Список электронных публикаций

 

МИНИМИЗАЦИЯ РИСКОВ ГРАЖДАН И РОСТ РИСКОВ СТРАНЫ:
(Структура и следствия социальной стратификации постсоветской эпохи)

 

 

Н.С.Розов

Одна из главных заслуг почившего социализма — «чувство уверенности в завтрашнем дне» советского человека. По сути дела, оно обеспечивалось высоким уровнем социально-экономической безопасности для гражданина и его семьи, иными словами, минимизацией жизненных рисков.

Значит ли это, что рисков у советского человека вовсе не было? Нет, читать и передавать друзьям диссидентские и просто изданные за рубежом книги, откровенничать о политике с малознакомыми людьми, рассказывать антисоветские анекдоты, иметь хоть какое-то касательство к правозащитной деятельности было весьма рискованно. Более того, имелась могущественная организация, которая не только поддерживала данные риски на высоком уровне, но имела своим идеалом неотвратимость наказания почти всякого советского человека за несоветские вольности.

Фактически, поле безопасности было весьма четко отделено от поля рисков. Будь лоялен к власти и идеологии, получи какое-нибудь образование (благо, оно полностью бесплатное), ходи на службу, не высовывайся по поводу политики, подсуетись, чтобы побыстрее получить от государства жилплощадь — вот простая премудрость советского времени для сведения жизненных рисков практически к нулю. Разумеется, социально-экономическое неравенство имело место, но было отчасти смягченным, отчасти тщательно скрываемым. При должной личной лояльности начальству и советской власти, потерять работу и квартиру было практически невозможно. Остаться в относительной бедности не воспринималось как риск, поскольку в видимом окружении общий фон небогатого советского благополучия был примерно одинаков.

Постсоветская эпоха в данном аспекте — это, прежде всего, радикально новая структура пространства безопасности и рисков для граждан. Нельзя сказать, что поле политических рисков, обусловленных нелояльностью к власти, исчезло. Зато оно на многие порядки сузилось. Чтобы нелояльному к власти гражданину быть изгнанным из страны или попасть в тюрьму, нужно обладать крупным политическим или финансовым потенциалом, который представляется власти по-настоящему опасным для нее (характерные примеры: Руцкой и Хазбулатов, Березовский и Ходорковский).

На расширившемся поле политической безопасности граждан выросли новые социально-экономические границы. В условиях свободных (читай: достаточно высоких) рыночных цен стал вполне реальным риск свалиться в нищету, стать неспособным оплачивать даже жилье и пропитание. Итак, появляется зона неприемлемой бедности. Очевидно, что соответствующие риски попасть в эту зону в большой степени формируют установки и жизненные стратегии постсоветских граждан, о чем будет идти речь ниже.

Вышла из теневой экономики советской эпохи и легализовалась зона частного бизнеса, которая осталась при этом зоной рискованного богатства и благополучия. Если раньше рискованность обеспечивалась зоркими глазами и цепкими руками ОБХСС, то теперь источниками рисков, помимо конкурентной борьбы, являются рэкет, недобросовестность партнеров, перепады валют, банковские кризисы и дефолты, прессинг со стороны разного рода государственных инспекций и причуды налоговой политики. Дело ЮКОСа наглядно демонстрирует, что любой уровень богатства, надежности активов, прозрачности и цивилизованной законопослушности не обеспечивает безопасности бизнеса в постсоветской России. Государство и власть не гарантируют спокойствие законного бизнеса, но, напротив, увеличивают его рискованность. Итак, рискованное богатство — форма существования удачливых предпринимателей и олигархов, рискованное благополучие — удел менее удачливых бизнесменов и тех, кто работает по найму в сфере бизнеса: доход неплохой, но не рухнет ли все завтра же?

Итак, выделены две крайние зоны — неприемлемая бедность и рискованное богатство, чем же заполнено оставшееся между ними пространство? Здесь обнаруживаются еще две любопытные зоны. Одна из них также органично перешла из советского времени и может быть по праву названа надежное благоденствие. Не правы демагоги, кричащие, что перестройка разделила людей на нищих и нуворишей, что завоевания социализма разрушены, что социальные гарантии исчезли. Партия, комсомол и советское чиновничество не сгинули, но адаптировались. Есть у нас социальные слои и отнюдь не малые, которые далеки от частного бизнеса, но имеют все социальные гарантии и вполне приличные доходы уже по новым капиталистическим меркам. Речь идет, как можно догадаться, о верхнем и среднем слое служащих государственных учреждений, особенно, руководителей и работников всевозможных инспекций, дающих разрешения, лицензии, призванных надзирать над бизнесом и в разных формах кормящихся от него. Сюда же попадают те, кто регулирует каналы распределения бюджетных средств (будь то армия или Академия наук) или дефицитных псевдобесплатных услуг, за которые население готово платить (детские учреждения, медицина, образование, оформление документов). Особенно выигрывают те, которые научились удачно сочетать гарантированные высокие оклады из бюджета с многоканальными внебюджетными доходами разной степени законности. Проникнуть в этот круг посвященных — вот желанный идеал сочетания социально-экономического благоденствия с полной безнаказанностью (виноват, преодолением рисков)!

Наконец, осталась еще одна зона, опять же оставшаяся от советского прошлого — безопасная бедность. Населяют это поле бюджетники: все те, кто получают зарплату от государства, но не причастны к альтернативным финансовым потокам: воспитатели детских садов и яслей, рядовые преподаватели школ и вузов, врачи, научные работники, офицеры, работники ЖКХ, служащие госпредприятий и т.д. Все вроде бы то же, но уже совсем не то. Здесь изменения порождены не только и не столько уровнем цен. Действительно, нельзя сказать, что все бюджетники стали жить хуже, чем жили в советское время. Да, стало труднее с путешествиями по стране и гораздо труднее с приобретением жилья, обучением детей и лечением. Зато благодаря работе по совместительству, грантам и прочим хитростям ежедневное питание у многих стало явно разнообразнее, сотни и тысячи едут за рубеж на стажировки и чтение лекций, а некоторые даже стали ездить на отдых в Турцию и Египет, о чем в советское время и мечтать не приходилось.

Несмотря на это, с уверенностью можно сказать: в целом экономическое положение и социальный статус бюджетников в постсоветской России крайне незавидны и намного хуже, чем состояние при советской власти. Оказывается, главным фактором является не уровень цен в сравнении с доходом, а появление соседних зон социальной стратификации. Рядом с полунищими доцентами и майорами жируют владельцы ларьков и даже частные извозчики. Можно уйти из вуза или НИИ в бизнес, но там дуют незнакомые ветра: «рэкет наезжает», «налоговики прессуют», «партнеры кидают». Покинув малодоходное, но надежное бюджетное место, оказавшись в зоне тотально рискованного частного бизнеса, можно не достичь не только богатства, но даже благополучия, но напротив — скатиться к неприемлемой бедности. Эти красные флажки опасности по краям служат лучшим объяснением парадокса, которому удивляются иностранцы: сколь много хорошо образованных людей в России соглашаются работать на такое мизерное жалование!

Воспользуемся простым принципом: главный дефицит рождает главную мотивацию. Высокий уровень риска вне бюджетной сферы означает дефицит социально-экономической безопасности и соответствующую мотивацию — минимизировать риски. Вообще говоря, главные ориентации поведения основных социальных групп в постсоветском обществе вполне могут трактоваться как разные стратегии минимизации рисков.

Достигшие действительного богатства либо просто уезжают за рубеж, либо готовят там запасной плацдарм (особенно популярны Кипр, Флорида, испанская и французская ривьеры, Англия), либо пытаются сделать для себя безопасной саму власть через личные связи, браки, подкуп и парламентское лоббирование (стратегия олигархов), либо пытаются уберечь «такое счастье и на свободе», огородив высокими заборами свои загородные хоромы и проявляя послушание и лояльность.

Достигшие надежного благоденствия (см. выше состав) минимизируют свои риски по другому. Они с гордостью носят статус и защитников сильного и социально ориентированного государства, составляют между собой мощные сети поддержки и не чураются поэтому дополнительных доходов либо из бюджета (в форме разного рода «откатов»), либо от продажи дефицитных услуг (начиная от мелких поборов на дорогах, присвоения доходов от «студентов-платников» до крупной мзды за освобождение от армии).

Представители среднего и мелкого бизнеса рискуют в наибольшей мере, но и они научились кое-чему. Поскольку рэкет к концу 1990-х гг. отступил, главным фактором риска осталось государство в лице местной власти, налоговых органов и всевозможных инспекций (тех самых, кто достиг надежного благоденствия). Всю эту братию необходимо подкармливать, здесь грамотный российский бизнесмен понимает, что скупиться — себе дороже. Зато минимизировать риск на рынке можно, снижая себестоимость продукции и не снижая при этом цены. Секрет прост — платить низкую зарплату своим наемным работникам, вкладывая полученную сверхприбыль в факторы надежности (например, купить несколько квартир для сдачи в аренду или тот же домик на испанской ривьере). Почему же удается так обращаться с наемными работниками в бизнесе? А потому, что бюджетникам, как правило, хорошо образованным, платят еще меньше. Иными словами, предприниматель минимизирует свой риск, в том числе, за счет устойчивого системного риска своих работников выпасть в зону бедности, характерную для бюджетников.

Те, кто оказались в зоне неприемлемой бедности, рискуют потерять последнее (прежде всего, жилье, покупательную способность своей пенсии или мизерного жалования), но настолько слабы, что могут лишь надеяться на сильную руку, которая наведет в стране порядок и окоротит «воров-приватизаторов». Такова наименее эффективная стратегия минимизации рисков, она полезна лишь тем, что дает моральное успокоение самим бедным и служит социальной поддержкой властного произвола относительно бизнеса, легитимирует «социальную ориентированность» государства, за которую ратуют представители «надежного благоденствия».

Наконец, огромная армия бюджетников минимизирует риск самым простым образом: мирясь с малыми окладами, компенсируя их приработками, резко ограничивая количество детей в семье, проявляя лояльность к власти в стране и своему начальству, достигая душевного спокойствия злорадством над бедами бизнесменов и олигархов.

Подведем предварительный итог. В постсоветской России системно и надежно воспроизводятся многие взаимозависимые характеристики, главными из которых являются: высокий уровень рисков в сфере бизнеса, высокий уровень коррупции, огромный масштаб бюджетной сферы, низкий уровень доходов большинства населения, депопуляция, растущий разрыв в социально-экономическом положении разных слоев населения, рецидивы нищеты, единичных протестов и при всем этом — парадоксальная социальная стабильность.

Далее, как бы то ни было, мы видели, что основные социальные группы худо-бедно научились минимизировать свои риски. О чем же беспокоиться? Опять в игру вступает фактор внешней структуры. Россия в мире не одинока и ее стабильность прямо зависит от стабильности ее геоэкономического и геополитического положения среди других стран, которые, как правило, отнюдь не спешат нам на помощь. Здесь же парадокс состоит в том, что совокупный эффект стратегий минимизации рисков социальными группами российского общества в постсоветскую эпоху увеличивает риски самой России. Как и почему это происходит?

Огромная бюджетная сфера делает необходимой жесткую фискальную политику, которая держит бизнес в полупридушенном состоянии. Конечно, далеко не все бизнесмены платят налоги в полном объеме, зато все они боятся и предпочитают уводить доходы в тень или за рубеж, что снижает доходы казны и увеличивает капиталы геоэкономических соперников России.

Низкий уровень оплаты труда обусловливает психологию бедности: «как вы нам платите, так мы на вас и работаем», что означает низкое качество товаров и услуг, их неконкурентоспособность на мировых рынках. Результатом является общеизвестный перекос структуры экспорта: вывозим, главным образом, нефть, газ, металлы и лес.

Депопуляция, вымывание населения из восточных частей страны неуклонно обретает характер геополитической угрозы на фоне бурного демографического и экономического роста соседей.

Риски России оказываются напрямую зависящими от мировых цен на природные ресурсы, а в долговременной перспективе — от скорости истощения запасов. Стратегии минимизации рисков разных групп населения оказываются взаимоприспособленными, что обусловливает удивительную социальную стабильность и даже победу сил «единства» внутри страны, но сам сложившийся режим является, очевидно, нездоровым, болезненным. Это социальное нездоровье маскируется выгодной внешнеэкономической конъюнктурой (как и брежневский застой во многом процветал за счет нефтедолларов), однако геоэкономические и геополитические риски при этом не исчезают, но, оставаясь опасно невидимыми, только накапливаются. Стоит ли говорить, что новый коллапс страны разрушит как карточные домики все жизненные стратегии указанных социальных групп и отдельных граждан.

Итак, жажда постсоветского человека сохранить важное чувство «уверенности в завтрашнем дне» в новых, гораздо менее благоприятных социальных условиях, является ключевой составляющей системного воспроизводства этой самой неблагоприятности. Кроме того, минимизация своих рисков гражданами приводит к росту рисков для всей страны.

Изменить ситуацию может только формирование некоего «нового социального консенсуса» и переход на принципиально иные стратегии групп и граждан по обеспечению благополучия и надежности. Но это уже предмет другого ряда рассуждений и другой работы.

 

Список электронных публикаций