— Если исчезнут подобные лаборатории, то катастрофы, конечно, не случится. С другой стороны, лаборатория — это возможность подвигать свою точку зрения, попробовать иначе что-то услышать, посмотреть на себя и на коллег другими глазами. Это очень интересный тренинг, который добавляет к нашей профессии чего-то нового. Для меня невероятно важно и ценно то, что думают коллеги. Например, если я выступаю в лаборатории в качестве ведущего, то меня слушают, а мне интересно слушать в ответ. И мне кажется, что если лаборатории исчезнут, то они появятся снова, потому что их никто не назначал сверху. Это придумали мы сами.

— В этом году вы выступали преподавателем в других лабораториях, где один из главных вопросов был посвящен редакционным форматам, в которых театральная рецензия может существовать в современной медийной ситуации. Скажите, какие принципиальные подходы и методы необходимы для современной критики и журналистики?

— Я думаю, что сказать о форматах, которых пока не существует, очень сложно. Мы ведь их ещё не придумали. Но те, которые сейчас уже развиваются — это коллективные форматы; это стратегии, которые не напрямую связаны с традиционными рецензионными форматами; это и неформатные вещи; это сопоставление формальных и неформальных высказываний рядом. И, конечно же, интернет, но в каком виде? Люди придумывают совершенно другие форматы. Будущее за распахиванием этого поля, за экспериментальными форматами, которые нужно пробовать, ведь только часть из них окажется действенными. Ближайшее будущее за экспериментами именно в области формата.

— На что сделан акцент в работе лаборатории в НГУ?

— Акцент в работе лаборатории именно в НГУ мы сделали в результате общей работы. Оказалось, что он не столько на том «как правильно написать текст», сколько на том «зачем мы этим занимаемся, хотим ли мы этого вообще, как мы можем донести эксперименты с текстами до читателя». Изначально я хотела дать понять, что спектакль, как любое другое явление искусства, существует, во-первых, сам по себе, его обязательно нужно суметь увидеть, во-вторых, он существует в сознании критика, журналиста. Эти два фактора должны осознанно присутствовать в нашей работе, и они должны быть интерпретированы. Но в результате работы лаборатории главный акцент был сделан на решении о том, что это дело нам очень интересно, и мы можем его сделать интересным и для других.

— Какие впечатления у вас остались после работы лаборатории?

— Потрясающие. Все работали невероятно сконцентрировано, активно и вдумчиво. Что важно, предлагали собственные идеи, очень хорошо слышали друг друга. Не возникало такой ситуации, когда мы фиксируемся на чьем-то конкретном тексте, а все остальные выпадают, потому что это неинтересно. По-моему, самое важное, что работа была именно коллективная. Ребята все сосредоточенно делали и слушали друг друга, думали и о себе, и о других, вот это самое ценное! И если говорить простыми словами — уровень просто очень высокий. Может быть чуть-чуть не хватает концентрации именно на контексте. У них ещё не много уверенности, а она как раз и позволяет ставить любое событие в большой контекст. Они пока стесняются проверить, что происходит рядом, сопоставить и сравнить. Но когда стеснение проходит, то начинается легкая, компетентная работа.

— Тема вашего доклада на конференции звучала так: «Проблема ангажированности в журналистике и критике в сфере культуры и искусства». Какие главные мысли вы хотели донести до аудитории?

— Главная мысль моего доклада заключается в том, что проблема ангажированности — действительно очень серьезная проблема в современной журналистике и критике, поскольку заказчиком больше не являются сами издания, таким образом, критики и журналисты попадают в зависимость от производителя продукта, то есть от театров, авторов — от тех, кто даёт им доступ к информации. Дело в том, что предмет нашей профессии — событие культуры. Для того, чтобы рассказать о нем, мы должны на него попасть, а производители ставят журналистике заградительные барьеры: «Для того, чтобы увидеть наш продукт, вы должны нам выплатить «барщину или оброк», например, отрекламировать нас». Но ведь это не является нашей прямой обязанностью, реклама уж точно. Мы можем только сделать анонс. Но журналистика, которая попадает в зависимость от производителя, становится ангажированной и единственно возможный ответ на это — стоять насмерть и не сдаваться. Нужно делать всё для того, чтобы журналистика не превращалась в рекламу и оставалась независимой и свободной.

— Юлия Александровна, как вы считаете, носителем театральной экспертизы должен быть отдельный критик или же группа?

— Я думаю, что тут должно быть какое-то хитрое сочетание, потому что и в том, и в другом есть свои сильные стороны. Раньше считалось, что классическая критика, хоть и XI века, должна быть от имени одного человека. Сегодня ситуация немножко меняется, и групповое высказывание может оказаться в какой-то ситуации интереснее, содержательнее. Оно может добавить объёма в критику. Что касается института экспертизы, например, в «Золотой Маске» или в любом театральном фестивале — экспертиза, которая осуществляется группой независимых и разных экспертов значительно серьезнее и легитимнее, чем если бы это был один назначенный эксперт.

Беседовала Марина Жукова