«Независимая газета» опубликовала 11 ноября интервью с Андреем Серым — выпускником физического факультета НГУ, профессором Оксфорда, директором Института ускорительной физики имени Джона Адамса (John Adams Institute for Accelerator Science).
«Что ждет ускорительную физику после Большого адронного коллайдера? Каков современный вклад Великобритании в развитие физики высоких энергий? Зачем Великобритания старается увеличить свою исследовательскую активность в этой сфере? Какие организационные формы науки способствуют этому? Обо всем этом в беседе с ответственным редактором «НГ-науки» Андреем Вагановым беседует профессор Оксфордского университета Андрей Серый.
Андрей Серый — директор Института ускорительной физики имени Джона Адамса в Оксфорде, который он возглавил в августе 2010 года. Работал в Лаборатории имени Ферми в Чикаго и в Калифорнии, в Стэнфордском центре линейных ускорителей. За вклад в развитие линейных коллайдеров был избран членом Американского физического общества.
— Андрей Анатольевич, Ваша научная карьера в США и Англии в общих чертах понятна. И она впечатляет. А какова ее российская часть?
— Я окончил Новосибирский государственный университет в 1986 году. Три года работал в новосибирском Институте ядерной физики имени Будкера Сибирского отделения Российской академии наук (ИЯФ). Кандидат физико-математических наук. Потом, откликнувшись на комсомольско-научный призыв, вместе с большой группой ученых переехал в филиал новосибирского ИЯФ в Протвино под Москвой. В то время там строился ускорительно-накопительный комплекс (УНК). И была идея построить там еще и линейный электрон-позитронный коллайдер. И вот наша группа из Новосибирска, человек 30–50, переехала в Протвино, чтобы разрабатывать этот проект, а потом строить.
— То есть с самого начала своей научной работы Вы выбрали как специализацию линейные коллайдеры?
— Не с самого начала. Моя дипломная работа в университете была посвящена электронному охлаждению. Это такой метод, необходимый в случае, когда частицы, скажем антипротоны, рождающиеся в ускорителях «горячими» (а это означает большие разбросы скоростей), надо охладить, чтобы они все летели параллельно. Для этого антипротоны пропускаются через электронный поток: антипротоны передают энергию электронам, охлаждаются и становятся маленьким компактным пучком. А потом я уже переключился на линейные коллайдеры. <...>
— Для непрофессиональной, но интересующейся публики — не могли бы Вы пояснить: где перекрываются (или, наоборот, не перекрываются) области применения линейных ускорителей и традиционных кольцевых?
— То есть зачем нужны те и другие? Есть разные типы ускорителей. В одних сталкивают протоны. (А протон, надо заметить, состоит из трех кварков и глюонов, которые эти кварки «склеивают».) Это протон-протонные или протон-антипротонные ускорители. Так устроен, например, Большой адронный коллайдер (LHC) в Европейском центре ядерных исследований (ЦЕРН) в Женеве. Когда такие сложноустроенные объекты, как протоны, сталкиваются, не очень понятно, что с чем столкнулось, образуется некая «каша» частиц. Как мы, физики, говорим: там есть хорошие частицы (новые), они нам нужны (бозон Хиггса, например). Но эта «каша» мешает рассмотреть новые частицы. Ее надо отсеять.
Такие коллайдеры, как LHC, хороши, чтобы открывать новые частицы. Но точно измерить свойства этой частицы на такого типа коллайдерах очень сложно. Чтобы исследовать, допустим, тот же бозон Хиггса, нам хорошо бы сталкивать не такие сложные частицы, как протоны, а точечные, в которых нет внутренней структуры, — электроны и позитроны».
Читайте полную версию интервью на сайте «Независимой газеты».
Фото: Сообщество John Adams Institute for Accelerator Science в Facebook
.jpg "Ученый НГУ наблюдал полное солнечное затмение в штате Индиана")