Семь лет назад трое студентов, будущие юристы, решили заняться переводческим бизнесом. Сейчас глава агентства переводов — Денис Адамов — управляет совместным бизнесом самостоятельно, несмотря на ограничения, связанные со здоровьем. Он рассказывает, как появилась и выросла одна из самых успешных местных компаний в области переводов и каково быть бизнесменом в инвалидной коляске.
Справка: Денис Адамов — 29 лет. Выпускник экономического факультета НГУ по специальности «Юриспруденция». Совладелец и генеральный директор агентства переводов «Монотон». Инвалид I группы.
— Как пришла идея заняться бизнесом?
— Я пришел в бизнес в 2009 году — тогда я был выпускающимся студентом экономфака. В то время нам много рассказывали о юридических коллизиях и о том, как это интересно — быть юристом, какая это разноплановая работа в разных сферах. В какой-то момент, изучая международное право и практикуясь в составлении контрактов в области ВЭД, мы с двумя моими друзьями-сокурсниками поняли, что в сфере юриспруденции многое связано с переводами. Нам показалось интересным попробовать совместить юриспруденцию и лингвистику.
— Как появились первые заказы?
— Первыми клиентами у нас были юридические компании и аспиранты-юристы различных вузов. В дальнейшем всё стало разрастаться и появилось понимание, что в переводческой сфере много разноплановой деятельности, связанной с экономикой, бизнесом и финансами. Юридическое направление и сейчас остаётся основным — мои компаньоны уже несколько лет живут и работают юристами в Москве, поэтому благодаря им у агентства появляются новые клиенты.
— А в какой момент пришло понимание, что хочется работать именно на себя?
— Да в принципе уже с третьего курса. Такая в университете атмосфера сложилась, и нам вкладывали такие посылы, что если ты выпускник экономического факультета, у тебя огромный багаж знаний — экономических, юридических, где-то нас с практической точки зрения учили заниматься бизнесом, защищать его, то ты неизбежно должен стать предпринимателем. Видимо, это где-то в подкорке засело, и к 5-му курсу хотелось достичь какой-то реализации, хотя сначала, конечно, было боязливо.
Когда ты живешь в НГУшной среде и вокруг тебя эта активная бурлящая жизнь — шаг назад сделать просто стыдно, нельзя, преступно даже.
Несмотря на то, что порог для входа в этот бизнес небольшой, ты рискуешь тем, что теряешь кучу времени и сил, так как больше ничем другим не занимаешься.
— А стартовый капитал, кстати, был?
— Небольшой. У меня моя доля со стипендии накопилась. Общие стартовые затраты у нас были порядка 100 тыс. руб. — по тем временам это была приличная сумма.
— Через какой срок вы их окупили?
— Ну, наверное, с год нам пришлось ждать.
— На чем зарабатывает сейчас «Монотон»?
— Сейчас основной профиль компании состоит из двух частей — технические переводы и юридические переводы на 20 языках. Среди клиентов те компании, у которых есть контакты с иностранными партнерами. Например, контракты на поставку оборудования, торговые и другие. Среди клиентов — завод «Экран», «Обувь России», шоколадная фабрика «Новосибирская» — всего около 2 тыс. компаний. Я не знаю, честно говоря, 2 тыс. корпоративных клиентов — это много или мало, для меня лично немало, потому что я вижу рост в компании как по оборотам, так и по количеству работы.
— Какие самые редкие языки, с которыми вам приходилось иметь дело?
— Тайский, пушту. Один раз был маратхи.
— Как удается находить таких редких переводчиков?
— В основном это либо знакомые, либо знакомые знакомых. Редкие языки переводим через английский. Сейчас у нас есть порядка 2000 внештатных переводчиков и редакторов, которые живут в 52 странах мира, большинство из них носители языков и проживают за границей.
— А есть ли клиенты из-за рубежа?
— Есть — в Германии несколько клиентов, в Великобритании, но пока мы не плотно занимаемся международным рынком, так как нужно сперва российский освоить.
— Сказывается ли кризис на финансовом состоянии агентства?
— Буквально вчера вышел рейтинг «Крупнейшие переводческие компании России-2016» (данные за 2015 год) — мы в нем с оборотом 5,8 млн руб. заняли 68-ю строчку из 84, рост выручки — 36,5 %. Из новосибирских компаний нас раньше в рейтинге было три, но «Аум» перестали публиковаться, в результате среди новосибирских компаний мы оказались на первом месте, хотя «Аум» по негласным данным превышают нас по оборотам примерно в 5 раз, поэтому на самом деле мы сейчас вторые.
— За счет чего получили такой хороший рост в прошлом году?
— У нас было несколько крупных проектов, связанных со строительством атомных электростанций в Венгрии и Иране.
— Ваша болезнь влияет на ведение бизнеса?
— Ну конечно, влияет. Во-первых, я ограничен в передвижении по городу, а, как известно, многие предприниматели заключают сделки и завязывают отношения лично, и я этой возможности во многом лишен. Периодически я посещаю выставки или форумы, пытаюсь обзаводиться контактами… Но скажем так: это капля в море от тех возможностей, которые имел бы, будь я на своих ногах. Поэтому я постоянно чувствую это ограничение.
— Приводило ли это к срывам контрактов?
— Была ситуация, когда нужно было в другой город съездить для переговоров, но у меня не было такой возможности, а отношения на удалении у нас как-то не завязались, в итоге мы упустили контракт.
Плюс у людей еще все-таки присутствует предубеждение в отношении инвалидов — они тебя либо боятся, либо не до конца воспринимают как полноправного партнера.
— В чем это проявляется?
— Все начинается с мелочей: когда я сижу в кресле, я объективно ниже человека ростом, а он стоит. Мало кто догадывается присесть, соответственно для меня это общение снизу вверх, а для них — сверху вниз. Для моего собеседника это ситуация психологического превосходства. Поэтому диалог строится уже не так, как между равными собеседниками, до кучи я еще и выгляжу моложе своих лет.
— А мешает ли, когда, наоборот, люди проявляют излишнюю заботу, жалость?
— Я инвалид с детства, но не всегда сидел в кресле — я мог ходить, но болезнь начала прогрессировать, и в 6–7-м классе пересел в кресло. Я никогда не жаловался на то, что незнакомые мне люди пытаются помочь. Реально в России очень много добрых людей, которые без проблем тебе помогут. Я часто на такси езжу, и мне почти всегда везло, так как таксисты сами предлагают помочь пересесть — меня это очень радует. С другой стороны, бывали комичные ситуации: один раз я сидел возле здания Пенсионного фонда, когда мы с мамой гуляли по Академгородку, а мимо проходила сердобольная бабушка.
Она посмотрела на меня так жалостливо, а потом сказала: на тебе, милок, червонец. Блин, я на тот момент был уже совладельцем компании, и мне было так неприятно… Бабушка, ну зачем?
— Есть ли у Вас знакомые с инвалидностью, которые тоже занимаются бизнесом?
— Личных таких знакомых у меня нет. Но в России есть предприниматели-инвалиды, например владелец АНО «Катаржина», занимающийся техническими средствами реабилитации инвалидов.
— Есть ли у Вас видение, как будет компания развиваться дальше?
— У нас пока нет представительств в других городах, и если получится, то попробуем открыть в этом году офис в Москве и начать полноценно там работать.
— А помимо работы о чем мечтаете?
— В планах наконец-то съездить за границу, я никогда там не был — все пытаюсь, но то одна поломка в плане здоровья, то другая, — все это мешает.
Еще у меня первый разряд по шахматам, который я получил в детстве, когда мне было лет 10–11. Как только появится время — хочу вернуться в большой спорт и попробую дойти хотя бы до мастера спорта.
— А где хочется побывать?
— На самом деле в ближнее зарубежье — я бы поколесил по Белоруссии, в Казахстан, туда ближе, можно доехать на машине.
— Ну это куда практичнее попасть, а побывать все-таки где мечтаете?
— В Великобритании или Германии, так как об этих странах говорят как о наиболее приспособленных для инвалидов, я хотел бы посмотреть, реально ли это так: хотел бы сесть там на инвалидное кресло с электроприводом и реально сам кататься.
Настя Гринёва
Фото Александра Ощепкова
Источник:
http://business.ngs.ru/article/2456553/ 
