В результате ни одна из начатых или провозглашенных реформ не осуществлена на деле [там же].

[6] «Совершая религиозные обряды, выпивая, развлекаясь, постреливая по птичкам, парясь и сплетничая о том, кто, сколько и за что берет, люди ищут, и, как правило, находят, «выходы» на чиновников, которые помогут им минимизировать налоги, выиграть тендер, получить землю под застройку, устроить родственника в «элитную» клинику, освободить сына от призыва в армию, пристроить дочь в приличный вуз, вернуть изъятые ГАИ документы на машину, закрыть уголовное дело на партнера или организовать наезд силовиков на конкурента. В каждом поселении — за исключением выморочных, где не представлено государство — есть свой приход, своя баня, свой ресторан, на худой конец клуб, в которых собираются люди, решая проблемы удовлетворения своих потребностей за счет материальных и административных ресурсов, номинально принадлежащих государству» [Кордонский 2005].

[7] «Пока большая часть общества считает чиновников господами, это общество не готово к внешнему контролю над бюрократией. Пока господами считают себя сами чиновники, идея открытости власти им абсолютна чужда, на нейробиологическом уровне, если угодно» [Сатаров 2008].

[8] «Почему принципал-агентская модель очень удобна для описания коррупции? Потому что часто рассматривают коррупцию, возникающую при взаимодействии агента и клиента. Но тогда не видно потерь, которые несет кто-то за пределами пары «агент — клиент». Мы рассматриваем дачу взятки и получение взятки: вот она коррупция! Но в чем проблема-то? Один дает, другой берет. Чего тут плохого? Что нам до этого? Мы видим это только тогда, когда используем принципал-агентскую модель, поскольку в ней коррупция — это обязательно кража ресурсов принципала и измена принципалу. То есть у коррупции всегда есть жертва, вот что очень важно понимать. Жертва — это тот, у кого украли ресурсы и кому изменили. Но что нам до какого-то принципала? — спросите вы. Для ответа пройдемся по вертикали не вниз, а вверх. Мы уже начинали это делать выше, констатируя, что у принципала-министра есть принципал-премьер, а у того есть свой принципал — президент. Но в нашей Конституции и у президента есть принципал — это народ, который его избирает. А есть ли принципал у народа? По третьей статье Конституции — нет. Народ и есть верховный принципал» [Сатаров 2008].

[9] Грубовато, но доходчиво такое положение вещей сформулировано Ю.Латыниной: «К чему в конечном итоге сводится разница между Китаем и Россией? К тому, что в Китае власть обращается к народу и говорит: обогащайтесь, а если чиновники будут вам мешать, мы им свернем шею. В России власть обращается к чиновникам и говорит: обогащайтесь, а если бизнесмен посмеет пищать, мы свернем ему шею» [Латынина 2009].

[10] Так, И. Клямкин, Л. Тимофеев пишут, что в России негативное отношение к теневому экономическому поведению сменяется чувством понимания и солидарности. Подавляющее большинство россиян (86%) считает проблему борьбы с теневой экономикой и коррупцией одной из важнейших, однако почти у 40% сохраняется позитивное или нейтральное отношение к собственному участию, участию друзей и знакомых в теневой практике [Клямкин 2000].

[11] «Речь при исследованиях российской действительности должна идти не столько об эрозии морали российского человека и общества (ее в западном смысле и не возникало), сколько об институционализированном лицемерии (двоемыслие) или о массовом цинизме, оказывающихся следствием вынужденной адаптации к патернализму власти, к репрессивному режиму советского типа, в котором не остается места для морального выбора или личной ответственности. Разбор разложения нормативной системы ведется, прежде всего, на материале коррупции, «человека коррумпированного» (в особенности — внутренней, личностной коррупции, игре человека в подкуп с самим собой); отдельная тема — сервильность и деградация элиты, лишающая общество идеальных образцов и ориентиров» [Гудков 2007].

[12] «Чем более распространена коррупция, тем меньше вероятность наказания для каждого отдельного коррупционера (т.е. меньше трансакционные издержки, ассоциированные с неэффективной нормой), тем более распространена коррупция. Это — так называемый эффект координации, характерный для многих институциональных ловушек. Дальнейшее закрепление неэффективной нормы поведения происходит под действием трех механизмов. Во-первых, коррупционная деятельность совершенствуется, возникают коррупционные иерархии, развивается технология дачи взятки (эффект обучения). Во-вторых, неэффективная норма встраивается в систему других норм, сопрягается с ними. Так, коррупция связана с уходом от налогов и лоббированием законов. Это еще больше затрудняет борьбу с ней (эффект сопряжения). Наконец, коррупция оказывается столь обычной и ожидаемой, что отказ от нее воспринимается как нарушение общепринятого порядка вещей: включается механизм культурной инерции. В результате действия этих механизмов уменьшаются трансакционные издержки коррупционного поведения и увеличиваются трансформационные издержки перехода к альтернативной норме. Коррупция "устраивает каждого", потому, что к ней причастны "все остальные". Система оказывается в равновесии — в коррупционной ловушке. После того, как ловушка сформировалась, возврат к начальным (дореформенным) условиям не приведет к ее разрушению: имеет место так называемый эффект гистерезиса» [Полтерович 1999].

[13] Ежегодный объем взяток в России до кризиса оценивался из данных Генпрокуратуры в $240 млрд, по уровню коррупции страна, согласно различным исследованиям, находится на уровне Нигерии. В 2008 году, по информации Генпрокуратуры, за коррупционные преступления осуждены 8625 человек, а всего в ходе проверок выявлено более 209 тысяч нарушений антикоррупционного законодательства. Это почти в два раза больше, чем в 2007 году. По оценкам российского Национального антикоррупционного комитета (НАК), объем коррупции в стране в денежном выражении исчисляется сотнями миллиардов долларов в год и варьируется от 240 до 300 миллиардов долларов в год.

[14] Мягкие бюджетные ограничения, по Корнаи, — это главный дефект плановой государственной экономики. Суть его в том, что предприятие не несет экономической ответственности за результаты своей деятельности, пользуясь возможностью покрывать растущие издержки из государственного бюджета.

[15] Тезис подтверждается наблюдением представителя малого бизнеса в г.Новосибирске относительно своей среды: «Малый бизнес в тени. Когда-то (лет 15 назад и раньше) государство создало условия, когда платить налоги в полном объёме было теоретически невозможно. В ответ создалась инфраструктура ухода от налогов. Налоги и сегодня достаточно весомая часть себестоимости любой продукции, чтобы никогда на рынке не могли сосуществовать те, кто не платит налоги и те, кто их полностью платит. Поэтому, на рынке присутствуют фирмы, которые «платят налоги» (частично) и которые не платят совсем. Увы, «третьего не дано» (речь именно о малом бизнесе). Обычно, «платят» те, у кого есть отчуждаемая собственность, которым поэтому «есть, что терять». Чем больше регистрируемой собственности (недвижимости), тем больше доля «белой бухгалтерии». Но «на крючок» можно подвесить любого «малого предпринимателя», был бы «заказ»… Ну и кто, спрашивается, будет в такой ситуации «вякать» против каких-либо практик власти?».

[16] На вопрос Левада-Центра, согласны ли с утверждением «Доверять сегодня нельзя никому, разве что самым близким людям» 33% респондентов дали ответ «совершенно согласен», 40% — «скорее, согласен», 19% — «скорее, не согласен», 3% — «совершенно не согласен» 5% затруднились ответить [Общественное мнение 2008, с.87].

[17] «Мы имеем дело с обществом, в котором значительно ослаблено базовое доверие как к окружающим, так и к самим себе — поэтому почти невозможными оказываются и солидарная деятельность, и протестные формирования, а также формальные, договорные отношения. Последнее подтверждается, например, относительно недавними исследованиями «Левада-центра», согласно которым доверием в российском обществе пользуются, в первую очередь, институты, с которыми невозможно договариваться, им можно только подчиняться: президент, церковь и армия» [Шор-Чудновская 2009]. «Когда мы задаем вопрос, можно ли большинству людей доверять, то 83% наших сограждан говорит “нельзя”. Прямо противоположная ситуация — в западных демократических странах, где очень высок уровень общественной солидарности, а также уровень идеализма и где люди готовы откликаться на различные события и общественные вызовы» [Гудков, Дубин, Левинсон 2009].

[18] Ср.: «Недоверие к формальным структурам (школа, армия, производство) и доверие к «своим» (короткий радиус доверия) могло компенсироваться только быстрым путем — достижением благополучия через партикуляристскую лояльность держателям средств насилия (власти, администрации, криминальным или коррумпированным организациям), что, в свою очередь, дискредитировало и подрывало модель жизненного успеха через индивидуальные усилия и преданность универсальным ценностям» [Гудков 2009, с.34].

[19] Новосибирский предприниматель в личном письме автору доклада достаточно жестко пишет про это: «Первое, с чем согласен любой из этого круга общения (малого и среднего бизнеса г.Новосибирска) – «чиновник = вор» и «сотрудник госкорпорации = вор». Всегда у каждого имеются «свежие» примеры, истории из жизни этих «паразитов». У них по-прежнему «всё хорошо», их ряды не редеют, они не оплакивают даже изредка потерю какого-либо сколько-нибудь близкого члена их коррупционных рядов (штучные истории, типа Солодкиных, целому сословию жизнь не очень-то отравляют), у них вполне крепкий сон без дурацких кошмаров. Они регулярно, по старому расписанию, предъявляют «рынку» очередные повышения расценок на «услуги государства/сбербанка/железной дороги…». Единственное, на что эти люди жалуются (по моим наблюдениям), что вновь назначенный начальник обязан «проводить реформу/реструктуризацию», которые этот «вышестоящий идиот» ВСЕГДА понимает ТОЛЬКО как возможность/необходимость поменять старых сотрудников на новых, «своих» людей» […] какие проблемы у организаций малых предпринимателей? Да обычные – недоверие. Предприниматели не верят не только чиновникам, но и друг другу (точнее, незнакомым предпринимателям, это же профессиональное свойство характера!). Если все видят, что эта песня из Кремля (или ещё откуда) в очередной раз запевается не по-настоящему, а кто-то из предпринимателей здесь на месте «впрягается», то это верный признак того, что он либо дурак, либо, наоборот, придумал, как с этой «активности» навариться можно».

[20] Но нельзя и назвать его приемлемым по современным меркам. Согласно методике Всероссийского центра уровня жизни (ВЦУЖ) «среди работающего населения (составляющего самую большую долю в общем объеме денежных доходов населения страны) более 62% малообеспечены и более 92% недотягивают до среднего класса» [Самедова 2010]. Еще в докризисном июле 2008 г. 44% респондентов в опросах Левада-Центра выбрали утверждение «Испытываю постоянный страх / боюсь бедности и нищеты» [Общественное мнение 2008, с.17].

[21] «Такого рода асимметрия отношений государства и человека (поданного) означает, что полнотой дееспособности, символической значимости, права обладает только власть или вышестоящее начальство, тогда как сам человек лишен права, голоса, способов выражения своих интересов, представлений. «Власть лучше знает, как надо для всех». Но это поверхностный взгляд. Более глубокое понимание этого человека заключается в том, что как власть пытается манипулировать населением, так и население, в свою очередь, управляет государством, пользуясь его ресурсами, покупая его чиновников для своих нужд. Это симбиоз принуждения и адаптации к нему. Генетически это человек мобилизационного, милитаризированного и закрытого репрессивного общества, интеграция которого обеспечивается такими факторами, как внешние и внутренние враги, а значит — признание (хотя бы отчасти) оправданности требований лояльности власти, «защищающей» население от них, привычности государственного контроля (отсутствия возмущения или недовольства) над поведением обывателей во всех сферах жизни, привычка последних к самоограничению (принудительный «аскетизм» потребительских запросов и жизненных планов)» [Гудков 2007].

[22] «Но главное — не цифры, а характер основной и весьма тревожной тенденции — привыкании значительной части наших соотечественников к бедности, включение их в культуру бедности. Все серьезные отечественные и зарубежные ученые подтверждают эту опасную тенденцию. Такого тренда не отмечено ни в нашей истории последних десятилетий, ни у наших западных соседей, избавляющихся весьма непросто от «коммунистического» прошлого. Чувство безнадежности, апатии, суженное воспроизводство потребностей — типичные качества социального дна. Проблема не в ухудшении условий жизни. Такие спады в благосостоянии не раз имели место в истории и нашей страны, и других стран. Широко распространившиеся явления социальной эксклюзии оказывают крайне негативное воздействие на сплоченность общества и социальный порядок. Сама возможность развития общества с растущим слоем социально исключенных весьма сомнительна. Увеличивающаяся масса экономически неактивных людей, зависящих от социальной помощи, делает общество социально разобщенным» [Шкаратан 2004].

[23] Согласно опросам Левада-Центра (март 2010): «складывается довольно противоречивая картина отношений россиян с властью. В целом большинство населения поддерживает политику укрепления центральной власти, связывая ее с «наведением порядка в стране», утраченного в 1990-е годы. Большинство россиян чувствует значительную степень отчуждения от государства. Значительная часть населения ощущает, что оно не способно влиять на принимаемые государственные решения, а эти решения, как правило, не влияют на повседневную жизнь граждан. Таким образом, в общественном мнении России «государство» и «население» предстают как автономные субъекты, мало соотносящиеся друг с другом. 62% населения стараются избегать любых контактов с властью и живут, полагаясь только на себя. Треть населения уверена, что государство и население в России друг другу ничем не обязаны и не стоит пытаться требовать от власти служения интересам общества» [Отношения общества и государства…2010].

[24] «Выросло поколение людей, не падающих в обморок от слова «биржа», государство «вырастило» регуляторы рынка. Они плохо работают, но они уже есть. Много людей прошли школу международного бизнеса и, между прочим, осознали, что они вполне конкурентоспособны. Сам международный бизнес сидит уже давно внутри, а не снаружи. Так что говорить о том, что страна не изменилась, было бы неверным. Чего же нет? Нет политических условий, позволяющих этим росткам новой экономики прорасти. Как только они пробиваются на поверхность, их выклевывает ‘силовое воронье’» [Пастухов 2010].

[25] «Сектор обрабатывающей промышленности справляется со все меньшим количеством хороших специалистов, что не может не отражаться на цене их труда. Это же приводит к отсутствию спроса на качественное образование. Но в отсутствии спроса на качество образования на следующем шаге качество рабочей силы и человеческого капитала упадет ниже необходимого даже для воспроизводства советской промышленности, не то что для модернизации» [Устройство общества и экономики…2010].

[26] С алкоголем в стране связаны 72% убийств, 42% самоубийств, 53.5 смертей от других внешних причин; 68% смертей от цирроза печени, 60% от панкреатитов, 23% от сердечнососудистых заболеваний и 25% прочих смертей. Только на протяжении 1990-2001 гг. в стране ежегодно в связи с алкоголем умирали от 400 до 700 тыс. человек [Немцов 2003].

[27] «Принцип щадящей коррекции направлен на максимальное облегчение всегда болезненных процессов переоценки ценностей. Изменение понятийной составляющей ценности — это всегда трудность, но трудность преодолимая. В то же время, разрушение и замена глубинных предпочтений (символического, этнокультурного, обычно иррационального слоя ценностей) всегда мучительны и даже социально опасны. Принцип щадящей коррекции не противопоставляет новые и традиционные ценности, но скорее прививает новые, актуально значимые ценностные конструкции к оберегаемому корню культурной традиции […] Принцип органичности ценностных систем сосредоточивает усилия не на построении иерархии, а на выявлении функциональных механизмов, включающих ценности, на структурах и правилах взаимного соотнесения ценностей при принятии решений. Ценности, равно как мифы, религии и идеологии, позволяют человеку за них прятаться, тем более, когда утверждается божественная заданность или социокультурная органичность этих ценностей» [Розов 1998, раздел 2.1].

[28] Разумеется, здесь придется решать множество проблем, из которых главная — слишком большое число дотационных регионов в стране, которые просто не выживут на налогах от местного чахлого бизнеса. Однако продолжение нынешнего сугубо централизованного порядка перераспределения налоговых поступлений закрепляет эту чахлость, обусловливает общую экономическую стагнацию. Политики и законодатели федерального уровня, представители центральных бюджетных органов не видят (не хотят видеть?) возможности горизонтальных перераспределений между регионами. Все от всех собрать и самим все переделить, не забывая себя — кто же откажется от такой сверхвыгодной рентной позиции?

[29] При всем этом, следует учитывать, что децентрализация власти и бюджетной политики прямо противоречит общим сдвигам массового сознания. Вот о чем говорят данные опросов Левада-Центра (март 2010): «Единым централизованным государством Россию хотят видеть больше других россияне от 55 лет и старше (58%), имеющие среднее специальное образование (51%), а также жители сёл (57%). За расширение прав местных властей высказываются чаще всего респонденты 18-24 лет (44%), с высшим образованием (48%) и жители Москвы (48%). На протяжении 2000-х годов в российском обществе изменилось отношение к проблеме распределения властных полномочий между федеральным центром и местными властями. Число сторонников укрепления центральной власти выросло с 25% в 1998 году до 46% в 2010 году. Значительно снизилось число тех, кто считает, что местные власти должны быть наделены широкими полномочиями — с 52% в 1998 году до 36% в 2010 году. В целом это свидетельствует об одобрении большинством россиян происходящей в стране политики усиления полномочий Центра» [Отношения общества и государства...2010].

[30] В качестве первых ориентиров вполне подходят обобщенные М.Афанасьевым принципы открытости государственного управления: «Законодательное закрепление права на информацию, в том числе на доступ к информации о деятельности органов государственной власти. Вменение на законодательном уровне в обязанность государственным организациям информировать граждан об условиях, планах и результатах своей деятельности. Прозрачность тендеров на выполнение государственных заказов и подрядов. Общедоступность информации о стандартах качества социальных услуг, регулярная публикация результатов деятельности поставщиков социальных услуг. Доступность и точность информации о социальных услугах: их содержании, поставщиках, о качестве и стоимости услуг каждого поставщика. Регулярное измерение и независимая оценка результатов работы поставщиков социальных услуг, публикация и сравнительный анализ данных. Мониторинг запросов клиентуры и регулярная публикация его данных. Закрепление достаточно простых процедур подачи и рассмотрения жалоб и обращений граждан. Доступность информации о мерах, которые обязаны принимать государственные организации в ответ на жалобы. Введение института уполномоченного (омбудсмена, инспектора, комиссара) по вопросам доступа к информации, задача которого — проверка информационной открытости органов власти и оказание помощи потребителям в получении нужной им информации в тех случаях, когда они не удовлетворены ответами на свои обращения» [Афанасьев 2006, с.243-244].

[31] Ср.: «Вот три золотых правила, составляющих формулу успеха : оценка деятельности, материальное вознаграждение, само существование государственной организации должно напрямую зависеть от достигнутых ею результатов; потребитель должен иметь возможность выбирать услуги, предоставляемые государственными организациями, а там, где это невозможно, влияние потребителей на оценку результатов деятельности организации должно быть решающим; нужно последовательно расширять самостоятельность государственных организаций и служащих, территориальных и профессиональных сообществ — развязать им руки, но заставить отвечать за результат. Для того чтобы оценить эффективность работы органов государственного управления и бюджетных организаций, нужна доступная, надежная и проверяемая информация об условиях и результатах их деятельности» [Афанасьев 2007].

[32] «Безопасность – это лозунг, позволяющий объединяться самым различным фракциям. Четверть века назад из России ехали в поисках комфорта и свободы, сегодня уезжают в поисках порядка. При этом страну покидают как рейдеры, так и их жертвы. Потому что «силовики» свои деньги предпочитают все-таки хранить в странах, где все же действуют ненавистное им «rule of law». По всей видимости, консолидация верхов и будет складываться вокруг лозунга создания «правового государства», на чем сойдутся и влиятельные вельможи новой администрации, и культурная элита, и те криминальные авторитеты, которые устали от бесконечных войн и стремятся к легализации и стабилизации своего положения. Найдутся и перебежчики из ‘силового лагеря’»[Пастухов 2010].

[33] «Государственно патерналистские установки оказываются значимыми для большей части населения страны, поскольку в условиях падения экономики и жизненного уровня у основной массы нет достаточных ресурсов для независимого от государства существования. Неудовлетворенность фактическими результатами этой деятельности государства становится почвой социального протеста и дискредитации властей, однако среда, где сохраняется потенциал социального протеста, отличается консерватизмом и неспособностью к самоорганизации, это недовольство социально слабых, государственно зависимых групп (бюджетников — работников госпредприятий и учреждений и пенсионеров). Иначе говоря, институциональные рамки «советского человека» сохраняют по инерции свою значимость, хотя уже далеко не в той мере, как это было в советское время» [Гудков 2007]

[34] Ср.: «Наличная ситуация такова: ни от кого сегодня ожидать активных действий не приходится. Ни одна социальная или политическая сила не в состоянии поколебать сложившийся политический «статус-кво». Но, в то же время, потенциально верхи для перемен созрели. Сами они не поднимутся, потому что русские верхи трусливы и никогда не ввяжутся в борьбу ранее, чем убедятся, что находятся на стороне сильного. Но если возникнет «революционная ситуация», их поведение будет непредсказуемым, и, скорее всего, они консолидируются вокруг того, кто предложит перемены» [Пастухов 2010].

[35] См., например, вдохновенную проповедь «политического идеализма» Сергеем Ковалевым [Ковалев 2010].

[36] Здесь релевантен следующий принцип ментальной динамики: участник ритуала, скорее, будет привержен тем символам и тем поведенческим стереотипам (стратегиям и практикам), которые обеспечат ему большее признание, более высокое групповое членство, а также обещают продвижение к более высокой институциональной позиции в обеспечивающем сообществе именно в той ритуальной роли, которую он играет.

[37] «Люди, как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…» (М.Булгаков. Мастер и Маргарита).

[38] «Неудачи с реализацией длинных сценариев совсем не случайны — они связаны с разрушением общественно-политических механизмов воспроизводства субъектов социального лидерства и преобразовательной деятельности. Как говаривал Александр I, «некем взять! […] А коли так, то остается, если иметь в виду реализацию длинных сценариев национального развития, один путь — выстраивание институтов социального доверия, в основе которых лежит конкурентный отбор и публичная ответственность правящих» [Афанасьев 2007].

[39] «Что касается адресата недовольства, то в массовом сознании он прочно ассоциируется, прежде всего, с институтами власти. По данным фонда «Общественное мнение», 33% опрошенных недовольны федеральными властями, 25% — региональными. В последние годы с построением «властной вертикали» дифференциация на федеральную и региональную власть, с точки зрения обвинений со стороны общественности в неэффективном управлении, теряет смысл: все претензии концентрируются на уровне федеральных структур [Ядов и др. 2008, с.100].

[40] «Лишь 19% россиян хотели бы принимать личное более активное участие в политике для того, чтобы что-то изменить. Большую готовность участвовать в политической жизни страны высказывают мужчины (21%), россияне 18-24 лет (26%), имеющие высшее образование (31%), с высоким потребительским статусом — могут позволить себе товары длительного пользования (32%), жители Москвы (34%). В то же время 77% населения не готовы к участию в политике. К этой категории чаще всего относятся женщины (80%), россияне в возрасте от 55 лет и старше (79%), с образованием ниже среднего (84%), с низким уровнем доходов (98%), жители городов с населением до 100 тыс. чел. (82%)» [Отношения государства и общества…2010].

[41] Уже реализованный на практике прецедент: деятельность «Комитета 101» в Екатеринбурге (www.komitet101.ru).

[42] Есть признаки того, что в Интернет-сообществе вызревает понимание необходимости объединения и солидарного действия. Zibir (из Праги) призывает: «Господа, надо объединяться и честно решать свои проблемы.» Четко формулирует г-н Надоело, отвечая участнику Из Томска: «Предположим, что сейчас — несвобода, но есть грязь, вонь, бомжи…Т.е. по вашей логике должна наблюдаться взаимосвязь. Так тогда почему такие эмоциональные выплески на свободу? Вы при ней жили? Может, будет меньше грязи, вони и бомжей (принцип обратной обусловленности). Что-то в Томске плохо с логикой стало, а жаль...». Требуемую связку уже имеет и хорошо излагает г-н (г-жа?) W: «…народ, надо быть активнее, отстаивать свои права и не бояться добиваться истины. Мы не умеем диктовать свои потребности и желания властям, они в свою очередь не желают ничего делать. Нас все устраивает — а их тем более... Только, если мы заявим о том, что нам не нравится, четко и все вместе, тогда, может, и будут у нас дороги чистые, квартиры дешевле, и продукты подоступнее...». Булавка поддерживает идею и хорошо ее развертывает: «Кого не устраивает что-то конкретное — тот борется с этим "чем-то". И механизмы-то общественные для этого обычно есть, только заржавели от редкого использования. Но намного удобнее и безопаснее кричать "нас не устраивает!" и продолжать сидеть на хвосте ровно. Ждать, пока власти все дадут. А с другой стороны — усилия отдельных людей и небольших коллективов разбиваются о тупое хамство и пофигизм большинства. Сделали жильцы клумбу, всем понравилось, приехал козел на машине — поставил машину на цветы. Вот тут общественные механизмы дают сбой, потому что стрелять по таким случаям не положено по закону, милиции начхать, а делать-то что?» (Из Интернет-обсуждений публичных выступлений автора, см. http://www.nsu.ru/filf/rozov/publ/ngs1.htm).

[43] Неплохие, но вполне «политически проходимые», примеры таковых дает Максим Соколов: «В то же время уже где-то очень давно, со времен ранней перестройки, начисто отсутствует общественная дискуссия насчет предметов простых и приземленных. Например, как нам сделать, чтобы поездка в вагоне ОАО РЖД по степени удобства хоть сколько-нибудь приблизилась к поездке в вагоне AG Deutsche Bahn. Когда рельсовый транспорт, насущность которого для такой большой страны, как Россия, очевидна, полностью превращен в социальное гетто, вряд ли это хорошо, — а интегрирующая роль пристойного ж.-д. сообщения общеизвестна. То же (в рамках столиц) относится и к метро. В 20−30−х гг. XX века во Франции было непочетное выражение «люди, ездящие на метро». Сегодня такого выражения нет — общественный транспорт перестал быть гетто, тогда как мы полностью живем в той давней эпохе. В равной степени отсутствуют общественные мечтания в области градостроительства. Столицы быстро эволюционируют к состоянию мегаполисов африканско-латиноамериканского типа, но идеи насчет того, что с этим делать, ограничиваются очередными проектами Ю. М. Лужкова насчет то ли неработающего монорельса, то ли аэротакси по цене от 100 до 10000 евро в час. То, что европейские столицы худо-бедно сумели справиться с проблемой неконтролируемого роста и общего коллапса инфраструктуры (средства известны: создание новых центров в рамках одного города, опережающее развитие общественного транспорта), никого особо не волнует. Все безразлично взирают на муниципальные чудеса. Воистину «оставь надежду». Наконец, подъем страны невозможен без преодоления чудовищного разрыва между Москвой и остальной Россией — опасного во всех отношениях. Но и здесь мечтания вполне уместны — в 60−70−е гг. Франция, унаследовавшая ту же сверхцентрализацию, когда есть только Париж и провинция, сумела всерьез децентрализоваться. Тулуза, Нант, Ренн, Бордо стали приличными промышленными, научными и культурными центрами — отчего и Парижу полегчало. Добиться того, чтобы то же самое можно было сказать о Липецке, Орле, Костроме, Пскове (связанных со столицами эффективной транспортной сетью) — по крайней мере, предмет для разговора. Но разговора не слышно» [Соколов 2005].

[44] В апреле 2010 г. многообещающий почин сделан крупными иностранными компаниями в Москве. Были подписаны два документа: чисто российская «Инициатива по соблюдению принципов корпоративной этики при ведении коммерческой деятельности на территории Российской Федерации» и международные «Принципы противодействия взяточничеству», разработанные рабочей группой с участием Всемирного экономического форума, компании «Транспаренси интернэшнл» и Базельского института управления. «Компании-участники обязуются определить сферы с наибольшим коррупционным риском и запретить использование взяток в деятельности, которая осуществляется напрямую либо через любых посредников, находящихся под контролем компании. Откажутся компании и от скрытых форм взяток, например в виде пожертвований в поддержку политических партий, благотворительных организаций и т. д. Руководители компаний обязуются руководствоваться политикой нетерпимости к любым проявлениям взяточничества. Если одному из участников этой инициативы станет известно о нарушениях принципов другим участником, он обязуется проинформировать об этом нарушившую сторону. Спорные ситуации будут рассматриваться специальным советом по урегулированию споров, решения которого будут окончательны и обязательны к исполнению всеми участниками инициативы» [Ведомости, 20.04.2010].

[45] Вот соответствующая инсайдерская оценка: «Здесь много зависти. Малое предпринимательство в массе своей не очень-то образованней пролетариата и крестьянства. Успешное решение «экономических задач» требует навыков быстрого разложения картины мира на минимальное количество элементарных и обязательно примитивных кирпичиков, «пазлов». Мысли о том, что чиновники бывают разными – это слишком сложно. Вам всегда покажут пальцем куда-либо в конкретное место и скажут: «Видите, вот тут воруют ровно так же, как и 10 лет назад! Видите? Ну, значит, ничего не меняется в этом мире, ничего не делается (НИГДЕ!), чтобы что-то изменить в лучшую сторону…».

[46] Один из новосибирских бизнесменов весьма жестко формулирует запрос от местного бизнес-сообщества: «Считаю единственно правильным (возможным) началом этого «перехода» - очистительную работу в судейском корпусе.

Почему?

1. Это очень малое количество людей.

2. Это люди очень (уже) высокооплачиваемые, и тут подобная работа не натолкнётся на «естественные» ограничения, связанные с исчерпанием кандидатур в судейское кресло.

3. Технически, выявление «неправосудности приговора» - это очень простая работа.

И первым должен показать «новый курс» не малый бизнес, и не губернатор Новосибирской области (что он может?), а Президент, администрация Президента, ну и «национальный лидер», разумеется, тоже! Они должны снять все «заказы» на «шитые дела» из судов. Иначе никак! Они должны «посадить» ВСЕХ мыслимых и немыслимых «контролёров» на «Правила» (каждому свои «правила», как гаишнику – ПДД !). Они должны ввести закон, по которому ВСЕ правила и требования к любому бизнесу должны быть доступны бесплатно и исчерпывающе на сайте Правительства.

В противном случае малый бизнес никто от государственных воров не защитит. И он так и будет вести себя, как раньше («тише воды и ниже травы»), словно ему ничего не надо, ничего его не интересует и все эти «контакты с местными администрациями» ему даром не нужны. А на самом деле, в этой «теневой яме» пропадает 80% созидательного потенциала русского народа, отстранившегося лицом от своего государства, но прилепившись к нему, в то же время, некоторыми из своих карманов…

Короче, надо лоббировать от имени малого бизнеса антикоррупционные законы. Никакая другая помощь нам реально и не нужна. Всё остальное, любые другие инициативы областного чиновничества – приглашение к соучастию в воровстве и только (федеральных средств, например, чтобы нам потом было с чего взятки нести на городской и областной уровень, а им можно было отчитаться в бурной деятельности). Надо проводить закон о люстрации, о налоге (настоящем) на собственность. Надо так упростить налогообложение, чтобы уйти от него было бы чрезвычайно трудно, а не как сейчас, когда это вообще не требует никаких усилий. Надо пестовать и защищать конкурентность рынков, вместо чего государство системно способствует их монополизации.

[47] См.: «Сегодня не решена задача обеспечения самостоятельности судебной власти и независимости судей» Интервью с Тамарой Морщаковой //Полит.Ру, 08.12.2008. Часть 1. http://www.polit.ru/institutes/2008/12/08/sud.html. Часть 2. http://www.polit.ru/institutes/2008/12/15/sud.html 15.12.2008.