Другие публикации проф.Н.С.Розова

 

ДИНАМИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ МЕНТАЛИТЕТА
И ИЗМЕНЧИВОЕ РАЗНООБРАЗИЕ РОССИЙСКИХ ГАБИТУСОВ

Опубликовано в журнале:

Идеи и идеалы.№1(3), т.1. 2010. С.60-79

Н.С.Розов

 

Разработана общая концепция динамики национального менталитета, соединяющая микро-, мезо- и макро- уровни. Изменчивость и разнообразие ментальных компонентов и габитусов (П.Бурдье) объясняются через участие индивидов в интерактивных ритуалах (И.Гофман и Р.Коллинз) как базовом способе существования обеспечивающих сообществ и социальных институтов. Представлена типология российских габитусов, объединенных в пять гнезд: аутсайдеры, ловкие инсайдеры, честные государственники, недовольные и подвижники. Реконструированы базовые фреймы и их связки — мировоззренческие установки как основа этих габитусов. Показано, что габитусы каждого гнезда характеризуются своими типовыми ритуалами, обеспечивающими сообществами и институтами. Поставлены задачи использования этой концепции для социально-политической реабилитации российского населения — обретения способности к самоорганизации, мирному отстаиванию своих прав, свобод и интересов.

 

Ибо мы как срубленные деревья зимой. Кажется, что они просто скатились на снег, слегка толкнуть — и можно сдвинуть их с места. Нет, сдвинуть их нельзя — они крепко примерзли к земле. Но, поди ж ты, и это только кажется.

Франц Кафка

 

Термины «национальный характер», «менталитет» имеют сильные, но не всегда осознаваемые коннотации нерасчлененного единства и неизменности. Такого рода понятия малополезны для исследований, направленных на выявление закономерностей изменений (динамики) и учитывающих реальные разнообразия явлений.

Обращение к литературе о национальном менталитете, российском характере, политической культуре (в последние годы весьма объемной и разношерстной) дает крайне удручающее впечатление. Написано очень много, тексты преимущественно весьма идеологизированные, вплоть до кликушеских. С трудом обнаруживаемое из-под толстого слоя штампов (духовность-соборность-коллективизм-всечеловечность) концептуальное содержание почти целиком относится только к статике, практически нет работ об исторической динамике развития национальных менталитетов.[1]  Ни в отечественной, ни в зарубежной литературе не удалось обнаружить готовых с использованию теорий ментальной динамики в соединении с анализом особенностей, изменчивости и разнообразия российского менталитета.

В связи с вышесказанным сформулируем основные задачи исследования:

1) разработать общую концепцию динамики национального менталитета, соединяющую микро-, мезо- и макро- уровни, объясняющую изменчивость и разнообразие основных его типов и свойств;

2) выявить с ее помощью и с учетом известных результатов  социологических исследований разнообразие основных габитусов — типов сознания, личности, поведения,  политической культуры в современной России, реконструировать ментальные компоненты, лежащие в их основе;

3) раскрыть социальные механизмы формирования и поддержания разнообразия российских габитусов.

 

Менталитет, национальный характер и ментальные компоненты

При своей известной изрядной инерционности менталитет, народный характер, политическая культура меняются в истории, иногда быстрее, иногда медленнее, причем, в разных направлениях в зависимости от разных складывающихся обстоятельств (см.:  [Дубовцев и Розов 2007; Лукин и Лукин 2009]. Представим ряд понятий, позволяющих раскрыть механизмы этих изменений.

Менталитет – совокупность наиболее распространенных в диахронном  (продолжающемся во многих поколениях) сообществе осознанных или неосознанных фреймов (познавательных схем), символов (святынь, идеалов, ценностей, принципов), а также объединяющих их мировоззренческих установок. Эти составляющие далее будем называть ментальными компонентами.

Национальный характер — совокупность внешних проявлений национального  менталитета, наблюдаемых свойств представителей соответствующей общности, как правило, в сравнении и по контрасту с другими национальными общностями. Национальный характер относится к национальному менталитету примерно как фенотип к генотипу, как культурные артефакты — к ядерным культурным образцам (архетипам), как воспринимаемая непосредственно речь — к реконструируемым базовым структурам языка.

Габитусы (термин П.Бурдье), характерные для разных индивидов, социальных групп и слоев, понимаются здесь как устойчивые комплексы ментальных компонентов с идентичностями и поведенческими стереотипами. Нас будут интересовать наиболее типичные габитусы, значимые для социального и политического поведения. По разным критериям можно выделять инварианты — аспектные габитусы. В чем-то сходные и переходящие друг в друга габитусы объединяются в гнезда габитусов.

Фреймы — когнитивные структуры для схематизации опыта, для «определения ситуации» (Дж.Мид, Г.Блумер), т.е. для осмысления явлений социального окружения через подведение происходящего под знакомое и привычное; фреймы обычно не осознаются, а во внешних появлениях варьируют от произнесения общеизвестных максим и поговорок в качестве оснований отношения или действия до словесного истолкования своего или чужого положения и  поведения в конкретном случае (М.Минский, Г.Бейтсон, И.Гофман).

Символы (ментальные) — принимаемые индивидом или группой религиозные, морально-политические и/или идеологические святыни, идеи, идеалы, принципы, ценности. Символы обычно так или иначе включены во фреймы (Э.Дюркгейм, М.Вебер, Т.Парсонс, Р.Коллинз).

Конкретные сочетания фреймов и символов (они же когнитивные установки, или установки сознания) включают важнейшие для нашей темы  мировоззренческие установки, касающиеся отношений к окружающим людям, обществу, стране, государству, политике, жизни и т.д.

Идентичности — это представления человека, группы, сообщества о своем месте в социальном окружении, понятом через тот или иной комплекс фреймов и установок, это принимаемые роли в основных жизненных сферах, а также характер отнесения себя к принимаемым символам (Дж.Мид, Ч.Кули, Э.Эриксон, И.Гофман).

Поведенческие стереотипы — это управляющие психические структуры, тесно связанные с принятыми ментальными компонентами и идентичностями,  программирующие социальное поведение актора — его повторяющиеся, рутинные практики и целенаправленные, поступательные стратегии, включающие разного рода деятельности (В.Томас, Ф.Знанецкий, Г.Олпорт, Дм.Узнадзе).

 

Интерактивные ритуалы
как механизм формирования и подкрепления габитусов

В многочисленных концепциях социализации и аккультурации есть непреложная общая истина. В психике человека интериоризуются  образцы охватывающего сообщества, его кругов и элементов повседневной жизнедеятельности (семьи, школы, друзей, соседей, коллег, содержания прочитанных книг, просмотренных кинофильмов и т.д. А что же играет формообразующую роль? В этом пункте мы берем на вооружение две, казалось бы, разномастные и несовместные концепции: теорию интерактивных ритуалов (традиция Э.Дюркгейма, И.Гофмана, В.Уарнера и Р.Коллинза) и теорию оперантного обусловливания (подкрепления) в классической версии Б.Ф.Скиннера.

Речь далее пойдет не о ритуалах, как пустых, формальных церемониях, в которых люди участвуют поневоле, и которые их никак эмоционально не затрагивают, разве что раздражают. Речь пойдет только об значимых для участников интерактивных ритуалах  — всех эмоционально внушительных взаимодействиях между индивидами в ситуациях «здесь и сейчас», в результате которых как раз меняются или подкрепляются элементы габитусов участников — их установки сознания, идентичности и поведенческие стереотипы [Гофман 2004; Коллинз 2002, гл.1].

Семейный скандал и задушевный разговор с матерью, живое обсуждение событий в кругу сверстников, западающие в душу речи учителей, проповедников, политиков, чтение книг и просмотр фильмов, производящих потрясающее впечатление, меняющих взгляд на мир и на самого себя, драматические столкновения на работе с начальством, коллегами, подчиненными, опыт столкновения с государственными структурами: чиновниками, милицией, судом  — вот некоторые примеры ритуалов, в ходе которых формируются и трансформируются габитусы участников.

В каждый такой ритуал человек вступает с накопленным багажом ментальных компонентов: фреймов, символов и установок. Либо реально, либо в воображении он опробует себя, приняв ту или иную идентичность, реализовав ту или иную поведенческую модель. Кроме того, вступая в ситуацию ритуала, человек вовсе не обязательно сразу четко осмысляет ее, особенно в новых, непривычных ритуалах. Обычно у него есть наготове несколько латентных фреймов, ролей и способов поведения, так что их он тоже опробует.

Допустим, он «попал в точку», верно определил ситуацию, показал свою приверженность самым значимым для остальных участников символам, принял нужный образ-идентичность, взял верный тон речи, реализовал одобряемую окружением поведенческую стратегию. Тогда он попадает в центр внимания, его эмоциональная энергия, моральное чувство и самооценка резко повышается, он преисполняется гордости и энтузиазма. Смело можно утверждать, что все положительно подкрепленные таким образом и поведенческие стереотипы, и элементы менталитета утвердятся в его душе (психике, личности, кому как нравится) в качестве установок — основ формирующегося габитуса.

В обратном случае, когда человека игнорируют, высмеивают, либо даже изгоняют, ему обидно отказывают, что-то важное запрещают и т.д., происходит шок, фрустрация и отрицательное подкрепление, особенно болезненное для его идентичности, для связи с данной социальной группой и ее символами. Либо он будет искать другие группы и другие ритуалы, либо существенно переменит свои установки и поведенческие стереотипы, чтобы взять реванш в той же группе. Повторяющееся отрицательное подкрепление того или иного ментального элемента во всех группах и ритуалах, скорее всего, подавит его, устранит из числа актуальных, или даже латентных установок.

Понятно, что основная масса ритуалов и их эффектов располагается между этими «идеальными» полюсами, но принципы подкрепления и формирования габитусов действуют примерно указанным выше образом.

 

Социальные институты и обеспечивающие сообщества

Обеспечивающее сообщество для индивида — та социальная группа, благодаря которой  он обретает  и сохраняет безопасность, социальное положение, эмоциональный комфорт и основной доход [ср.: Collins 1975, p.368-370].

Социальный институт — это регулирующий какую-либо из сторон человеческой жизнедеятельности устойчивый комплекс позиций (институциональных ролей в отношении к другим ролям), связанных с ними статусов в престиже, причастности к (институциональным) символам и доступе к ресурсам разного рода, а также предписывающих и ограничивающих правил поведения и взаимодействия между людьми, занимающими эти позиции.

По сути дела, институт — это ни что иное, как закрепление (формальное или неформальное) определенной структуры позиций в ряде ритуалов на протяжении относительно долгого периода времени. Стать мужем в институте брака, священником в институте церкви, руководителем отдела в институтах фирмы или государственного учреждения, начальником батальона в институте армии и т.д. — значит, обусловить вполне определенные роли в длинных сериях последующих ритуальных действах, сопряженные с поведенческими стереотипами и подконтрольные ожиданиям окружающих, владеющих обычно тем же институциональным фреймом (схемой позиций, ожидаемого взаимодействия и т.д.).

Обеспечивающие сообщества обычно возникают в рамках тех или иных институтов (семья, дружба, соседство, работа, церковь). Некоторые сообщества с большими эмоционально-энергетическими, символическими и организационными ресурсами способны создавать новые неформальные и даже формальные институты (всевозможные добровольные ассоциации, общественные движения, политические партии, новые коммерческие фирмы, негосударственные организации и государственные учреждения). При наличии ресурсной базы и налаженном механизме воспроизводства такой институт продолжается в поколениях и сам становится основой для обеспечивающих сообществ.

Социальная ниша — это совокупность однотипных позиций (ролей, мест) которые индивид занимает или может занять в социальном институте (институциональная ниша) или в обеспечивающем сообществе (групповая ниша). Вполне очевидно, что эмоциональный комфорт индивидов, общая устойчивость институтов и обеспечивающих сообществ связаны с тем, насколько соответствуют друг другу или противоречат друг другу занимаемые каждым индивидом институциональные и групповые ниши, соответствующий статус  и его же идентичности, связанные с принимаемыми символами.

Здравый смысл, житейский опыт и марксистский бэкграунд уверенно говорят нам, что мотивацию, интересы, установки и саму личность человека во многом определяют воспитание и образование, классовая принадлежность (владение собственностью и способы получения дохода), семейное положение,  место в разных иерархиях, перспективы и риски, связанные с престижем, служебной карьерой, и т.д. Как все это соотносится с институтами и ритуалами?

Несложно увидеть, что все вышесказанное относится к занятию тех или иных институциональных ниш. Но каждое занятие ниши — это не столько получение доступа к ресурсам, сколько вхождение в определенные типы ритуалов в новой роли, что, собственно и означает обретение соответствующего институционального статуса. Более того, сами ресурсы (деньги, материальные ценности, полномочия, знания и умения) нужны и применяются в дальнейшем не для чего-нибудь, а именно для укрепления позиций в новых ритуалах и нишах. Таким же образом, изгнание из сообщества, увольнение с работы, развод, потеря жилья, арест и тюремное заключение — это всегда уход из ранее занимаемой институциональной ниши, соответствующее закрытие доступа к множеству ритуалов (по крайней мере, в той же роли), а иногда и принуждение к новым ритуалам, причем в низкостатусной и страдательной позиции.

 

Общие закономерности ментальной динамики

Под ментальной динамикой будем понимать закономерности и механизмы изменения культурных и психических компонентов сознания и поведения индивидов и групп. Наиболее значимыми для ментальной динамики культурными компонентами являются глубинные, архетипические фреймы и символы, передающиеся из поколения в поколение и фундирующие множественные (в том числе, противостоящие друг другу) установки сознания и поведения.

Как правило, социально значимые компоненты габитусов формируются в период 12-25 лет, который будем называть сензитивным. Позднейшие существенные изменения (рефрейминги), как правило, связаны с личными кризисами и/или радикальным изменением социальной позиции и социального окружения: браком или разводом, переездом или эмиграцией, вхождением в значимое обеспечивающее сообщество или выходом из него, карьерным взлетом или падением и т.д.

Габитусы формируются в сериях интерактивных ритуалов, в которых подростком и затем юношей (девушкой) воспринимаются и опробуются различные варианты фреймов, символов, идентичностей и поведенческих стереотипов. Здесь одновременно действуют несколько принципов, причем, в разных обществах и в разных исторических периодах относительная значимость этих принципов относительно формирования габитусов существенно меняется.

Принцип восприятия установок обеспечивающего сообщества. Каждый индивид, участвующий в своем сензитивном периоде во внушительных, эмоционально насыщенных ритуалах своего обеспечивающего сообщества (особенно, безальтернативного), обычно воспринимает (интериоризует) основные фреймы и символы данного сообщества, прежде всего, его высшей, лидирующей страты, принимает те или иные предлагаемые ему в этих ритуалах идентичности и поведенческие стереотипы. Этот принцип хорошо известен в социологии групповой динамики, тесно связан с феноменами группового давления, влияния референтных групп и т.д. (Г.Хаймен, К.Левин, Р.Мертон и др.)[2] Данный принцип задает однотипность, инвариантность габитусов всех тех, кто принадлежит одному обеспечивающему сообществу.

Принцип подкрепления габитуса как основы самопрезентации в ритуалах. В разных сообществах ритуальному подкреплению подлежат самые разные характеристики облика, внешних атрибутов и поведения участников: от знания классических текстов, политических событий, новинок музыки, кино или свежих анекдотов до стильности и дороговизны одежды, марки автомобиля и места летнего отдыха. Соответственно, в перерывах между ритуалами индивиды склонны так строить свою жизненную стратегию (обретать соответствующие идентичности, осваивать формы поведения), чтобы на основе имеющихся или доступных ресурсов продвигаться в направлениях к целям, заданным этим ритуальным подкреплением. Поскольку способности, ресурсы и возможности у разных людей разные, этот принцип позволяет объяснять существенные различия габитусов у членов одного сообщества.

Принцип референтной группы и перспективного образца как ориентира жизненного пути. Среди доступных альтернатив каждый индивид в течение сензитивного периода, как правило, выбирает либо референтную группу (иногда отдаленную и даже воображаемую), либо человека старшего поколения в качестве носителей символов, ориентиров для собственной идентичности, программирующих основные жизненные стратегии (в профессии, карьере, лично и семейной жизни, образе жизни и проч.). Механизмы выбора таких референтов-эталонов многообразны и сложны. С уверенностью можно утверждать значимость ранее обретенных фреймов, символов и идентичностей, а также серии эмоционально внушительных ритуалов, в которых та или иная группа или лицо приобретают столь важную роль.

Принцип макрособытий в формировании поколенческого разнообразия габитусов. Данный принцип имеет большое значение для нашей темы, поскольку позволяет связать крупные исторические явления с формированием разнообразия габитусов в рамках одного поколения[3]. Среди ритуалов сензитивного периода крайне важными являются обсуждения наиболее громких событий в стране и культурно значимых других странах. В этих обсуждениях воспринимаются из внешнего мира (сетей, иерархий, пропаганды) и перерабатываются квалификации данных событий, совмещаются с актуализируемыми культурными архетипами, воплощаются во фреймы и символы, принимаемые участниками обсуждений, а также в их идентичности и поведенческие стереотипы относительно событий такого рода.

Принцип идентичности как компромисса. Идентичность и габитус каждого индивида выстраиваются в сериях ритуалов в качестве компромисса между желаемой степенью причастности главным принимаемым символам, желаемой высотой социальной позиции в отношении к другим позициям, с одной стороны, и реальной занимаемой ролью в ритуалах, в характере каждодневной деятельности,  относительным общественным признанием заслуг и величиной вознаграждения, с другой стороны.

Принцип развертывания потребностей — порождения дефицитов. Стабильный уровень потребления и признания с течением времени начинает считаться само собой разумеющимся, перестает приносить радость, вследствие чего усиливается мотивация повышения этого уровня, обретения более редких, дорогих, экзотических благ, более престижных регалий и т.п. (ср. с «законом возвышения потребностей» К.Маркса и Ф.Энгельса, «Немецкая идеология»). Таким образом, даже в условиях стабильного порядка и удовлетворения потребностей, человеческая природа такова, что возникают новые и новые дефициты.

Принцип влияния дефицитов на значимость и привлекательность связанных с ними символов и позиций. При росте внешней опасности повышается роль и престиж военных, при росте мятежей и преступности — роль и престиж сил правопорядка, при дефиците заморских товаров — роль и престиж поставщиков импорта и т.д. Соответственно происходит закономерное перенаправление сил и энергии к либо прямо к занятию этих позиций, к получению дефицитных ресурсов и благ, либо к поддержке их источников.

Принцип фрустрации как источника рефрейминга и смены габитуса. Длительная абсолютная или относительная депривация (низкое признание и вознаграждение в сравнении с ожидаемым), неудовлетворение потребностей, закрытие доступа к желаемым дефицитным, тем более, считающимся стандартными благам и позициям ведут к кризису идентичности, разочарованию в прежних символах, фреймах, привычных практиках и стратегиях, к переосмыслению окружающего социального мира и своей роли в нем — к кризису идентичности, рефреймингу и смене габитуса. Как правило, это сопровождается подъемом нового типа ритуалов и формированием новых сообществ, в том числе, агрессивных и радикальных в отношении к политическому режиму, правящим и влиятельным группам. Последующие социальные кризисы, пертурбации образуют макро события, вокруг обсуждения которых выстраиваются габитусы подрастающих поколений (см. выше).

 

Закономерности  взаимодействия менталитета и социальных структур

Принцип зависимости габитуса от ритуальной и институциональной позиции. Чем  объясняется существенное разнообразие габитусов, формирующихся в одном и том же обеспечивающем сообществе, в одних и тех же интерактивных ритуалах?

Иногда бывает достаточно объяснения в  различии институциональных позиций, которые занимают в ритуалах их участники: одни всегда в центре внимания, другие рядом с ними, третьи составляют более или менее пассивное большинство, четвертые отвержены, подвергаются критике или осмеянию.

Кроме этой простейшей структуры есть огромное разнообразие институционализированных позиционных структур в разных ритуалах: докладчик, оппонент и публика, истец, ответчик, адвокат, прокурор и судья, заказчик и подрядчик, кредитор и просящий кредита, даритель и одариваемый, начальник, тот, кто отчитывается по работе, и остальные подчиненные, мужчина, ухаживающий за женщиной, отец, отчитывающий за проступок сына, и т.д. и т.п.

Очевидно, что каждому такому типу ритуалов соответствует некий фрейм, он единый среди участников, если они одинаково осмысляют ситуацию. Зато идентичности (субъективно занимаемые позиции в данном фрейме) существенно различаются. Соответственно, подкрепляются и формируются в этих ритуалах разные отношения к символам и разные поведенческие стереотипы.

Принцип нарушения  социально-ментального равновесия. Последнее понимается как соответствие между габитусом актора и занимаемой им позицией в социальной структуре (сообществе, институте, иерархии). Соответствие имеет место тогда, когда фреймы, символы, идентичность, практики и стратегии актора позволяют ему без особого насилия над собой занимать свою социальную позицию, нишу, выполнять соответствующие правила, отвечать ожиданиям, использовать ресурсы и т.д. Соответствие нарушается либо при изменении габитуса актора (вследствие участия в новых ритуалах произошел рефрейминг, поменялись символы и идентичности — «смена веры», см.  выше принципы ментальной динамики), либо  при дефиците ресурсов для позиции, при сужении ниши, «выталкивании» из нее актора (см. ниже принцип вытеснения). Последнее обычно происходит в результате макропроцессов: при смещении ресурсов из одной сферы в другие, при динамике рынков, при геополитических и геоэкономических сдвигах, а также как следствия восстановления равновесия другими акторами (см. ниже).

Потеря социально-ментального равновесия всегда приводит субъективно к дискомфорту актора, а объективно — к неустойчивости, уменьшению порядка и росту хаоса (когда малые воздействия начинают играть все большую роль — приводить ко все более значимым последствиям). Единичные случаи утери равновесия, как правило, быстро ведут к его восстановлению через механизмы социального контроля. Множественные случаи после какого-то критического предела приводят к новым встречам, новым ритуалам, складыванию новых сообществ и сетей недовольных, к конфликтным стратегиям, эскалации утери равновесия — кризису.

Принцип институционального вытеснения. Главной причиной рефрейминга и смены габитуса у актора является фрустрация и длительная относительная депривация (см. выше), в основе которых лежит сужение его прежней социальной ниши в сочетании с появлением, расширением и ростом привлекательности новой ниши, требующей нового габитуса (нового фрейма, новой идентичности, новых стратегий и практик). При вытеснении, чаще всего актуальный габитус сменяется латентным внутри того же менталитета.

Принцип восстановления социально-ментального равновесия. За редкими исключениями акторы предпочитают занимать устойчивые, ресурсно обеспеченные позиции, соответственно — снижать неустойчивость и восстанавливать равновесие. Способы восстановления многообразны, зависят от соотношения ресурсов актора и охватывающего, контролирующего сообщества, а также от глубины кризиса. При слабом акторе и сильном сообществе, актор либо смиряется с новыми рамками, либо уходит и ищет новую нишу. Сильный актор, при условии составления успешной коалиции с влиятельными членами охватывающего сообщества, способен подстроить занимаемую позицию «под себя», создать для себя новую позицию и т.д. При глубоких кризисах прежние формальные институты и сообщества разрушаются, наиболее успешные акторы, захватившие большую долю ресурсов, выстраивают новые институты на основе символов, фреймов, социальных связей и сетей своих мобилизационных сообществ.

Принцип ритуально-групповой основы для появления нового габитуса. При рефрейминге человек совершает переход не к латентному, а к новому для данного менталитета габитусу, только при наличии всех ниже перечисленных условий:

а) новые символы и фреймы уже присутствуют в дискурсе, циркулируют в общественном сознании (в публицистике, речах лидеров, бытовых обсуждениях);

б) появляются группы с регулярными ритуалами, актуализирующими данные фреймы и символы, предлагающие новые идентичности и поведенческие стереотипы, обещающие более привлекательные статус, гарантии безопасности и способы получения дохода,

в) человек получает членство в такой группе, получает надежные статус, безопасность и доход, регулярно и активно участвует в ритуалах.

При ресурсных перераспределениях одни институты и сообщества расширяются, другие сокращаются. При общих подъемах и расцветах почти все они расширяются, а при кризисах — многие сокращаются. Согласно принципам социальной и ментальной динамики происходят драматические рефрейминги, смена габитусов, трансформация институтов и сообществ, появление новых, замещение прежних. При установлении нового ресурсного баланса и социально-ментального равновесия наступает относительная стабильность, однако новые массовые практики больших групп и стратегии акторов ведут к новым дефицитам, новым ресурсным сдвигам и цикл повторяется.

Очевидно, что смена периодов стабильности и кризисов, появление новых институтов, изменение менталитета, т.е. нового разнообразия габитусов — это уже территория не только социальной, но и исторической динамики.

На рис.1 представлена структурная схема концепции динамического взаимодействия менталитета, габитусов, сообществ, институтов через центральное звено — серии интерактивных ритуалов.

Рис. 1. Структурная схема общей концепции динамического взаимодействия метальных и социальных компонентов.

 

Черты российского национального характера

Обобщим и представим многократно описанные свойства российского национального характера [Степун 1928; Бердяев 1990, Лихачев 1990: Вышеславцев 1995, Пибоди и др. 1993; Мостовая и Скорик 1995; Кессиди 2000; Касьянова 2003; Кукоба 2004; Гудков 2004; Левада 2006]. Обычно в качестве общих недостатков, слабых черт указываются разобщенность, низкая самодисциплина и неспособность к самоорганизации без подчинения и принуждения, правовой нигилизм, патернализм и подданническая культура, максимализм и метания от крайности к крайности. Некоторые группы обвиняются также в склонности к раболепию и холуйству и/или принуждению и насилию, а также к  лицемерию, цинизму, низкопоклонству перед чужими образцами, нетерпимости и шовинизму.

Общими достоинствами российского характера, как правило, считают адаптивность и самостоятельность, изобретательность и восприимчивость к новому, стойкость к лишениям и терпение, душевную теплоту, заботу о близких. Для некоторых групп отмечается наличие сильной тяги к справедливости, праведной осмысленной жизни, служению высоким идеалам, Родине, чувство долга, бескорыстное подвижничество, способность к самоотречению.

 

Российские габитусы

Вначале выделим несколько сфер (аспектов) и в каждой из них ряд аспектных габитусов. Затем покажем, как аспектные габитусы объединяются в типичные российские габитусы и гнезда габитусов с внутренними взаимопереходами.

Первой сферой различения является отношение к государству, государственным интересам, деятельности на благо государства. Здесь набор аспектных габитусов хорошо известен:

Инсайдер-пользователь занимает выгодную позицию в государственном учреждении либо в привластных коммерческих структурах которую использует, главным образом, для своей выгоды, для укрепления своего положения в сообществе таких же инсайдеров.

Службист (честный государственник) обычно включен в государственные структуры (является инсайдером),  честно выполняет долг, обязанности, приказы, предан власти и режиму, какими бы они ни были.

Подданный — обычно аутсайдер, не занимает значимых государственных должностей, но гордится величием и победами державы, в той или иной мере готов терпеть лишения, напряженно трудиться во благо государства.

Внутренний эмигрант также обычно аутсайдер в отношении к государству, преисполнен отчуждения к нему и всему, что с ним связано, находит нишу с минимальными контактами с государством.

Следующая сфера разделения аспектных габитусов — отношение к власти, режиму, их смене и изменениям.

Охранитель — обычно инсайдер, стоит на страже власти, режима, порядка, каковы бы они ни были. Активный патерналист — навязывает неразумному населению любовь и уважение к начальству и режиму.

Реформатор может находиться как внутри, так и вне государственных структур, надеется на мирное преобразование режима, на договоренности с правящей группой, на возможность ее убедить, на эффекты малых дел, на поддержку обществом благих начинаний.

Радикал — обычно аутсайдер (кроме периодов коренных изменений политического устройства), убежден, что необходимые изменения режима возможны только при смене власти, любые попытки общения и договоров с которой безнадежны. Бунтовщики, заговорщики, террористы, революционеры, диссиденты, несистемные оппозиционеры — вот основные исторические ипостаси радикалов.

Равнодушный — обычно аутсайдер, он отгородился от всего, что связано с властью и режимом, приспосабливается к тому что есть; этот габитус во многом совпадает с внутренним эмигрантом.

Следующая сфера разделения аспектных габитусов — отношение к разного рода ценностям, поляризованным между высшими духовными идеалами и приземленной выгодой, пользой.

Подвижник — тот, кто полностью посвящает свою жизнь служению высоким ценностям и идеалам. Подвижники есть среди журналистов, ученых, учителей, врачей, адвокатов, правозащитников, священников, литераторов, художников, музыкантов, деятелей театра и кинематографа, архитекторов, музейных хранителей и.т.д.

Обыватель признает только пользу и выгоду, к высшим ценностям и идеалам относится подозрительно, разве что к жизни, здоровью и благополучию — собственному, своей семьи и близких может относиться как к предметам долга и служения.

Примиритель сочетает в разных пропорциях служение высшим ценностям, идеалам и достижение пользы для себя и семьи.

Наконец, постоянно значимым для социально-политического поведения и габитусов остается отношение к Западу в сравнении с Россией, ее историей, традициями, порядками и проч.

Самобытник (почвенник, державник, «патриот») — тот, кто в любых контекстах превозносит отечественное и порицает иноземное (в подавляющем большинстве случаев — западное: европейское и американское).

Западник — тот, кто в любых контекстах порицает отечественное и превозносит иноземное (преимущественно европейское и американское).

Центрист совмещает самобытные и западнические предпочтения, опять же  в разных пропорциях. Подобно примирителям между полюсами подвижничества и обывательства, центристы также заполняют самую обширную «серую зону» между полюсом самобытности и полюсом западничества, временами и в разных контекстах склоняясь в ту или иную сторону.

Далеко не все комбинаторно возможные варианты сочетаний аспектных габитусов реализуются, по крайней мере, в значимых для социально-политических процессов объемах. Кроме того, некоторые сочетания весьма близки друг к другу, внутри них бывают взаимопереходы, такие группы габитусов назовем гнездами. Предполагается, что переходы между габитусами из разных гнезд редки и трудны. Выделим следующие пять габитусных гнезд как предметы для последующего объяснения:

1)      Гнездо отстраненных аутсайдеров: подданный, обыватель, внутренний эмигрант, равнодушный;

2)      Гнездо ловких инсайдеров: пользователь, пользователь-охранитель и пользователь-реформатор;

3)      Гнездо честных государственников: службист, службист-реформатор и службист-охранитель;

4)      Гнездо недовольных: реформатор-западник, радикал-западник и радикал-самобытник;

5)      Гнездо подвижников: подвижник, подвижник-западник и подвижник-самобытник.

Сопоставление с типичными разбросами ответов в социологических опросах относительно ценностей, отношения к государству и власти, к России и западным странам, к реформам и т.д. [Российский менталитет 1997; Дилигенский 1998; Гудков и др., 2008; Рабочая группа Института социологии РАН 2008] показывает, как минимум, представительность данной типологии габитусов.

 

Ментальная основа национального характера и габитусов

В качестве главных элементов объяснения возьмем четыре базовых фрейма в минималистской форме бинарной оппозиции и постулируем их инвариантные характеристики:

1)      свое и чужое; этот фрейм универсален для всех этносов и наций, культур и цивилизаций; российская специфика, состоит, во-первых, в высоком уровне отвержения, непризнания чужого, в отказе за чужим в праве на достоинство или даже на существование, либо в полном игнорировании и пренебрежении чужим; во-вторых, в особой легкости признания чужого своим и отказа от бывшего своего в пользу нового своего (бывшего чужого);

2)      высшие идеалы и польза (выгода); данный фрейм также универсален; для россиян характерны жесткое разделение и противопоставление «высоких», «духовных» идеалов (святынь, ценностей) и «низкой», «шкурной» пользы, слабая способность к их органичному и устойчивому объединению, склонность к полному принятию того или иного полюса и последующим радикальным разочарованиям;

3)      ближний круг и государство; в России первый полюс жестко ассоциирован с теплой, неформальной, демонстративно бескорыстной взаимоподдержкой, тогда как государство, напротив, — с формальным принуждением, всяческими уходами от этого принуждения, либо наоборот с подчинением ему — беззаветной верностью и службой.

4)      Россия и Запад; в российском менталитете для статуса своей страны характерна неустойчивость, высокая неудовлетворенность, что может выражаться как в полном отрицании национальных достоинств, так и в навязчивом их превознесении; отношение к Западу при этом, несмотря на известные крайности и маятниковые колебания, неизменно остается главным пунктом референции, именно с западными странами обычно ведутся сравнения, именно западные оценки остаются наиболее значимыми, вне зависимости от того, соглашаются с ними или яростно их отвергают.

Несложно показать, как специфика этих фреймов порождает как слабые, так и сильные инвариантные черты российского национального характера, особенно, с учетом разного комплексирования четырех фреймов и их восьми полюсов между собой.

Разобщенность, низкая самодисциплина и неспособность к самоорганизации — прямые следствия отвержения всего чужого, а также жесткая привязанность трудов и усилий либо к ближнему кругу, либо к вынужденному подчинению институтам власти (обычно государственным). Для широких горизонтальных контактов и создания структур доверия места не остается.

Правовой нигилизм порождается отождествлением законов и судов с чужим (или своим для инсайдеров) принудительным государством.

Максимализм и метания от крайности к крайности — это обобщения принятия одного полюса как своего, которому посвящаются все силы и отвержения другого полюса как чужого, страстно отвергаемого или презираемого.

Адаптивность и самостоятельность, изобретательность и восприимчивость к новому являются проявлением легкого превращения чужих способов выживания, достижения пользы в свои.

Стойкость к лишениям и терпение, душевная теплота, забота о близких — прямое следствие многопоколенного опыта выживания благодаря взаимоподдержке в своем —ближнем кругу и в противостоянии давлению чужого принудительного государства.

Высокая референтность Запада и глубинная неуверенность в достоинстве национальных основ рождают маятниковые колебания: от низкопоклонства перед всем чужеземным и отрицания всего отечественного, до ксенофобии, шовинизма, ревности и ненависти ко всему нерусскому, до бахвальства и «квасного патриотизма».

 

Базовые фреймы, мировоззренческие установки
и разнообразие российских габитусов

Рассмотрим, какие мировоззренческие установки — устойчивые связки между полюсами базовых фреймов — характерны для выделенных выше габитусов, объединенных в пять основных гнезд.

Гнездо отстраненных аутсайдеров. Здесь свое — это ближний круг, а чужоегосударство. Польза для себя и ближнего круга — это и есть высшая ценность и долг. Обыватель в той мере, в которой его статус и рента зависят от государства, представляет себе и другим эту пользу для себя как преданность высшим ценностям — государству и власти. Отмечаемые в российском характере склонности к раболепию и холуйству, лицемерию («лукавый раб» по И.Леваде) характерны для людей из этого гнезда с габитусами  подданных и обывателей.

Гнездо ловких инсайдеров. Государство стало своим как источник пользы для себя и ближнего круга (члены которого обычно также занимают нужные должности). «Все разговоры о высших ценностях и идеалах — болтовня для бедных». Соответственно, процветают  цинизм и лицемерие. Также развита склонность к принуждению и насилию с помощью государственного аппарата, особенно когда появляются угрозы благополучию — личному и своего круга.

Гнездо честных государственников. Государство – свое, но уже не как источник выгоды, а как высший идеал. Долг, честь, служение Родине, трудолюбие — все эти достоинства российского характера имеют люди с такими габитусами.

Гнездо недовольных. Нынешнее государство, власть, режимчужие, вредоносные, препятствуют получению пользы и противоречат высшим идеалам. Обостренное чувство справедливости, гнев относительно несправедливости могут быть как искренними, так и выражением стремления самому получить власть, занять выгодную должность.

Гнездо подвижников. Свое — это те или иные высшие идеалы — святыни и ценности. Ближний круг — те, кто это понимает. Государство обычно — чужое, оно не поддерживает осуществление этих ценностей, либо даже препятствует этому. Выделяемые в российском характере бескорыстие, самоотречение, стойкость свойственны людям с такими габитусами.

 

Социальные основы разнообразия российских габитусов

Можно и нужно провести специальные эмпирические исследования того, какие институты, обеспечивающие сообщества и серии типовых ритуалов формируют габитусы каждого гнезда, при каких структурных изменениях этих социальных форм происходят переходы от габитуса к габитусу внутри гнезда (а в редких случаях и между гнездами). Пока зафиксируем основные очевидные соответствия.

В гнезде отстраненных аутсайдеров (вероятно, это подавляющее большинство населения современной России) главными обеспечивающими сообществами являются семья и близкий круг друзей, иногда сослуживцы. Для подданных и обывателей-охранителей характерны особое статусное положение, связанное с рентой (пенсионеры, всевозможные льготники, отставные военные, научные работники, врачи, учителя, шахтеры, полярники и т.д.)[4]. Символом дарителя, источника статуса и ренты является «Государство», что обусловливает лояльность такой власти и такому режиму, при которых не ущемляются, а подкрепляются  соответствующие идентичности. В центр внимания основных ритуалов (совместных застолий, семейных праздников, повседневных обсуждений) обычно попадают такие темы и символы как здоровье и благополучие участников, материальные приобретения, события в семьях, столкновения с внешним миром, особенно, с государственными службами, с властями с точки зрения продвижения или ущемления частных интересов самих же участников таких ритуалов.

В гнезде ловких инсайдеров основными обеспечивающими сообществами являются группы и сети таких же инсайдеров, либо прямо входящих в государственные структуры, либо в афиллированные компании. Семья и близкие друзья также важны, но обычно они обретаются в тех же сетях, либо вовлекаются в них. Основные ритуалы — это «решение вопросов» относительно ресурсов, должностей, всевозможных услуг, обменов, распределения и проч. Позиции в этих ритуалах могут быть горизонтальными, симметричными («ты — мне, я — тебе») или иметь форму клиент-патрон. Известные коррупционные сообщества и сети [Римский 2004] реализуются именно в таких действах.  «Решение вопросов» может проходить и в тиши кабинетов, и в саунах, и в загородных «охотничьих домиках» и т.п. Хорошо известно, что в этой среде сдвиги от реформаторства к охранительству и обратно определяются, во-первых, возрастом и удовлетворенностью собственной позицией, во-вторых, связью перспектив личного благополучия и продвижения с реформами или отвержением реформ.

В гнезде честных государственников обеспечивающее сообщество обычно составляет начальство и коллеги по работе, способные оценить упорный труд службиста. Главные ритуалы — это сама работа с документами и людьми, а также церемонии принятия работы, отчетов с соответствующими поощрениями, подкрепляющими честную службу. Службисты становятся реформаторами или охранителями не только и не столько из соображений личной карьеры. Как правило, службисты-охранители — это люди старшего возраста, участвовавшие в создании, поддержании существующего институционального порядка, отождествляющие себя с ним. Службисты-реформаторы обычно моложе, часто они являются выходцами из другой сферы и имеют такие твердые образцы «правильного порядка», которые несовместимы с наличным устройством.

Гнездо недовольных весьма разношерстно. Недовольные западники, как правило, распространены в столичных и крупных городах, в космополитических сообществах науки, высшего образования, культуры, ориентированного на внешние связи бизнеса. Обычно они лучше знают иностранные языки, больше ездят за границу. Для многих в профессиональное обеспечивающее сообщество входят иностранные коллеги. Основные ритуалы в этой среде — это бесконечные интеллигентские разговоры, шутки, анекдоты на тему «как здорово у них и как плохо у нас». Самобытники в своей массе либо хуже образованы, либо их специализация имеет сугубо национальный характер с минимумом космополитических контактов и связей. Редкие случаи высокоинтеллектуальных и широко мыслящих самобытников — почти всегда бывшие западники (от Николая Карамзина до Александра Зиновьева). Переход, как правило, связан с фрустрацией — потрясением от того, что отвергли (не признали по достоинству заслуги и статус) либо на Западе, либо в сообществах западников. Радикализация недовольных, как западников, так и самобытников,  — прямая функция отвержения (недопущения к службе, принятию решений, реформам) и репрессий со стороны власти и режима.

Гнездо подвижников является довольно условным, поскольку объединяет преимущественно изолированных друг от друга одиночек. В роли обеспечивающего здесь может выступать воображаемое сообщество «истинных ценителей» (нередко относимое в далекое будущее). Главным ритуалом является сам ежедневный «подвиг» — напряженный труд над книгой, картиной, симфонией, реставрацией памятника, либо бескорыстная помощь больным, бездомным,  обиженным властью и т.п., а также редкие церемонии общественной оценки плодов подвижничества и признания.

 

Механизмы ресурсного перераспределения в государственных институтах

Для России со времен Ивана Грозного была характерна гипертрофия централизованного сбора и распределения ресурсов. Три наиболее заметных отступления от этого принципа — губернские административные реформы Екатерины II, земские реформы Александра II и введение совнархозов при Н.С.Хрущеве, последующие косыгинские реформы, — с одной стороны, были недостаточно последовательны, оказались неустойчивыми, с другой стороны, экономические историки, как правило, именно с этими реформами связывают повышение уровня социального развития провинций и благосостояния населения [Дружинин 1987; Гусейнов 1999].

Гиперцентрализация перераспределения ресурсов напрямую связана с обеспечением лояльности низлежащих уровней в многочисленных государственных иерархиях (военной, полицейской, территориальной, отраслевой). Незапланированное следствие таких институциональных структур и практик состоит в том, что большая часть территорий, сообществ, граждан становятся рентополучателями, регулярно получающими назначенную им долю ресурсов, благ соответственно занимаемому положению, но при весьма слабой связи с эффективностью своей деятельности [Кордонский 2008].

Как мы уже знаем, габитусы формируются в соответствии с занимаемыми социальными позициями и связанными с ними основными ритуалами и практиками. В системе централизованного перераспределения и широкого распространения должностной и профессиональной ренты главными событиями являются получение нового места с более высокой рентой (нередко включая нелегальную административную, коррупционную ренту), лишение такого места, а также промежуточные знаковые события, дающие надежду на первое или угрожающие вторым. Все эти события и являются ключевыми ритуалами, образующими инвариантное свойство российских габитусов — рентоискательство.

Это выражается не только в массовых жизненных стратегиях — занять место, двигаться по карьерной лестнице с надежным обеспечением ренты, но и в социоинженерных стратегиях создания как государственных учреждений, ведомств, так и общественных организаций: во главу угла ставится не общественная потребность, не эффективность, не конкурентоспособность, а именно стабильное обеспечение, желательно из государственного бюджета, либо из фондов, наполняемых по указке высокого руководства (от театров, университетов и академий до фондов помощи ветеранам спецслужб).

 

Связь ренты с уровнем государственного насилия

Не очевидную, но глубокую связь ренты с насилием раскрыл Кирилл Рогов. Запрет на насилие в политической сфере (отказ от разгона протестных митингов, демонстраций, маршей, пикетов, от избиения их участников, от ареста лидеров оппозиции, вообще от политических репрессий[5]) резко расширяет круг искателей ренты, поскольку они, не боясь насилия, склонны объединяться и открыто требовать «справедливости» — своей доли ренты, которую считают недодаденной. Кроме того, для удержания политических позиций (права распределять ренту) требуются большие издержки: затраты на содержание СМИ, политических партий, поддержку предвыборных кампаний и проч. Допущение государственного насилия в политике, особенно, механизма политических репрессий резко снижает число искателей ренты, увеличивает саму рентную премию для ее привилегированных получателей, снижает издержки на пропаганду, перекладывая их на государство. К.Рогов формулирует этот принцип в применении к российским реалиям 1990-х и 2000-х годов:

«Если прямое физическое насилие запрещено, затраты на соискание ренты возрастают (надо, например, содержать газеты, телеканалы, политические партии, как это делали олигархи конца 1990-х), а конкуренция увеличивается. Если прямое насилие, а тем более с использованием государственных институтов принуждения, разрешено, то затраты на соискание ренты сокращаются (перекладываются на бюджет), и мы получаем полицейско-олигархическое государство, концентрирующее рентные доходы в руках представителей самой машины государственного принуждения» [Рогов 2008].

 

Итак, государственное насилие — это эффективный способ удержания привилегий инсайдеров, достаточно узкого круга получателей большой ренты, через устрашение и подавление протестных попыток со стороны аутсайдеров, получателей малой ренты, обеспечение их лояльности, хотя бы видимой.

Следует добавить, что любой акт физического насилия, особенно, публичного — это исключительно эмоционально насыщенный ритуал, надолго формирующий установки гордого всевластия на стороне применяющих насилие и установки страха, унижения, глухой ненависти на стороне жертв насилия, а в более слабой форме — установки  всех тех, кто наблюдает и обсуждает такого рода события.

Значит ли это, что государственное насилие в отношении к оппозиционерам, протестующим всегда эффективно? Как мы знаем из истории, многие в определенные периоды акции насилия, даже такие жесткие как расстрелы демонстраций, публичные казни, вызывают уже не страх, а ожесточение и готовность на борьбу, в том числе на ответное насилие (мятежи, бунты, революции). Условия такого переключения требуют специальных сравнительных исследований.

 

Специфика социальной и ментальной динамики в России

В периоды эмансипации элиты от принудительного контроля и присвоения ею государственных ресурсов (подробнее о цикла истории России см. [Розов 2006]) ослабляются или разрушаются институты порядка, деградируют институты социального обеспечения и ресурсного перераспределения, получают послабление институты взаимной поддержки. В соответствии с динамическими принципами (см. выше) сокращаются ниши для службистов — честных государственников, подвижников и реформаторов, зато расширяются для ловких инсайдеров и обывателей. Государство из сферы «своего» и «высшей ценности» становится «своей средой для извлечения выгоды» для ловких нсайдеров, становится «чужим», плохо обеспечивающим «отцом-дарителем» для обывателей, врагом и источником бед для растущего количества радикалов.

В периоды противохода — государственной мобилизации— вновь растут институты порядка, налаживаются институты социального обеспечения и ресурсного перераспределения; идет наступление на институты взаимной поддержки, которые, однако, распадаются лишь в крайних случаях (Коллективизация, Большой Террор), а обычно «уходят в подполье». Резко расширяются социальные ниши для честных государственников, охранителей, реформаторов и подвижников. Ловкие инсайдеры не исчезают никогда, но вынуждены приспосабливаться к жесткому контролю и к резко сузившимся степеням свободы действий. Государство для многих вновь становится «своим», причем в роли высшей ценности.

*                  *                      *

Концепция получилась внутренне непротиворечивой, когерентной, вполне согласующейся с типовыми разбросами в опросах общественного мнения, но, разумеется, нуждающейся в эмпирическом подкреплении. Для этого направления исследований нужны особые организационные и кадровые ресурсы, которым автор, будучи индивидуальным исследователем – философом, не обладает. Утешает только то, что любой квалифицированный социолог на основе представленного материала может без особого труда составить адекватный инструментарий (анкеты, схемы углубленных интервью, формы протоколов для наблюдения и проч.).

Итак, российский менталитет предстает, с одной стороны, весьма разнообразно выраженным в нескольких группах габитусов, с другой стороны, имеющим единую глубинную основу — специфические базовые фреймы и накатанные пути складывания из них мировоззренческих установок, что выражается в известных чертах российского национального характера. Закономерности социальной и ментальной динамики, представленное изменчивое разнообразие габитусов оказываются стержнем механизма, порождающего известные циклы истории России.

 

Другие публикации проф.Н.С.Розова

 

Литература

Бердяев Н. А. Русская идея // Вопросы философии. 1990, № 1. С. 78, 80.

Вышеславцев Б. П. Русский национальный характер // Вопросы философии, 1995, № 6. С.116-117.

Горшков М. и др. Массовое сознание россиян в период осуществления трансформации: реальность против мифов // Мир России, 1996, № 2.

Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта. М.: Институт Фонда «Общественное мнение». 2004.

Гудков Л. Д. Негативная идентичность. Статьи 1997-2002. М. 2004.

Гудков Л. Д., Дубин Б. В., Зоркая Н. А. Постсоветский человек и гражданское общество. М.: Московская школа политических исследований. 2008.

Гусейнов Р. История экономики России. М.: ИВЦ, 1999.

Дилигенский Г. Г.  Российский горожанин конца девяностых: генезис постсоветского сознания (социально-психологическое исследование). М.: ИМЭМО. 1998.

Дружинин Н.Д. Социально-экономическая история России. Избранные труды.- М.: Наука, 1987.

Дубовцев В. А. , Розов Н. С.  Природа «русской власти»: от метафор — к концепции - Полис, №3. 2007.С.8-23.

Касьянова К. О русском национальном характере. — М., Екатеринбург. 2003.

Кессиди Ф.Х. О парадоксе России // Вопросы философии, 2000. 6.

Коллинз Р. Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения. Новосибирск: Сибирский хронограф. 2002.

Кордонский С. Г Сословная структура постсоветской России. М: Институт Фонда «Общественное мнение». 2008.

Кукоба О. А. Доминанты российского национального менталитета // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. 2004. №2.

Лапкин В. В., Пантин В. И. Политические ориентации и политические институты в современной России: проблемы коэволюции. // Полис, 1999. №6. С. 70-80.

Левада Ю. Ищем человека: Социологические очерки. 2000-2005. М.: Новое издательство. 2006.

Лихачёв Д. С. О национальном характере русских // Вопросы философии. № 4. 1990. С. 3-5.

Лосский Н. О.  Характер русского народа. Посев. Кн. 1. 1957.

Лукин А.В., Лукин П.В. Мифы о российской политической культуре и российская история // Полис. 2009. № 1-2.

Ментальность россиян: (Специфика сознания больших групп населения). М. 1997.

Мертон Р.К. Референтная группа и социальная структура. М., 1991.

Мостовая И. В., Скорик А. П. Архетипы и ориентиры российской ментальности // Полис.  1995.№4. С. 69-76.

Отцы и дети. Поколенческий анализ современной России. Сост. Ю. Левада, Т. Шанин. М.: Новое литературное обозрение. 2005.

Пибоди Д., Шмелёв А. Г., Андреева М. К., Граменицкий А. Е. 1993: Психосемантический анализ стереотипов русского характера: кросс-культурный аспект // Вопросы психологии,  № 3.

Рабочая группа ИС РАН. Российская идентичность в социологическом измерении. Аналитический доклад. // Полис, 2008. №1-3.

Римский В. Л. Бюрократия, клиентелизм и коррупция в России  // Общественные науки и современность. 2004.№ 6. С. 68-79.

Розов Н.С. Цикличность российской политической истории как болезнь: возможно ли выздоровление? // Полис, 2006. № 2.

Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики. Под ред. К.А. Абульхановой, А. В. Брушлинского, М. И. Воловиковой. М. 1997.

Степун Ф. А. Мысли о России // Современные записки. № 28. Париж. 1928.

Collins R. Conflict Sociology. N.-Y., Academic Press. 1975.

 

 

 



[1] Среди немногих исключений см.: [Мостовая и Скорик 1995. Горшков и др.1996; Дилигенский 1998; Лапкин и Пантин 1999; Ментальность россиян 1999; Гудков 2004; Отцы  и дети 2005; Левада 2006; Гудков и др. 2008].

[2] «Выросшая на теоретической почве, возделанной Джемсом, Кули и Мидом, а также Хайманом, Шерифом и Ньюкомом, гипотеза утверждает, что в той мере, в какой реальные или будущие члены группы мотивированы связывать себя с данной группой, они имеют тенденцию усваивать те чувства и быть конформными к тем ценностям, которые присущи авторитарной и престижной страте в данной группе. От конформности зависит признание со стороны данной группы, в то же время постепенное признание данной группой индивида усиливает тенденцию к конформности. И ценности этих "значимых других" представляют собой как бы "зеркало", в котором индивид находит представление о себе самом и богатую самооценку» [Мертон 1991, с. 48].

[3] Ср.: «Для социологического анализа сменяющих друг друга поколений важными представляются прежде всего временны́е рамки формирования (социализации) определенных возрастных групп, котоые приходятся на особо значимые, переломные периоды» [Левада 2005, с.41].

[4] Анализ этих статусных групп рентополучателей как современных сословий сделан С.Кордонским [Кордонский 2008].

[5] К.Рогов также провел четкое различение между политическими репрессиями и обычными судебными наказаниями: «В отличие от судебного наказания репрессия обладает особыми свойствами, которые в сущности и определяют черную магию ее влияния на общество. Во-первых, человек должен быть осужден не за то, что он совершал, даже если его есть за что осудить. Потому что если людей судят за то, что они действительно сделали, то у тех, кто еще не осужден, возникает иллюзия, что они могут избежать наказания, не делая ничего подсудного. Во-вторых, в отличие от судебного наказания репрессия не имеет сроков. В приговоре, конечно, будут выставлены годы, но это лишь условный знак, флажок с той цифрой, которая гарантированно вызывает рефлекторный страх. По смыслу же своему репрессия бессрочна. Это мягкая форма смерти. И даже если человек возвращается «оттуда», он должен быть сломлен, должен как бы порвать с тем собой, которым был до тюрьмы. Признав таким образом бесполезность сопротивления и торжество репрессии как принципа» [Рогов 2009].