Другие публикации

 

 

 

ИСТОРИЧЕСКАЯ МАКРОСОЦИОЛОГИЯ:
СТАНОВЛЕНИЕ, ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ И ТИПЫ МОДЕЛЕЙ
[1]

Опубликовано: Общественные науки и современность. 2009. № 2. С. 151-161.

 

Статус и предмет макросоциологии

Историческая макросоциология — междисциплинарная область исследований, в которой посредством объективных методов социальных наук изучаются механизмы и закономерности крупных и долговременных исторических процессов и явлений, таких как происхождение, динамика, трансформации, взаимодействие, гибель обществ, государств, мировых систем и цивилизаций.

По объему предметного поля историческая макросоциология (далее, просто — макросоциология) практически совпадает с всеобщей (мировой) историей, но использует в большей мере подходы и методические средства теоретической истории (построение и проверка относительно строгих объяснительных теорий исторических явлений [Разработка и апробация метода теоретической истории 2001; Розов 2002]).

Макросоциология отвечает на традиционные для философии истории вопросы о структуре, направленности, закономерностях, ходе истории, но не на философском, а на научном теоретическом уровне. Познавательные методы и средства макросоциология заимствует из обширного спектра социальных наук: социологии, политологии (особенно сравнительной), геополитики, кросскультурных исследований, экономической истории, этнологии, исторической демографии и т.д.

 

Краткий обзор истории дисциплины

Каковы истоки макросоциологии, откуда, вообще говоря, она появилась?

Как это ни странно может показаться, изначально социология рождалась и развивалась именно как макросоциология. Огюст Конт, Карл Маркс, Джон Стюарт Милль, Фердинанд Теннис, Герберт Спенсер, Эмиль Дюркгейм, Макс Вебер, занимались, главным образом, макросоциологической проблематикой: формулировались законы и определялись этапы исторического прогресса, развития и смены общественных формаций, описывались и изучались принципиальные типы обществ, культур и цивилизаций.

В то время научный методический аппарат социологии еще не был разработан, приходилось обсуждать множество абстрактных онтологических, эпистемологических и аксиологических вопросов, поэтому работы этих авторов могут с тем же успехом считаться социально-философскими и философско-историческими.

В XX веке социология стала более узкой, эмпиричной, методичной, сконцентрировалась на эмпирическом изучении групп и слоев отдельного общества-нации, во многом утеряла интерес к большим историческим процессам. Такова традиция, которая нам хорошо знакома по стандартным социологическим журналам и учебным программам.

При этом, довольно много талантливых ученых продолжали макросоциологические исследования, как правило, неоцененные современниками, но получившие большой резонанс в последней трети XX века [Сорокин 2000; Поланьи 2002; Шумпетер 1995; Уайт 1994; Элиас 2001; Луман 2005; Baran 1957; Moore 1966].

С 1970-х гг. появилась самосознательная историческая социология [Tilly 1978; Тилли 2000] и началось бурное возрождение макросоциологии [Amin 1976; Anderson 1974; Bendix 1978; Brenner 1976; Carneiro 1970a, 1970b; Claessen 1978; Collins 1986; Gellner 1988; Harris 1977; Headrick 1981; Kennedy 1987; McNeill 1979,1982; Melko, Scott 1987; Modelski 1987; Skocpol 1979; Tainter 1988; Tilly 1984, 1992; Wallerstein 1974, 1980; Wolf 1982; et al.].

В высшем образовании макросоциология с начала 1990‑х гг. стала институализироваться в университетах США как отрасль социологии. С тех пор она неуклонно распространяется у англоязычном академическом мире, а также в Голландии, Германии, Франции, Италии, скандинавских странах, в разных местах выступая под разными именами, отпочковываясь от социологии, мировой истории, геополитики, политической и экономической географии, геоэкономических, кросскультурных, цивилизационных исследований и т. д. Учебник С.Сандерсона «Макросоциология» [Sanderson 1995a] уже выдержал множество изданий, появляются новые учебные пособия, но в основном обучение опирается на современные монографические исследования.

 

Основные направления макросоциологических исследований

Важной вехой самосознания макросоциологии стала книга Рэндалла Коллинза «Макроистория: опыты социологии большой длительности» [Collins 1999], который во введении с говорящим названием «Золотой век макроисторической социологии» свел воедино множество, казалось бы, разнородных исследовательских направлений, показал их общие основания и причины продолжающегося расцвета и расширения [Коллинз 2000]. Наиболее теоретически продвинутыми направлениями являются:

·        исследования военно-центрированного становления современных государств [МсNeill 1982; Mann 1987, 1993; Tilly 1992],

·        сравнительное изучение социальных революций и государственных распадов, крушения империй [Skocpol 1979; Tainter 1988; Goldstone 1991; см. также: Turchin 2007],

·        анализ мировых систем [Wallerstein 1974,1989; Amin 1976; Gills, Frank 1991; Chase-Dunn, Hall 1997; Abu-Lughod 1989; Бродель 1992; Арриги 2006]

·        исследования геополитической динамики, долгих циклов гегемонии [Collins 1986; Коллинз 2000б; Kennedy 1987; Modelski 1987].

Р.Коллинз также указывает на такие направления как:

·        сравнительно-исторические исследования семейных отношений (школы П.Ласлетта, Дж.Гуди),

·        изучение эволюции культурных норм, «цивилизующих манер» (Н.Элиас, Дж.Меннел, Й.Гудсблом [Goudsblom, Jones, Mennel 1996]),

·        макроистория болезней и окружающей среды (В.Макнил, А.Кросби),

·        макросоциологические сравнения в истории искусства (А.Хаузер, А.Мальро),

·        социальная и сравнительная история пола, сексуальности, материальной культуры.

К списку Коллинза следует добавить:

·        направление исследования Большой истории, объединяющее в единых концептах эволюцию звезд, Солнечной системы, историю Земли, биологическую эволюцию, происхождение человека и традиционную историю [Spier 1996, ср. отечественную коллективную монографию: Анатомия кризисов 1999]

·        бурно развивающуюся область изучения социальной эволюции, сравнительной антропологии и этнологии, тесно взаимодействующую со сравнительной археологией, где нередки прорывы к ценным макросоциологическим обобщениям; следует особо отметить блестящие исследования Роберта Карнейро с его макросоциологической теорией происхождения государства [Carneiro 1970a; 1988] и сравнения уровня сложности обществ количеству и профилю четко выделенных критериев [Carneiro 1970b], оригинальную книгу Джареда Даймонда, возрождающую на новом уровне географический детерминизм [Diamond 1997], а также работы Э.Геллнера, Г.Классена, Г.Ленски, М.Салинза, Э.Сервиса, М.Фрида, М.Харриса, ,. Т.Эрля [Gellner 1988; Claessen 1978; Harris 1977; et al. ];

·        продолжающиеся (хотя и без прежних амбиций, характерных для О.Шпенглера, А.Тойнби, П.Сорокина, А.Кребера, Ф.Бэгби и др.) сравнительные исследования цивилизаций [Melko, Scott 1987; см. также исследования и обзоры Д.Уилкинсона, М.Мелко, Ш. Ито в кн.: Структуры истории… 2001],

·        масштабные сравнительные исследования технологического обмена и диффузии в связи с международной политикой [Bulliet 1975; Headrick 1981, 1991; Pacey 1990; Ralston 1990],

·        сравнительные и обобщающие работы по межкультурной торговле, появлению и искоренению рабства и работорговли, колониальным отношениям, о последствиях вестернизации и индустриализации в разных уголках планеты [Adas 1989; Chaudhuri 1990; Curtin 1984; Stinchcombe 1995; Tracey 1991; Wolf 1982]?

·        сравнительные исследования демократических транзитов (см.ниже) и др.

В сфере политических наук наиболее близка к макросоциологии по тематике, по общей направленности и методологии, конечно же, сравнительная политология — быстро и успешно развивающаяся область, выдающая большинство новых нетривиальных результатов. Поскольку сравнительная политология практически всегда обращается к более широкому историческому, социальному, экономическому, культурному, географическому и другим аспектам, она с полным правом может считаться областью пересечения политических наук и исторической макросоциологии, причем в обеих областях является наиболее продвинутым и перспективным направлением исследований.

Наряду со сравнительным изучением революций, генезиса, трансформации и распада государств (см. выше), обширной и бурно развивающейся областью исследований является сравнительный анализ процессов демократического транзита с успехами и неуспехами, откатами к авторитаризму, застреванием в режиме имитационной демократии и т.п. [Карл, Шмиттер 1993; Липсет и др. 1993; Пшеворский 2000; Растоу 1996; Di Palma 1990; Collins 1999; Huntington 1991].

 

Историческая макросоциология в России

Советская социология, которая стала пробуждаться с 1960-х гг., естественным образом ориентировалась на мэйнстрим тогдашней западной, преимущественно наиболее развитой американской социологии с ее традиционным вниманием к опросам, анализу общественного мнения и т.п. Макросоциологическая проблематика оставалась табуированной поскольку была надежно монополизирована одной из главных идеологических дисциплин — «историческим материализмом» («истматом»). Судя по всему, данная родовая травма сохраняется; поэтому, несмотря на переводы классических макросоциологических трудов П.Сорокина, Н.Элиаса, Н.Лумана, К.Поланьи, Й.Шумпетера (см. выше ссылки), новых превосходных книг, таких как «Социология философий» Р.Коллинза и «Долгий двадцатый век» Дж.Арриги и др. [Коллинз, 2002; Арриги 2006], отечественные социологи за редчайшим исключением остаются равнодушными к анализу крупных социальных процессов, даже не считают такие исследования «подлинно научной социологией».

Во многом по причине неведения, отчуждения и равнодушия социологов в России макросоциология пока не легитимирована. не говоря уже об институализации.

Не менее плачевна ситуация и с другой потенциальной материнской дисциплиной — историей. Постсоветская история имеет свою травму, связанную с эмансипацией от давно надоевшего марксизма [см. Гуревич 1990], вкупе с которым были отброшены темы крупных исторических сдвигов и трансформаций, задачи выявления объективных закономерностей и т.д.

Российские историки либо наслаждаются обретенной возможностью проводить сугубо эмпирические, узкие архивные исследования без излишних теоретических умствований, либо переживают «радость узнавания», когда на своем местном материале обнаруживают нечто похожее на новомодные (обычно французские или немецкие) концепты. Есть попытки ассимилировать достижения социальных наук, чтобы полностью подчинить их обновленной историографии, причем с нескрываемой антитеоретической установкой  [Могильницкий 2002, с.30-33]. Лишь редкие историки, как правило, старшего поколения (И.М.Дьяконов, о котором см. ниже, а также [Кульпин 1990, Чубаров 1991, Илюшечкин 1992, Березкин 2005;]) позволяют себе крупные обобщения, широкий сравнительный и теоретический анализ. Это линию подхватывают историки среднего поколения [Миронов 1999, Крадин 2002; Коротаев 2003, Нефедов 2005].

Подрастающее поколение историков проявляет живой интерес к проблемам исторической макросоциологии, но действительный прорыв, появление серии новых ярких работ следует ожидать только после радикального обновления нынешних замшелых вузовских курсов «методологии истории», когда молодые исследователи овладеют не только современным арсеналом методов и средств математической и теоретической истории [см. Бородкин 1986; Разработка и апробация…2001], но также теоретическим и макросоциологическим стилем мышления.

Итак, по многим причинам макросоциология в России весьма далека от признания и институализации, она все еще «растаскивается» между геополитикой, социальной и экономической историей, социальной философией и философией истории, политологией и политической философией.

В то же время, в постсоветской России, несмотря на дискредитацию марксизма и «истмата» (во многом идеологическую и поверхностную) сохранился и продолжает расти интерес исследователей (как, правило, с философским, историческим и гуманитарным бэкграундом) к изучению крупных социально-исторических процессов. С 1990-х гг. стали появляться альманахи и журналы, ориентированные на мировой научный контекст («THESIS», «Цивилизации», «Время мира», «Логос», «Космополис»., «Прогнозис», «История и математика» и др.), в которых множество материалов посвящено макросоциологической проблематике, пусть и под разными именами.

Большинство отечественных авторов (А.С.Ахиезер, И.А.Гобозов, В.С.Голубев, А.Л.Жданко[2] А.П.Назаретян, Г.С.Померанц, С.А.Семенов, Ю.В.Яковец и др.) работают на философском, сугубо концептуальном, а то и схоластическом уровне, не прибегая к явному формулированию и проверке теоретических положений, не говоря уже о систематическом анализе исторических данных.

На этом фоне выделяется книга историка-востоковеда И.М.Дьяконова «Пути истории» [Дьяконов 1994]. Несмотря на свое историческое самосознание, Дьяконов написал вполне макросоциологическую работу с явным выделением фаз социального развития, критериев их различения, механизмов и закономерностей переходов и т.д. Неслучайно именно эта книга переведена на английский и, чуть ли не единственная среди современных отечественных исторических и обществоведческих трудов, изучается в западных университетах.

Следует отметить также перспективное и уже получившее ценные результаты направление теоретического изучения и математического моделирования процессов исторической динамики и социальной эволюции (в 2006-2007 гг. издано четыре выпуска альманаха «История и математика» на русском языке и один на английском). Данное направление обозначило область своих исследований как «клиодинамику». Фактически — это ни что иное, как применение математического моделирования и статистического анализа в рамках той же исторической макросоциологии. [История и математика 2007].

Особняком стоят отечественные работы по геоэкономике, сравнительной экономической истории, миросистемному анализу, теории модерннзации [Постиндустриальный мир и Россия 2001; Гайдар 2005] Их выгодно отличает внимание к эмпирическим данным, к современным дискуссиям в мировой науке, к политическому и культурному контексту экономического развития. Однако, оригинальных ярких, «прорывных» исследований пока нет; возможно, сказывается излишний пиетет по отношению к западным авторитетам, сопутствующая робость в проведении собственных сравнительно-исторических исследований экономического развития по оригинальной методологии.

Теоретическая и методологическая ветвь макросоциологии развивается с середины 1990-х гг. в Новосибирске (после того как автор этих строк прошел стажировку в Центре Феранана Броделя под руководством И.Валлерстайна). Специалистам известны три выпуска альманаха «Время мира» [Время мира 2000; Структуры истории» 2002; Война и геополитика» 2003]). Широкому кругу методологических, теоретических и эмпирических макросоциологических проблем посвящены выпуски серии коллективных монографий «Теоретическая история и макросоциология» ([Разработка и апробация метода теоретической истории 2001; Макродинамика… 2002]. Опубликованы монографические исследования с разработкой философских и концептуальных оснований, арсеналом методов, средств, моделей макросоциологии и теоретической истории [Розов 1992, 2002].

В отечественной сравнительной политологии получило развитие сопоставление процессов политической динамики в регионах [Рыженков 2006; Гельман 2007]. Успешно развиваются сравнительные этнополитические исследования [Паин 2004]. Некоторые авторы эффективно применяют развитую методологию систематических сравнений при анализе факторов политической и исторической динамики (методы Бэкона-Милля и аппарат булевой алгебры по Ч.Рэгину) [Щербак 2002; см. также работы С.И.Филиппова, Ю.Б.Вертгейм и др. в книгах Разработка …2001; Макродинамика…2002].

 

Проблема ведущих факторов
исторической динамики и социальной эволюции

После науковедческого обзора обсудим содержательную проблему, периодически вызывающую полемику в мировой и отечественной макросоциологии. Речь идет о том, к какой сфере принадлежат главные, ведущие факторы исторического развития. Дискутирующие позиции можно обозначить следующим образом:

·        «геоцентризм» (от классического географического детермининизма Монтескье и Гердера до культурно-географических концепций Виль де ла Бланша и экогеографического детерминизма Дж.Даймонда [Diamond 1997])

·        «экономоцентризм» (марксизм и миросистемный анализ),

·         «политоцентризм» (макиавеллизм Г.Моски, В.Парето, Р.Михельса, классическая геополитика Ф.Ратцеля, Р.Челлена, Х.Маккиндера, школа политического реализма Г.Моргентау и т.д.),

·        «техноцентризм» (Л.Уайт, В.Ростоу, Д.Белл, В.Гелбрейт),

·        биоценторизм (от расовых теорий Ж. де Гобино, социал-дарвинизма Л.Гумпловича и Г.Ратценхофера до современной социобиологии);

·        «культуроцентризм» (ошибочно приписываемый М.Веберу; скорее, здесь нужно упомянуть О.Шпенглера, К.Леви-Стросса, Э.Кассирера, Н.Элиаса. М.Фуко, в России – Ю.М.Лотмана, М.К.Петрова, А.Я.Гуревича и В.С.Библера) и

·         «психоцентризм» (дильтеевская историческая психология, палеопсихология Леви-Брюля, фрейдизм и неофрейдизм, юнгианство, современная палеопсихология, историческая психология — «психоистория»).

Вопрос о том, какая сфера самая важная, малополезен. Гораздо более продуктивным является вопрос о силе воздействия изменений в одной сфере на изменения во всех остальных сферах, а также вопрос о том, есть ли в какой-либо из перечисленных сфер (или в нескольких сферах) некий постоянно действующий «мотор» — движитель, порождающий в тех или иных эпохах и культурах основную долю исторической динамики и необратимых эволюционных изменений (развития). Для решения таких проблем можно и нужно ставить широкие исследовательские программы, основанные на сравнительно-историческом и теоретическом подходе.

Насколько мне известно, такого рода программы, открытые к разным обществоведческим парадигмам, не были реализованы. Марксисты постоянно упирают на роль экономики, цивилизационщики — на роль культуры, либерально ориентированные исследователи — на политические и правовые институты и т.д.

Веберианцы выгодно отличаются многомерным видением, хотя их упор на четыре сферы Вебера обычно не доказывается, а берется в качестве априорной предпосылки [Collins 1986; Mann 1987, 1993]. Согласно Максу Веберу всегда следует учитывать четыре главных аспекта:

·        политику (власть, государство и бюрократия),

·        хозяйство (экономика, производство, обмен, распределение),

·        религию (теперь обычно говорят о культуре и идеологии),

·        положение на международной арене (геополитику).

Сюда следует также добавить:

·        географию (границы, береговые линии, ландшафты, расстояния, почвы, социально значимые особенности флоры и фауны),

·        геоэкономику (экономические взаимодействия с окружением и в глобальном масштабе),

·        геокультуру (заимствование, обмен, экспансия культурных образов, пересекающие политические границы),

·        демографию (расселение, этническое разнообразие, миграции),

·        социально-структурную сферу (структуры родства, образования, информирования, медицины) и

·        технологии (инфраструктура, связь, транспорт и проч.).

При отсутствии результатов систематических исследований здесь можно привести только предварительные соображения. Сами сферы ни на что не влияют, они являются только условными областями множества факторов, обладающих некоторой силой воздействия на переменные качества и факторы той же и других сфер. Так, рост производства или расширение рынков мы привыкли приписывать экономической сфере, но более пристальный взгляд всегда обнаружит в этих явлениях также технологическое и социально-структурное развитие.

Некоторые аспекты могут показаться незначимыми просто потому, что соответствующие целостности и качества не меняются или меняются медленно. Они имеют статус условий (часто необходимых, но недостаточных) для рассматриваемых изменений. Все, что происходит в экономике (тем более, процессы социально-экономического развития), всегда происходит в условиях определенных ландшафтов с ресурсами, коммуникациями и проч. (география), сложившейся структуры расселения (демография), структур могущества на территориях (геополитика), структур власти и принятия решения, правовых режимов и институтов (политика).

Обратившись к другим сферам, обнаружим примерно такую же картину. Нередко население растет, но далеко не всегда. Замкнутый ландшафт, жесткие морально-правовые нормы, высокая детская смертность, недостаток продовольствия могут привести к демографической стагнации или даже депопуляции. Политические режимы и институты могут развиваться, но также могут стагнировать, более того, даже в наше время есть случаи распада государств на враждующие варварские племена (Афганистан, Заир и др.). То же происходит с технологиями, социально-структурной сферой, религиями и идеологиями.

Итак, макросоциологический взгляд — это открытость к реальному разнообразию, сложному взаимовлиянию и изменчивым приоритетам движущих факторов из указанного (вполне условного) набора сфер.

Рассмотрим теперь основные способы представления макросоциологических идей, взглядов и результатов.

 

Теоретические модели исторической макросоциологии

Дискурсивные описательные модели — традиционные обобщенные концептуальные описания инвариантов некоторой (часто неопределенной) совокупности исторических случаев. Как правило, в этих описаниях фигурируют как структурные (элементы, связи, части, уровни, аспекты системы) и динамические составляющие (разного рода изменения, процессы, тенденции).

В таких моделях могут присутствовать частичные и эскизные объяснения, намеки на объяснение, но нет четко сформулированных общих гипотез со спецификацией начальных условий [Гемпель 2000]. Большинство описания типовых последовательностей фаз (конфликтов, революций, войн, становления новых институтов, эволюционных изменений и т.д., а также социальных механизмов остаются на уровне описательных моделей [Social Mechanisms 1998]. К описательным моделям относятся большинство обобщений в работах классических макросоциологов: О.Конта, К.Маркса, Э.Дюркгейма, Д.-С.Милля, Г.Спенсера, М.Вебера, Г.Зиммеля, Ф.Тенниса.

Дискурсивные объяснительные модели — более высокий и редкий уровень моделей, которые правильнее уже называть концепциями, или предтеориями, включающий четко сформулированные общие гипотезы или теоретические положения со спецификацией начальных условий [Гемпель 2000]. Э.Дюркгейм вышел на уровень объяснительной модели в своем методологически безупречном исследовании социальных причин самоубийств [Дюркгейм 1998]. Яркими образцами таких концепций служат макросоциологические работы [Moore 1966; Bendix 1978; Brenner 1976; Carneiro 1970a; Collins 1986; Skocpol 1979; Коллинз 2000б; Пшеворский 2000; Растоу 1996; см. обзор в кн.: Розов 2002, гл.4].

Модели социальных механизмов сосредоточены на внутренних структурных и динамических составляющих каких-либо социальных, культурных, исторических процессов. В системных терминах, раскрытие механизма некоторого процесса, характеризуемого парой входы-выходы, представляется как замена «черного ящика» «прозрачным». Такого рода модели обычно имеют дискурсивный и описательный характер, но могут дополняться явными объяснительными гипотезами, разного рода диаграммами, графами, а также математическими и статистическими моделями [Social Mechanisms 1998].

В макросоциологии наиболее продуктивными моделями социальных механизмов являются такие конструкции как:

·        базовые факторы исторической динамики, как правило, направленные на нарушение равновесной стабильности, ведущие к значимому дискомфорту и вызовам; [Розов 2002; Коротаев 2003]

·        модели типа вызов-ответ с классификацией не только вызовов [Тойнби 1991], но и ответов [Время мира 2001, с.291-300];

·        модели групповой и массовой мобилизации [Tilly 1978], а также динамические стратегии как сложные комплексы коллективного поведения с единой объективной направленностью в течение двух более поколений, использованием достигнутых результатов как плацдарма для дальнейшего продвижения [Snooks 1996; Розов 2002, гл.3], Например, продолжающиеся в течение многих поколений колонизация, завоевания, расширение рынков, распространение религий и образа жизни являются типичными примерами особого класса экстенсивных динамических стратегий;

·        механизмы конфликтного взаимодействия, принятия решений и «контентности»  [Collins 1975; Дарендорф 1994; McAdam et al. 2001];

·        тренд-структуры как взаимосвязи факторов, представленные в виде ориентированных графов [Stinchcombe 1987; Коллинз 2000; Разработка и апробация …2001, с. 128-163]; в исторической динамике и социальной эволюции крайне главную роль играют мегатенденции распада (положительные контуры деструктивных трендов) и мегатенденции расцвета (положительные контуры трендов роста и развития) [Анатомия кризисов 1999; Время мира 2001, с. 291-300]

·        механизмы развития, трансформаций, транзитов, эволюционных скачков [Carneiro 1970a, 1970b; Sanderson 1995b; Collins 2000; Розов 1992; 2002; Гринин 2003]

·        механизмы фазовых переходов, разветвляющихся сценариев; так, представленная в виде фазовой диаграммы универсальная модель исторической динамики [Время мира 2001, с.291-300] объединяет все представленные выше модели.

Удобным, наглядным и весьма популярным в макросоциологии является представление исторической динамики в двумерных параметрических пространствах, например, пути формирования современных государств в параметрах интенсификации принуждения и интенсификации капитала [Tilly 1992], представление «колеи» циклов социально-политической истории России параметрах «успеха» (геополитического престижа и внутренней социальной стабильности) и «свободы» (обеспечения прав и свобод граждан) [Розов 2006]

Наконец, предельно строгими, доказательными, но накладывающими весьма жесткие требования к предварительной концептуализации являются статистические и математические модели [Бородкин 1986; Коротаев и др. 2007; Турчин 2007; История и математика 2007].

 

Наиболее продуктивные методы
исторической макросоциологии

Анализ временных рядов, трендов, волн и циклов — генетический метод, но центрированный не на дискурсивном описании и объяснении, а на исследовании исторически изменчивых количественных параметров. Главный прием — построение и анализ таблиц данных и соответствующих графиков для самых различных параметров (A, B, C, D…), значения которых соответствуют датам или периодам временной оси T.

Фактически, выявленные тренды, циклы или более сложные паттерны составляют лишь феноменологию долговременных процессов, требующую теоретического анализа порождающих условий и механизмов. Поэтому данный подход следует считать начальным этапом построения теоретических и математических моделей.

Исторические сравнения — это вовсе не один «компаративный метод», а целый арсенал сложно организованных подходов, приемов и процедур. Их различные классификации, сделанные в свое время Чарльзом Тилли, Тедой Скочпол и Маргарет Соммерс, Кристофером Чейз-Данном, детально описаны и сопоставлены между собой в другой работе [Разработка и апробация…2001, с.67-89]. Здесь будут эскизно представлены только те сравнительные подходы, которые показали себя наиболее продуктивными на разных стадиях построения макросоциологической теории (детальнее о применении сравнений в методе теоретической истории [Разработка и апробация…2001, с.90-127])

Начинать лучше всего с метода сходства по Бэкону-Миллю. Суть его — в выявлении общего набора причин в двух или более существенно различных случаях со сходным (структурно тождественным) результатом. Так Р.Карнейро выявлял сходства автохтонного происхождения государств в долинах Хуанхэ, Инда, Двуречья, Нила, Мехико, побережья нынешнего Перу [Carneiro 1970а]. Т.Скочпол обобщала сходства условий социальных революций во Франции, в Китае и России [Skocpol 1979]. П.Кеннеди и Дж. Тэйнтер выявляли сходные условия разрушения империй [Kennedy 1987; Tainter 1988]. В своем классическом исследовании условий и фаз демократизации Д. Растоу сравнивал процессы становления демократии в Турции  и Швеции и обнаружил набор сходных условий (национальное единство как сам собой разумеющаяся общая установка, патовая ситуация в силовом противодействии, продолжительные безрезультатные споры и конфликты, перекрещивающиеся расколы и т.д.) [Растоу 1996].

Найденные сходные обстоятельства обычно трудно разделить на существенные и случайные, трудно определить, значениями каких факторов они служат. Важным средством уточнения такого рода вопросов служит метод различия. Здесь сопоставляются два максимально схожих случая (оптимально – одно и то же сообщество в разных периодах, соседние или родственные сообщества, близкие по большинству параметров) с диаметрально противоположными исходами; соответственно, найденные различные обстоятельства и трактуются как причины расхождения результатов. Так, Карнейро выделял различия, обуславливающие разную политическую эволюцию южноамериканских индейцев, попавших в долины нынешнего Перу (где появилась мощная централизованная империя Инков) и попавших в Амазонию (мелкие деревушки в бескрайних просторах джунглей) [Carneiro 1970а].

Метод сопутствующих изменений сейчас полностью покрывается корреляционным анализом и сам по себе уже практически не используется.

Наиболее изящным и теоретически рафинированным является историческое сравнение как аналог критического эксперимента. Назовем его критическим сравнением (иногда его также называют «естественным экспериментом»). Если имеется две и более гипотезы (теории), объясняющие один и тот же тип явлений, то в естествознании проводят критический эксперимент: искусственно в лаборатории конструируют такие конфигурации условий для серии явлений, что по их результатам можно судить, какая гипотеза фальсифицируется, а какая подкрепляется.

В социологии, тем более, в макросоциологии, эксперименты не возможны (как по моральным, так и по организационно-затратным причинам). Зато возможная специальная, т.н. теоретическая выборка случаев как логический аналог критического эксперимента.

Допустим, в одной теории предполагается, что явление S детерминируется при условии А, а в другой — при условии В. Обычно имеет место сочетание условий АВ. Критическое сравнение состоит в том, чтобы найти группу случаев с ярко выраженным условием А при отсутствии или слабом В и сравнить их следствия S со следствиями другой группы случаев — с ярко выраженным условием В при отсутствии или слабом А. Критическое сравнение возможно также при проверке прогнозов.

Так, для Дж.Голдстоуна главным фактором революций, ведущих к государственному ослаблению или распаду является перенаселенность [Goldstone 1991]. Лайн, Ни и Уайлдер считали, что рыночные реформы подрывают социалистическую государственность (например, китайскую) [Nee, Lian 1994; Walder 1994]. Однако согласно теории Р.Коллинза большое население является геополитическим ресурсом, а успешный экономический рост благодаря переходу к рынку должен вести к усилению могущества государства на внешней арене, что повышает легитимность государства и препятствует революционным настроениям [Коллинз 2000, с.263]. Происходящая на наших глазах динамика китайской, индийской государственности (где огромное население, несмотря на все меры по сдерживанию, растет, а экономика также растет быстрыми темпами) и российской государственности (где относительно малое население неуклонно сокращается, а экономика огосударствляется и, скорее, стагнирует, чем развивается) как раз и служит в роли критического сравнения («естественного эксперимента») для оценки вышеуказанных теоретических положений.

В целом необходимо отметить, что сравнительно-исторические методы обеспечивают главный эмпирический фундамент для построения и проверки макросоциологических теорий, в этом аспекте их значимость нельзя преувеличить. Сколь бы детальными, тонкими, изощренными и нюансированными ни были анализы отдельных случаев, сколь бы глубоким и проницательным ни был генетический анализ или исследование временных рядов и трендов, общность и доказательная сила макросоциологических теорий обретаются только при обращении к историческим сравнениям.

 

Историческая макросоциология
и возрождение теоретического мышления

В заключение рассмотрим перспективы исторической макросоциологии в более широком контексте мирового и отечественного интеллектуального развития.

Социально-гуманитарное познание уже более 120 лет развивается при мерами угасающим, мерами возгорающемся «споре о методе» (Methodenstreit). Последние  десятилетия определенное разочарование в системных, структуралистских, математических и количественных методах привело к доминированию идиографических, антисциентистских направлений, из которых наиболее громкую, хотя и сомнительную известность получил т.н. постмодернизм. Это проявилось не только в антиобъективистских, антиисторических, антипросвещенческих выпадах агрессивных маргинальных течений, но и в идиографическом крене к «казусам», «интерпретациям», «деконструкциям» таких авторитетных научных традиций как школа «Анналов» [см.: Розов 2008].

Как нередко бывает, приходящие к нам западные веяния, относительно уравновешенные у себя на родине множеством разнонаправленных векторов, в России догматизируются, грозя превратиться в революционно-опустошающие кампании, закономерно сменяемые усталым цинизмом.

Перестройка привела к бесславному завершению эпохи догматической унификации всего социально-исторического познания, которая проводилась под гребенку принесенного западными же ветрами марксизма и «исторического материализма». Теперь среди российских историков и обществоведов почти повсеместно распространен антитеоретический консенсус [Розов 2007], когда лень и отсутствие воли к познанию прикрывается стереотипной хулой будто бы устаревших «научной истины», «объективизма», «позитивизма», «сциентизма», «плоского эмпиризма» и т.д. Такое умонастроение как раз и является формой усталого цинизма, сменившего прежнюю догматическую эпоху.

Бурное и плодотворное развитие мировой исторической макросоциологии («золотой век») уже привело к убедительному усилению новой номотетики — направленности на построение объяснительных теорий на основе систематического сравнительно-исторического анализа с учетом известной сложности и специфики соответствующих предметных областей.

Как только в российском социально-историческом познании появится ряд оригинальных, ярких (и что немаловажно — получающих признание за рубежом) макросоциологических исследований, научная молодежь получит значимую альтернативу применения своих талантов. Тогда появится хороший шанс возрождения теоретического мышления среди отечественных историков и обществоведов, а российская наука в этих областях выйдет из затянувшейся досадной периферийности, станет одним из значимых центров мировых интеллектуальных сетей [см. о сетевых закономерностях: Коллинз 2002].

 

Другие публикации

 

Литература

Альтернативные пути к ранней государственности / Под ред. Н. Н. Крадина и В. А. Лынша. Владивосток: Дальнаука, 1995. С.77-93.

Анатомия кризисов. М., Наука, 1999.

Арриги Дж. Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени. М., Территория будущего, 2006.

Березкин Ю.Е. Мифы заселяют Америку. М., ОГИ, 2005.

Бородкин Л. И. Многомерный статистический анализ в исторических исследованиях. М.: Изд-во МГУ, 1986.

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв. Т.3. Время мира. М., Прогресс, 1992.

Война и геополитика. Альманах «Время мира», выпуск 3 Новосибирск, НГУ, 2003.

Время мира, Выпуск 1. Историческая макросоциология в XX веке.. Новосибирск, НГУ, 2000. 360 с.

Гайдар Е.Т. Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории. М., Дело, 2005.

Гельман В. Я. Из огня да в полымя? Динамика постсоветских режимов в сравнительной перспективе // Полис. 2007, №2. С.81-108.

Гемпель К. Функция общих законов в истории (Первоначально опубликовано в 1942 г.)// Время мира, выпуск 1. Новосибирск, 2000.

Гринин Л.Е. Философия, социология и теория истории. Волгоград, Учитель, 2003.

Гуревич А.Я. Теория формация и реальность истории // Вопросы философии, 1990, №11. 

Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // Социологические исследования. 1994. № 3. С. 31-35.

Дьяконов И.М. Пути истории. М., 1994.

Дюркгейм Э. Самоубийство. Социологический этюд. Спб, 1998.

Илюшечкин В.П. Теория стадийного развития общества (ее история и проблемы). М., 1992.

История и математика. Концептуальное пространство и направления поиска. М.: URSS, 2007.

Карл Т.Л., Шмиттер Ф.К. Пути перехода от авторитаризма к демократии в Латинской Америке, Южной и Восточной Европе - Международный журнал социальных наук,  1993. №3. С.29-45.

Коллинз 2000а: Коллинз Р. Золотой век исторической макросоциологии // Время мира, вып.1. 2000. С.72-89.

Коллинз 2000б: Коллинз Р. Предсказание в макросоциологии: случай Советского коллапса // Время мира. Новосибирск, 2000. Вып. 1. С. 234 - 278.

Коллинз Р. Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения. Новосибирск, Сибирский хронограф, 2002.

Коротаев А.В. Социальная эволюция: факторы, проблемы, тенденции. М., Восточная литература, 2003.

Коротаев А. В., Комарова Н. Л., Халтурина Д. А. Законы истории. Веко­вые циклы и тысячелетние тренды. Демография, экономика, войны. М.: КомКнига/УРСС. 2007.

Крадин Н. Н. Кочевничество в современных теориях исторического процесса // Структуры историю Альманах Время мира. Вып. 2.... Новосибирск, 2001.

Кульпин Э.С. Человек и природа в Китае. М., Наука, 1990.

Липсет С., Сен К.-Р., Торрес Дж. Сравнительный анализ социальных условий, необходимых для становления демократии - Международный журнал социальных наук, 1993. №3.

Луман Н. Эволюция. М., LOGOS, 2005.

Макродинамика: закономерности геополитических, социальных и культурных изменений. Новосибирск, Наука, 2002.

Миронов Б.Н. Социальная история России. 2 тт. Спб., 1999.

Могильницкий Б.Г. Междисциплинарный синтез: уроки школы «Анналов» / Методологический синтез: прошлое, настоящее, перспективы. Томск, Изд-во ТГУ, 2002.

Нефедов С. А.  Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Екатеринбург: УГГУ. 2005. 

Паин Э.А. Этнополитический маятник. Динамика и механизмы этнополитических процессов в постсоветской России. М: Институт социологии РАН. 2004.

Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. Спб. Алетейа, 2002.

Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. М. 2000.

Разработка и апробация метода теоретической истории. Новосибирск. Наука, 2001.

Растоу Д. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Полис, 1996. №5.

Рейджин (Рэгин), Ч Д. Берг-Шлоссер, Ж де Мёр. 2004. Современная политическая наука: новые направления // Политическая методология:  качественные методы. М., С.729-724.

Розов Н.С. Структура цивилизации и тенденции мирового развития. Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. ун-та, 1992.

Розов Н.С. Философия и теория истории. Книга 1. Пролегомены. М. Логос, 2002.

Розов Н. С. Цикличность российской политической истории как болезнь: возможно ли выздоровление? // Полис. 2006. № 2.

Розов Н. С. “(Не)мыслящая Россия. Антитеоретический консенсус как фактор интеллектуальной стагнации // Прогнозис, 2007, №3. С.284-303.

Розов Н.С. Спор о методе", школа "Анналов" и перспективы социально-исторического познания // Общественные науки и современность. 2008.  № 1. С. 145-155. 

Рыженков С.И.. Динамика трансформации и перспективы российского политического режима // Неприкосновенный запас, 2006, №6(50).

Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика. Спб. 2000.

Структуры истории, Альманах «Время мира», выпуск Новосибирск, 2001.

Тилли Ч. Будущая история / Время мира, Выпуск 1. Историческая макросоциология в XX веке.. Новосибирск, НГУ, 2000. с.128-137

Тойнби А. Постижение истории. М.: Прогресс. 1991.

Турчин П. В. Историческая динамика. На пути к теоретической истории. М.: ЛКИ/УРСС. 2007.

Уайт Л. Понятие культуры. Энергия и эволюция культуры / Антология исследований культуры. СПб., 1994.

Чубаров В. В. Ближневосточный локомотив: темпы развития техники и технологии в древнем мире / Архаическое общества: узловые проблемы социологии развития. М.: Институт истории СССР, 1991. С. 92 – 135.

Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М. 1995.

Щербак А.Н.Коалиционная политика российских партий //Полис, 2002, №1. С.111-131.

Элиас Н. Процесс цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. Т.1-2. М.-Спб. Университетская книга. 2001.

 

Abu-Lughod, Janet, Before European Hegemony. The World System A.D. 1250-1350. N.-Y. Oxford University Press, 1989.

Adas, Michael. Machines as the Measure of Men: Science, Technology, and Ideologies of Western Dominance. Ithaca, N.Y.: Cornell Univ. Press, 1989.

Amin, Samir. Unequal Development. N.Y. Monthly Review Press, 1976.

Anderson, Perry. Passages from Antiquity to Feudalism. L., New Left Books. 1974.

Baran, Paul.The Political Economy of Growth. N.-Y. 1957.

Bendix, Reinhard. Kings or People: Power and the Mandate to Rule. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1978.

Brenner, Robert. Agrarian Class Structure and Economic Development in the Pre-Industrial Europe // Past and Present. No.70, February, 1976. P. 30-75.

Bulliet, Richard W. The Camel and the Wheel. Cambridge, Mass. Harvard Univ. Press, 1975.

Carneiro, 1970a: Carneiro, Robert. A Theory of the Origin of the State // Science. 1970. Vol. 169. P.733 - 738.

Carneiro, 1970b: Carneiro, Robert. Scale Analysis, Evolutionary Sequences, and the Rating of Cultures // A Handbook in Cultural Anthropology / Ed. by Naroll, Raoul and Ronald Cohen. NY: Natural History Press, Garden City, 1970. P. 834 – 871.

Carneiro, Robert. The Circumscription Theory: Challenge and Response // American Behavioral Scientist. 1988. ¹ 31. P.497 - 511.

Chase-Dunn C., Hall T. Rise and Demise: Comparing World-Systems. HarpeCollins, Westview Press, 1997.

Chaudhuri, Asia before Europe: Economy and Civilization of the Indian Ocean from the Rise of Islam to 1750. Cambridge, UK, Cambridge Univ. Press, 1990.

Claessen H. J. M., P. Skalnik (Eds.) The Early State. The Hague-Paris-New York, 1978.

Collins, Randall. Conflict Sociology. N.-Y., Academic Press, 1975.

Collins, Randall. Weberian sociological theory. NY: Cambridge Univ. Press, 1986.

Collins R. Macrohistory: Essays in Sociology of the Long Run. Stanford Univ. Press, 1999.

Crosby A.W. Ecological Imperialism: The Biological Expansion of Europe, 900-1900. Cambridge: Cambridge University Press, 1986.

Di Palma G. To Craft Democracies: an Essay on Democratic Transitions. Berkeley. 1990.

Diamond, Jared. Guns, Germs, and Steel: The Fates of Human Societies. New York: W. W. Norton and Company, Inc. 1997.

Gellner, Ernest. Plough, Sword, and Book. The Structure of Human History. University of Chicago Press, 1988.

Goldstone, Jack. Revolution and Rebellion in the Early Modern World. Berkeley: Univ. of California Press, 1991.

Goudsblom, Johan, Eric Jones, and Stephen Mennel. The Course of Human History: Economic Growth, Social Process, and Civilization. M.E.Sharp, 1996.

Huntington S. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. L. 1991.

Harris, Marvin. Cannibals and Kings: The Origins of Cultures. N.-Y., Random House, 1977.

Headrick, Daniel. The Tools of Empire: Technology and European Imperialism in the Nineteenth Century. N.Y. Oxford Univ. Press. 1981.

Headrick, Daniel. The Invisible Weapon: Telecommunications and International Politics, 1851-1945. N.Y. Oxford Univ. Press. 1991.

Kennedy, Paul. The Rise and Fall of the Great Powers: Economic Change and Military Conflict from 1500 to 2000. N.-Y. Random House, 1987.

Mann, Michael. The Sources of Social Power. Vol. I: A History of Power from the Beginning to A.D.1760, 1987. Vol. II: The Rise of Classes and Nation-States, 1760-1914. Cambridge Univ.Press, 1993.

McAdam D., S.Tarrow, Ch.Tilly. Dynamics of Contention. Cambridge Univ. Press. 2001.

McNeill, W. Plagues and Peoples. Harmondsworth, Penguin, 1979.

McNeill, William. The Pursuit of Power: Technology, Armed Force, and Society since AD 1000. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1982.

Melko, Mattew, Scott L.. The Boundaries of Civilizations in Space and Time /Ed. M. Melko and L. Scott. Univ. Press of America, Inc.,1987.

Modelski, George. Exploring Long Cycles. Lynne Rienner Publ.,L.,1987.

Moore, Barrington. Social Origins of Dictatorship and Democracy. Boston: Beacon Press, 1966.

Nee, Victor and Peng Lian. Sleeping with Enemy: ADynamic Model of Declining Political Commitment in State Socialism // Theore and Society, 1994, 3. P.253-296.

Pacey, Arnold. Technology in World Civilization: A Thousand Year History. Oxford. Blackwell, 1990.

Ragin, Charles. The Comparative Method: Moving Beyond Qualitative and Quantitative Strategies. Berkeley, Univ. of California Press, 1987.

Ralston, David B. Importing the European Army: The Introduction of European Military Techniques into  Extra-European World, 1600-1914. Chicago. Chicago Univ. Press, 1990.

Sanderson 1995a: Sanderson Stephen. Macrosociology. An Introduction to Human Societies. 3-d ed. HarperCollins College Publishers, 1995.

Sanderson 1995b:Sanderson, Stephen. Social Transformations: A General Theory of Historical Development. Blackwell, 1995.

Skocpol Th. States and Social Revolutions. New York: Cambridge Univ. Press, 1979.

Snooks Graeme. The Dynamic Society: Exploring the Sources of Global Change. L.-N.-Y., Routledge, 1996.

Social Mechanisms: An Analytical Approach to Social Theory (Ed. By P.Hedström and R.Swedberg) Cambridge Univ. Press, 1998.

Spier, Fred. The Structure of Big History. From the Big Bang until Today. Amsterdam. Univ. Press, 1996.

Stinchcombe, Arthur. Constructing Social Theories. The University of Chicago Press. Chicago and London. 1987.

Stinchcombe, Arthur. Sugar Island Slavery in the Age of Enlightment. The Political Economy of Caribbean World. Princeton Univ. Press, 1995.

Tainter, Joseph. The Collapse of Complex Societies. Cambridge & N.-Y.: Cambridge Univ. Press, 1988.

Tilly, Charles. From Mobilization to Revolution. DReading, Mass. Adison-Wesley, 1978.

Tilly, Ch. Big Structures, Large Processes, Huge Comparisons. New York: Russell Sage Foundation, 1984.

Tilly, Ch. Coercion, Capital, and European States, AD 990-1990. Oxford: Basil Blackwell, 1992.

Tracey, James D. (Ed.) The Political Economy of Merchant Empires: State Power and World Trade, 1350-1750. Cambridge, 1991.

Turchin, Peter. War and Peace and War.The Rise and Fall of Empires. Plume Book, 2007.

Walder, Andrew. The Decline of Communist Power: Elements of Theory of Institutional Change // Theory and Society, 1994, 23. P.297-324.

Wallerstein, Immanuel. The Modern World System I-III San Diego, CA: Harcourt Brace Jovanovich, 1974-1980.

Wolf, Eric. Europe and the People without History. Berkeley: Univ. of California Press, 1982.



[1] Работа выполнена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ). Исследовательский грант №06-03—00346а.

[2] А.Л.Жданко ныне живет в Израиле, но активно публикуется в России