Будущее науки или наука будущего?

7-10 июня в Академгородке в стенах Новосибирского государственного университета прошла форсайт-сессия «Гуманитарные исследования науки: горизонты и перспективы», организованная совместно Гуманитарным институтом Новосибирского государственного университета и Европейским университетом в Санкт-Петербурге. Полтора десятка российских и зарубежных исследователей социального и гуманитарного профиля — из США, Германии, Литвы, Петербурга, Волгограда, Томска — почти три дня обсуждали действующие в России науковедческие проекты, их связь с существующими дисциплинарными границами и то, каким образом изучение науки может послужить развитию социально-гуманитарного знания и самому институту науки.

Без имени-1.jpg

Прежде всего, что такое форсайт и почему была использована именно такая форма. Форсайт — это слово из языка бизнеса, венчурного инвестирования. Форсайт предполагает вычленение образа возможного будущего на основе действующих в настоящее время тенденций. Этот образ будущего позволяет готовым к риску, но не теряющим головы инвесторам определить те узловые точки, в которые стоит сегодня вложить миллионы, чтобы завтра получить миллиарды. Именно эту логику организаторы июньского мероприятия решили применить к научным исследованиям.

Если говорить точнее, речь шла об исследованиях научных исследований. Существует традиция, говорящая, что наука сама по себе рефлексивна, а ученые — особенно лучшие из них — понимают о себе, особенностях и проблемах своей деятельности больше чем кто бы то ни было, например, чем те же государственные администраторы. Эта традиция находит свое выражение в доставшейся нам от СССР меритократической структуре, теоретически предполагающей, что авторитет исследователя рано или поздно должен конвертироваться в административное влияние.

Однако сегодня экспертного знания Академии (в обоих смыслах — научного сообщества в целом и РАН) самой о себе явно недостаточно. Согласно отчетам Института статистики ЮНЕСКО, только в 2013 году в мире работало около 7,8 млн. ученых, выпустивших за год около 1,3 млн. статей. Для России порядок меньший, но все равно он значительно превосходит возможности экспертного анализа. Экономические, и прежде всего наукометрические, подходы к науке, которые доминируют сегодня, едва ли можно признать удовлетворительными. Разворачивать критику наукометрии здесь было бы неуместно, достаточно обозначить, что она явно способствует превращению научных исследований в соревнования по производству публикаций и по ухищрениям, повышающим цитируемость.

Собравшиеся в НГУ историки предлагают проект развернутых гуманитарных исследований науки и научности. То есть таких исследований, которые не сводили бы все многообразие научного опыта к цифрам или паре моделей, а демонстрировали и объясняли специфики устоявшихся практик исследований и внедрения разработок. Смотрели бы на науку не как на голую технологию, а как на социальные институты, вписанные в структуру и историю конкретных обществ, вырастающие из этих обществ и в свою очередь влияющие на них.

Этот взгляд можно проиллюстрировать парой известных примеров экстерналистских — то есть внешних, социальных — объяснений генезиса научных идей. Так, Томас Гоббс в XVII веке отстаивал скорейшую математизацию всякого знания в качестве критерия истинности, одновременно соотнося этот процесс с выстраиванием абсолютной власти английского короля. Аналогично, теория Дарвина тезисами о ключевой роли естественного отбора и борьбы за существование родилась в британском обществе середины XIX века, где в публичной сфере господствовал дискурс «невидимой руки» свободного рынка, отделяющей

достойных успеха от лентяев. В этой же линии находится взгляд классика современной социологии Бруно Латура, смотревшего на Луи Пастера как на политика, открывшего для французского общества целый микромир бактерий, в который повальными вакцинациями скота необходимо внести политическую волю. К сожалению в нашей стране, несмотря на ряд авангардных работ раннего советского времени, почти нет подобной историографии исследований науки и научности.

В современной России самым известным исследовательским начинанием такого рода является пионерный Обнинский цифровой проект, посвященный социальной и культурной истории советского атомного проекта. Присутствовавшие на форсайте руководитель проекта Галина Орлова, участники Александра Касаткина и Роман Хандожко рассказали, как за 6 лет работы менялись цели и задачи исследования, собирался и пересобирался междисциплинарный коллектив историков, антропологов, социологов, фольклористов; с какими трудностями была сопряжена оцифровка собранных коллекций источников; как технически непросто создать базу из качественных, а не количественных данных — и как все это фундаментально меняет сами основания гуманитарных исследований. Последнее важно в свете стремительно наступающей дигитализации данных: гуманитарии привыкли работать с отдельными архивными делами, текстами или коллекциями текстов. Но как остаться качественным исследователем и при этом работать с сотнями текстов биографических интервью или десятками тысяч страниц оцифрованных газет? Эти и другие вопросы вызвали оживленную дискуссию о будущем гуманитарных профессий.

Обсуждение одновременно тем будущего науки и науковедческих исследований, а также внутренней кухни существующих исследований преследовало вполне прагматическую задачу. Организаторы форсайта — преподаватели Гуманитарного института НГУ и сотрудники Института истории СО РАН — оценивали проблемное поле для старта собственного науковедческого проекта, посвященного социальной истории Новосибирского Академгородка. Академгородок существует уже более полувека, но до сих пор остается предметом единичных исследований, воспринимается как организационная и культурная «диковина» Новосибирска.

В то же время ресурс наследия Академгородка огромен: это и история научных школ и исследовательских достижений, история успешных проектов и нереализовавшихся возможностей, наконец, культурный вклад десятков тысяч просвещенных и инициативных людей.

Задача состоит в том, чтобы запустить большое исследование социального и культурного контекста Новосибирского научного центра, исследования, которое не только бы отвечало на конкретные вопросы историографии советского/российского общества, но и мобилизовало местное сообщество на сбор интервью у старожилов, организацию архивов и централизацию коллекций, оцифровку имеющихся материалов — в целом вынудило сообщество Городка проблематизировать и заново определить себя. Кроме всего прочего, это значительное междисциплинарное поле деятельности для студентов, аспирантов, молодых исследователей и преподавателей Гуманитарного института НГУ.

Ценность этих действий будет носить не локальный, а всеобщий характер. Потому что рабочая гипотеза историков состоит в том, что, конечно, Академгородок — это никакая не экзотика и не артефакт эксцентричной хрущевской эпохи, а так до конца и не развернувшийся проект строительства будущего.

Вадим Журавлев

Михаил Пискунов