Оглавление книги Другие публикации

Часть 1

ИСТОРИЧЕСКИЕ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ЦЕННОСТНОГО СОЗНАНИЯ

Время и ценности

Время становится тревожным, когда теряется ясность ориентиров. Для восстановления ясности необходимо осмысление происходящего в адекватном, не только социальном и политическом, но и временном, историческом масштабе. Наиболее значительное событие последних лет — конец холодной войны между Востоком и Западом — стало не только концом коммунизма и коммунистической идеологии, но поставило под вопрос и все другие идеологии, ранее крепкие своей праведной борьбой с коммунизмом. Тезис о “конце истории” ¹ выражает растерянность западных идеологов. Это растерянность от неожиданно легкой победы, когда победитель, оставшись со всем своим мощным оружием в пустом поле, вдруг осознает свою ненужность. Тогда он с досадой машет рукой, говоря, что время великих сражений кончилось, история кончилась.

Новое время знаменуется новыми словами. Политики всех рангов, включая президентов великих держав, дружно заговорили о ценностях. Этот термин плавно перекочевал из философских кабинетов в залы заседаний парламентов и на газетные полосы. Чаще всего он используется формально, наподобие многих других, набивших оскомину штампов: “дружба народов”, “разрядка напряженности”, “права человека”, “перестройка”, “новое мышление”, “реформы”. Упорное повторение слова “ценности” с определениями “демократические”, “гуманистические”, “общечеловеческие” стало очередным политическим заклинанием. Не разумнее ли оставить в покое этот новый словесный жупел, который естественным порядком будет вскоре заменен другими?

Мода — вещь недолговечная, в том числе мода в публицистике и политической риторике. Слово “ценности” непременно надоест. Весомо, со вкусом и удовольствием будут произноситься совсем другие слова, это неизбежно. Но исчезнет ли ориентация общественного сознания на те или иные ценности? Звонкие и модные словечки уходят в историю, становясь знаком своего времени, но смысл некоторых слов не устаревает, он явно или неявно продолжает быть ориентиром деятельности. Стремление к стабильному миру, защита прав человека, забота об экологии остаются, несмотря на смену словесных штампов. Но ведь речь идет здесь именно о ценностях. В будущем, возможно, появятся (или обнаружатся) новые, неизвестные нам сейчас ценности. Трудно поверить, что когда-либо сойдут на нет ценности человеческой жизни, гражданского равенства, свобод и прав человека, культурного наследия, любви, дружбы, таланта и т.д.

Зато весьма сомнительным представляется восстановление дискредитированных или распавшихся на ценности идеологий — прежних мощных всеобъемлющих и последовательных учений. Природа не терпит пустоты — идейный вакуум стремительно заполняется бывшими ранее в тени “рецессивными” формами мировоззрения: религией, мистикой, верой в магию и внеземные цивилизации, астрологией, экзотическими восточными учениями и т.п. В этом спектре наиболее распространенными являются традиционные мировые религии и повсеместное возрождение национальной идеи.

Что же станет ведущей формой мировоззрения после распада идеологий? Какова дальнейшая судьба рационализма? Неужели ему придется идти в услужение к возрождающимся религиям и идеям национальной государственности?

Прежние ориентации рационализма — вера в научно-технический прогресс, разумно рассчитанное справедливое общество — оказались полностью несостоятельными. Об этом свидетельствуют острые глобальные проблемы, порожденные техноэкономическим ростом, крах “социалистического лагеря”, бывшего долгое время воплощенной мечтой социального утопизма. В настоящее время нужны весьма серьезные доводы, чтобы защищать рационалистическую традицию, отстаивать ее значимость не только в технической и познавательной сферах, но и в сфере мировоззренческой, где детищем и выражением рационализма являются ценности.

В последние десятилетия ХХ века мир переживает переломный период. Идет смена крупных исторических эпох ². Этот перелом не может не включать и смену мировоззрений, а главное — смену ведущей формы мировоззрения. Попытаемся обосновать тезис о том, что в наступающей новой исторической эпохе ведущей формой мировоззрения станет уже не религиозное, не идеологическое, а ценностное сознание. Именно ценностному сознанию суждено стать ведущей формой мировоззрения в новом веке, открывающем новое тысячелетие и новую историческую эпоху. Обоснованию и развертыванию этого тезиса посвящено дальнейшее изложение.

Гипотеза системного соответствия

Изберем следующий путь обоснования ведущей роли ценностей в наступающей эпохе. В каждой исторически стабильной социокультурной целостности имеется соответствие, взаимоприспособленность элементов. Строится гипотеза о структуре такого соответствия для ведущей формы мировоззрения. Затем гипотеза сопоставляется с данными о предшествующих ведущих формах (мифы, локальные и мировые религии, идеологии) и с другими структурными элементами соответствующих исторических эпох. На основе анализа и прогноза характеристик наступающей эпохи можно определить черты новой ведущей формы мировоззрения, а также выяснить, насколько соответствует этой роли ценностное сознание.

Есть три основных трактовки связи между мировоззрением (духовной сферой, общественным сознанием и т.п.) и другими элементами общества и культуры. Первая состоит в том, что идеи воплощаются, реализуются, объективируются в видимой действительности (Платон, Гегель). Вторая трактовка, напротив, утверждает обусловленность общественного сознания общественным бытием, хотя в качестве уступки допускает и обратное влияние (Маркс). Третья трактовка настаивает на органичности каждой стабильной социокультурной целостности как идеального типа или социальной системы, причем идеи, мировоззрения участвуют в социальных и культурных процессах совместно с другими элементами системы. В данном случае речь идет не об обусловленности одного другим, а о системной, функциональной взаимоприспособленности элементов в живом и действующем социокультурном целом ³. Далее будем использовать именно третью трактовку.

Понятийная конструкция
социокультурной синхронии

Всякое понятийное расчленение социальной и культурной целостности условно, но в мышлении без этого не обойтись. Возьмем за основу понятие социального процесса, переводящего совокупность входов (людей с характеристиками сознания и поведения, социальных отношений, структур и институтов, техники, ресурсов, культурных образцов и проч.) в совокупность выходов, включающую новый продукт: вещи, качества или отношения, которых не было во входах. Продукты процессов служат обычно входами других процессов, а оставшиеся выходы процессов служат входами нового цикла тех же процессов. В стабильной социокультурной целостности вся эта система воспроизводится, постоянно подключая новые поколения людей. Это главная предпосылка для определения соответствий между различными компонентами целостности ⁴.

Выделим структурные характеристики компонентов, которые наиболее тесно связаны с формой мировоззрения.

Формы техноэкономических процессов, связанных с производством, распределением, потреблением вещей и услуг. Они не влияют прямо на мировоззрение, зато существенно ограничивают, “предъявляют требования” к социальным структурам и социальному поведению.

Это означает, что некоторые техноэкономические процессы (например, промышленное производство, торговля) при одних социальных структурах и формах поведения идут успешно, а при других — нет. Структурные характеристики, определяющие формы техноэкономических процессов, могут включать, например, количество необходимого персонала, требования к его компетентности, допустимые формы социальных отношений, распределения ресурсов и продуктов. Иначе говоря, нам важно не то, чем именно занимались люди в ту или иную эпоху (собирательством, земледелием, ремеслами и т.п.), а типичные структурные формы массового техноэкономического поведения.

Формы социальности: типичные социальные отношения, структуры и стереотипы социального поведения. Примерами служат отношения отец-сын, покупатель-продавец, хозяин-работник, подрядчик-заказчик и т.д. Социальными структурами являются родовая, кастовая, сословная структуры, бюрократическая иерархия. Устойчивые полифункциональные комплексы социальных структур образуют социальные институты. Форма социального поведения включает совокупность стереотипов, норм, ожиданий, реализуемых людьми, вовлеченными в те или иные социальные отношения и структуры. Для краткости эти компоненты будем обозначать единым термином “формы социальности”.

В каждом стабильном обществе формы социальности удовлетворяют ограничениям и требованиям основного типа техноэкономических процессов. С другой стороны, люди реализуют эти формы (соглашаются вступать в отношения и структуры, выполнять нормы социального поведения) только если это соответствует их мировоззрению. Мировоззрения могут быть разными, но они должны оправдывать, обосновывать включенность человека в данную форму социальности.

Картина мира и способ мышления. Здесь имеется в виду познавательный аспект ментальности, который всегда тесно связан с мировоззренческим (нормативно-ценностным, моральным, религиозным, идеологическим), но все же отличается от него. Картина мира служит основанием как для формы социальности, так и для мировоззрения. Способ мышления является ограничением для социального поведения.

Антропные процессы — процессы, продуктом которых являются качества людей. Обучение, воспитание, информирование, пропаганда — это ключевые антропные процессы. В стабильном обществе антропные процессы обуславливают овладение новыми поколениями картиной мира, способом мышления, мировоззрением, которые позволяют людям включаться в существующую форму социальности и реализовать техноэкономические процессы. Различные формы антропных процессов (ритуал, устная передача мифов, обычаев, правил, чтение священных книг, школы и университеты, пресса, теле- и радиовещание) ставят различные ограничения и предоставляют различные возможности для трансляции и формирования мировоззрения (а также картины мира и способов мышления).

Внешние политико-экономические связи: основные формы отношения данного общества с окружающими обществами (конфронтация, военная и политическая экспансия, обмен и торговля, различные типы экономической зависимости и т.п.).

Внешние культурные связи — отношение к иной культуре и представителям иной культуры (отчуждение, конфронтация, миссионерство, защита от чужого влияния, культурный обмен).

Формы мировоззрения

Теперь уточним, что мы будем понимать под формой мировоззрения. Конкретное содержание мировоззрений — предметы веры, поклонения, убеждения, стремления — оставляем за скобками. Форма мировоззрения включает многие типологические структуры и черты, важнейшими из которых для нас являются следующие:

— наиболее распространенные типы регулятивов, непосредственно влияющие на сознание и поведение людей в конкретных ситуациях (предписания, запреты, заповеди, добродетели и др.);

— способ обоснования этих регулятивов (ссылки на ритуалы, мифы, священные тексты, научные теории, авторитеты и проч.);

— характер отношения к иным мировоззрениям и их представителям.

В каждом обществе и в каждой эпохе одновременно существуют многие формы мировоззрения. Ведущей формой мировоззрения является та, которая поставляет образцы организации и идейного обоснования ключевых (наиболее жизненно важных для данного общества) форм социальности, антропных процессов и внешних связей. Ведущая форма мировоззрения, как правило, бывает и самой распространенной, но в силу инерции массовидных процессов количественная распространенность может “запаздывать”.

Миф, религия, идеология

В истории известны три основные формы мировоззрения: мифологическое сознание, религиозное сознание и идеологическое сознание.

Характерной чертой мифологического сознания является синкретичное сочетание чувственных, поведенческих и познавательных образцов-мифов, ритуалов, правил, причем ядерными структурами такого сознания являются сакральный порядок и соответствующее ему правильное поведение индивидов.

Религиозное сознание также является мировоззрением порядка, но роль ядерных структур здесь уже выполняет воля личного божества и служение ему. Религиозное сознание, отчасти сохраняя синкретизм, является уже достаточно рефлексивной формой сознания. Оно включает такие предельные нормативные образцы, как заповеди, догматы, священные тексты, религиозные добродетели, многие из которых в той мере, в какой они рациональны, могут считаться ценностями. Однако религиозные ценности всегда необходимо подчинены сложившемуся пониманию “божьей воли”.

Идеологическое сознание характеризуется явными политическими и социально-экономическими интересами, партийностью — нетерпимостью к иным мировоззрениям, попытками опереться на научные (или наукообразные) основания. Ядерной структурой идеологического сознания является достижение роста и успеха, победа над противником. Эти общие черты присутствуют в таких, казалось бы различных идеологиях, как социально-демократическая, либеральная, коммунистическая, нацистская, националистическая. В идеологиях ценности играют уже одну из центральных ролей, но они, во-первых, подчинены интересам роста военной, политической и экономической мощи, победы над идеологическим противником, во-вторых, искажены “научными истинами”, которые в принципе не могут служить источниками нормативных оснований (согласно “закону Юма”, см. разделы 1.3 и 1.4).

Несмотря на генетические связи, множество промежуточных форм и взаимопереплетение в каждом конкретном обществе и эпохе, эти основные формы (миф, религия, идеология) образуют преемственность ведущей роли в масштабе макроистории. Дело не только в том, что мифы древнее религий, а религии древнее идеологий. Дело в том, что в определенный исторический период в каждой цивилизации организация и обоснование морали, права, социально-политических отношений, образования в результате исторической перецентровки стали черпать образцы уже не из мифов, а из религий, а еще через несколько столетий — из идеологий. В русле тех же процессов мифы начинают приобретать структурные черты религий (вначале для отпора религиям, а затем подчиняясь им).

В следующей перецентровке то же происходит с некоторыми религиями или конфессиями (многие течения Реформации являются типичными идеологиями в религиозной оболочке). Смена ведущей роли, перецентровка отнюдь не означают исчезновения прежних форм: они отступают на периферию, трансформируются (т.н. мифологичность кино, театра, светской хроники) либо требуют постоянной институциональной поддержки (церковь — для религии, политические и общественные организации — для идеологии).

Другие известные формы и направления мировоззрения (гуманистическое, научное, прогрессистское, технократическое мировоззрение, а также различные конфессиональные, эзотерические, социально-политические и прочие направления) не могут считаться ведущими, поскольку они либо входят в формы религиозного или идеологического сознания, либо не поставляют образцы организации и основания для ключевых форм социальности и антропных процессов, общественных институтов и установлений.

Типы исторических систем

Каждая ведущая форма мировоззрения образует органическую целостность с соответствующей макроисторической эпохой и характерным идеальным типом исторических систем. При выделении этих типов будем опираться на исследования И. Валлерстайна, который в своей концепции “анализа мировых систем” задает следующую схему:

— “мини-системы” (малые в пространстве, гомогенные структуры с логикой самообеспечения и натурального обмена);

— “миры-империи” (широкие политические структуры с логикой взимания дани с самоуправляемых производительных общностей и ее перераспределения централизованной сетью чиновников);

— “миры-экономики” (протяженные цепи интегрированных производительных общностей, рассеченные множественными политическими структурами, с “капиталистической” логикой получения сверхприбыли звеньями, захватившими временную монополию) ⁵.

С учетом приведенных выше социокультурных характеристик модифицируем эту схему и получим следующую (условную, как и все прочие) последовательность типов исторических систем:

традиционные общества (например, родоплеменные сообщества, номы в Шумере);

аграрные империи (Аккад, Египет, Вавилон, империя Македонского, Древний Рим, Византия, Османская империя, арабские эмираты, империя Великих Моголов, древний и средневековый Китай и др.);

индустриальные национальные государства и политико-экономические блоки государств.

Теперь покажем глубинное внутреннее, в то же время функциональное, системное соответствие между этими типами исторических систем и ведущими формами мировоззрений: мифом, религией, идеологией (см. табл. 1).

Традиционное общество и миф

Не проводя специальных предметных исследований, будем пользоваться более или менее общепризнанными сведениями ⁶.

Техноэкономические процессы традиционного общества — собирательство, охота, мелкое земледелие, скотоводство, ремесло — направлены на самообеспечение небольших общин. Малая производительность, отсутствие крупных запасов принуждают практически каждого человека участвовать в добывании пищи, одежды и других благ. За добычей почти непосредственно следует ее дележ. Такая форма техноэкономических процессов предъявляет определенные требования к форме социальности: необходимо разделение сообщества на четко разделенные и воспроизводящиеся в поколениях группы. Эту роль в родовой общине играют половозрастные группы. С помощью таких социальных структур поддерживается разделение труда, согласованность претензий, ожиданий и поведения.

Картина мира в традиционных обществах неизменно включает деление пространства, времени, вещей, событий на “здешнее” и “сакральное” — неизмеримо более сильное и значимое ⁷. Мышление основано на “сопричастности”, благодаря которой все “здешнее” (удачная охота, урожай, болезнь, смерть и проч.) осмысливается через связь с “сакральным”.

Антропные процессы полностью основаны на устной передаче знаний и норм, лишь частично (на поздних стадиях) подкрепленных письменностью. Обучение ведется в рамках половозрастных групп или сословий. Социальная и культурная интеграция достигается через ритуалы или народные собрания.

Мифологическое сознание имеет следующие известные характеристики: основным типом непосредственных регулятивов являются детализированные предписания и запреты (табу), привязанные к ситуации и статусу действующих лиц. Эти предписания и запреты организованы и обоснованы множеством смысловых узлов — собственно мифов. Миф как канонический рассказ о событиях сакрального времени или пространства (о начале мира и вещей, о культурном герое, о животном-прародителе, о взаимоотношениях богов) систематически активируется в сознании сообщества через ритуал. Миф изначально направлен на организацию жизни одного сообщества, защиту его целостности и игнорирует все иное. Чужаки к ритуалам не допускаются, табу на них не распространяются.

Теперь сопоставим черты мифологического сознания со структурными характеристиками традиционного общества. Детализированные предписания и запреты эффективны постольку, поскольку жизнь сообщества и каждого человека разбита на множество стереотипных, непосредственно обозримых ситуаций, что, в свою очередь, связано с формой техноэкономических процессов. Предписания и запреты организованы через отнесение к разнообразным мифам, которые являются готовыми матрицами ситуаций и действующих лиц. Мифы выражают порядок сакрального мира, через причастность к которому осмысливается все происходящее. Мифы, как увлекательные рассказы, лучше всего приспособлены к устной передаче, т.е. соответствуют требованиям формы антропных процессов.

Если попытаться в краткой формуле отразить суть мифологического сознания с учетом взгляда на мир и соответствующей общей направленности человеческой активности, то получается следующая пара: сакральный порядок и правильное поведение.

Аграрные империи и религии

Здесь нас интересуют только идеальные типы обществ и мировоззрений. Реальная историческая драма с множеством промежуточных ступеней, слияний и переплетений остается за скобками. Вместе с тем, можно проследить самый общий путь образования древних империй.

Широкое пространство относительно мирных традиционных обществ с высокими техническими и культурными достижениями захватывается варварскими союзами с четкой вертикальной военной организацией. В результате образуются широкие политические структуры с центральной властью и институтом наместников. Все технические и культурные достижения (дороги, ирригация, агрономия, ремесла, письменность, право, образование и проч.) направляются на создание и поддержку постоянных потоков дани от периферии к центру. Образующиеся крупные запасы используются для подпитки властных и бюрократических институтов, для военной экспансии.

Длительность жизни таких империй прямо зависит от возможности прокормить имперских солдат, стражей и чиновников, поэтому безусловно доминирует сельское хозяйство. Ремесла играют второстепенную роль, поскольку имеют узкий сбыт при торговле, весьма ограниченной в пространстве властных и распределительных отношений. (Расширение ремесел и торговли всегда подрывает аграрную империю, но это уже начало другой истории).

Форму социальности составляют жесткие иерархии с отношениями подчинения — выполнения воли вышестоящего. Право обычно направлено на поддержку этих иерархий (если в законах сохраняется защита собственности, достоинства и прав личности, то это семя будущего распада иерархий и самой империи).

Устройство и поддержание империи с централизованными политическими связями и экономическими потоками с необходимостью требует определенной рациональности и нормированности мышления. Разрозненные мифы пригодны для ориентации в частных и обозримых ситуациях, но не для жизни в насквозь пронизанном линиями власти социальном пространстве. Картина мира становится рациональной и метафизичной. Мир устроен единственно возможным разумным способом — именно такое оправдание необходимо для жизни в ячейке имперской иерархии.

Кардинальное значение для антропных процессов имеет развертывание письменности в древнейших империях и книгопечатанья в Средние века. Источники разумных установлений помещаются в священных книгах, подобно тому как ранее предписания и табу связывались с устными мифами. Образование становится книжным. Священные обряды, систематически интегрирующие сознание сообщества, совершаются через обращение к Книге (Ведам, Сутрам, Библии, Корану).

Империи по определению объединяют разнообразие культурных сообществ. Они соседствуют с традиционными обществами на малодоступной периферии либо упираются в границы других империй. Этими факторами определяется разнообразие и сложность политических, экономических и культурных связей.

Для прояснения ситуации будем учитывать только два полюса. “Жесткая линия” состоит в подавлении, подчинении, унификации внутреннего культурного разнообразия империи, в стремлении добиться силовыми методами максимально широкого политического влияния, расширения пространства экономической дани. Это характерно для Древнего Египта, Османской империи, некоторых империй Китая.

“Мягкая линия” допускает некоторую степень политического самоуправления и культурного своеобразия в провинциях и малодоступной периферии. Имперская забота состоит не в приведении к полному и прямому подчинению, а в лояльности всех провинций и исправном выполнении экономических и военных “повинностей”. Империя Александра Македонского, Древний Рим, Византия ближе к полюсу “мягкой линии”. Западноевропейское Средневековье, в котором безусловным оставался лишь культурно-религиозный центр (Римская католическая церковь), можно рассматривать как апофеоз “мягкой линии”, где бывшие провинции Римской империи стали варварскими королевствами, а затем эволюционировали в национальные государства.

Империям всегда сопутствовали религии, причем наиболее крупные и стабильные империи связаны с мировыми религиями, с их развитой церковной иерархией, иерархией ангелов и святых. Религии, особенно языческие, древнее империй, они родились в недрах мифологии и существуют наряду с ней в эпоху традиционных обществ.

Здесь нам не обойти старую проблему отличия религии от мифологии. Нет ничего в религии, чего не было бы в мифах, и наоборот. Различие состоит в центрированности, в ядрах смыслового притяжения сознания и поведения. Несмотря на обилие тотемов, демонов и богов, в мифах таким ядром является сакральный порядок мира, требующий правильного, то есть соответствующего этому порядку поведения.

Всякая религия также является мировоззрением порядка, но центр и источник его — воля, мощь, всевиденье, разум личного божества. Соответственно, поведение организуется как служение и послушание, выполнение божьей воли. Ритуал в мифологическом сознании есть акт воссоздания, реактивации мирового порядка, хотя в нем и могут присутствовать просьбы о дожде или военной удаче. Религиозный культ, молитва есть прежде всего обращение к воле и милости божьей. Формула религии — Божья воля и служение ей.

Рассмотрим основные типы регулятивов религиозного сознания. Запреты и предписания превращаются в заповеди, выражающие Божью волю, однако конечного перечня типовых жизненных ситуаций уже нет. Регулятивы должны быть более обобщенными и гибкими, чтобы во всякой новой ситуации человек мог определить, какое поведение богоугодно, а какое нет. Такими регулятивами становятся добродетели и пороки: добродетельный спасется, а порочный обречен на вечные муки. Право оценки поступков и самого человека с точки зрения добродетельности или порочности, естественно, принадлежит священнослужителям как проводникам Божьего слова.

Различные ниши в социальной иерархии империи различаются по составу главных добродетелей и пороков, критериям строгости оценки: что позволено дворянину, то не позволено мещанину, но и наоборот. В то же время главной религиозной добродетелью всегда является смирение, богобоязненность, послушание, служение, а главным пороком — гордыня, то есть проявление собственной, индивидуальной воли. Стабильность имперской иерархии зиждется на сохранении отношений подчинения и служения, которые освещены отблеском Божьей воли. Вездесущность Божьей воли и разума соответствует рациональной картине мира, ведь разумное устройство мироздания объясняется его преднамеренным творением. Книжный характер антропных процессов соответствует центрированности религий на канонических сводах священных текстов.

Религии, особенно монотеистические, исконно непримиримы к иным религиям и вообще к иным мировоззрениям. Если Бог истинен, если истинны Его имя, облик, атрибуты, священная история, святые, то это должна быть истина для всех людей. Поэтому для религии характерны два типа активности по отношению к иному мировоззрению: экспансия и изоляция. Религиозная экспансия (как обращение всех и вся в “истинную веру”) со своими передовыми отрядами миссионеров оправдывает и опирается на территориальную экспансию империи. Особенно это характерно для империй с “жесткой линией” в отношении к разнообразию подчиненных культур. Религиозная изоляция вынуждена мириться с тем, что другие люди молятся другим богам, но выстраивает разного рода барьеры для защиты своей, “единственно верной” религии. Терпимость характерна для империй с “мягкой линией”, но следует обратить внимание на их недолговечность.

Индустриальные государства и идеологии

Переход от эпохи миров-империй к эпохе миров-экономик (соответственно, национальных индустриальных государств) достаточно хорошо изучен ⁸, поэтому сразу перейдем к характеристике этого нового типа исторических систем.

Главными характеристиками техноэкономических процессов становятся рост товарного производства, торговли, банковской деятельности при постоянной подпитке производства результатами научно-технического прогресса. Логика политико-экономических отношений состоит уже не в сборе дани с максимально широкой территории и встраивании индивидов и сообществ в имперскую иерархию, а в государственно-правовом обеспечении деятельности множества независимых производителей.

Формируются два основных типа отношений: горизонтальные экономические (продавец-покупатель, заказчик-подрядчик, кредитор-должник и т.п.) и отношения, связанные с продажей рабочей силы. При этом начальный этап становления индустриального общества (капитализма, по К.Марксу) характеризуется большой имущественной поляризацией: средние слои бывших имперских иерархий либо обогащаются и становятся наемниками рабочей силы, либо нищают и становятся пролетариями.

Картина мира и способ мышления  определяются “вторым рождением рационализма” (С.С.Аверинцев) ⁹ — триумфом экспериментального естествознания и идей эволюции в биологии и геологии. Метафизические истины заменяются безусловной верой в научные законы и возможности технического расчета и конструирования.

Новая форма антропных процессов (направленных на формирование человеческих качеств) связана с широким развертыванием систематического, дисциплинарно-организованного образования (Ян Коменский и др.), а также с появлением средств массовой информации: газет, журналов, а позже радио, кино и телевидения. Это дало принципиально новые возможности расширения охвата и оперативности формирования общественного сознания.

Внешние политико-экономические связи  в индустриальную эпоху имеют двойственный характер. С одной стороны, ведется постоянная борьба за рынки сбыта и сферы влияния. Периодически эта борьба прорывается в войнах. С другой стороны, действует неостановимая логика торговли, международного разделения труда и кооперации. Поэтому национальные государства образуют крупные политические блоки. Блоки противостоят и даже воюют друг с другом, но рано или поздно перегородки, препятствующие мировой экономической интеграции, рушатся.

В культурных связях изоляция и аннексия весьма затруднены. Государственными усилиями могут быть выстроены искусственные преграды для культурного влияния, но с паводком экономической интеграции рушатся и они.

Особенности идеологий

Рассмотрим основные черты идеологии в заданном контексте. Под идеологией здесь понимается не “ложное сознание” ¹⁰, а жесткая система социальных и этических идей, опирающаяся на ту или иную научную картину мира. (При таком понимании можно настаивать на ложности всякой идеологии, но только в смысле известного тезиса Юма о неправомерности вывода должного из сущего, то есть из любой научной картины мира).

Регулятивы поведения, реализующие идеологию в социальной жизни, весьма разнообразны: сюда относятся и принципы, и ценности, и “моральные кодексы”, и такие специфические смыслы, как советская “сознательность” или северокорейское “чучхе”. Вместе с тем, есть глубинная общая черта идеологических регулятивов — это партийность. Речь идет не только о приверженности курсу партий как политических организаций, взявших на вооружение ту или иную идеологию, а об общем критерии оценки и выбора поступков. Человек должен делать то, что требует сообщество (партия, класс, нация, политическая система), к которому он принадлежит и идеологию которого должен разделять.

Партийность идеологии всегда имеет характер конфронтации с чуждой идеологией другого сообщества. Эта черта находится в системном соответствии с характером социальных отношений в индустриальную эпоху.

Становление партийности идеологий

На начальном этапе различные идеологии берутся на вооружение различными классами. Третье сословие с либерально-демократической идеологией отчасти революционно, отчасти мирно расчищает пространство для индустриальной экономики и своего лидерства в ней. Отброшенные на обочину пролетарии вынуждены отстаивать свои классовые интересы с помощью различных разновидностей социалистических идеологий. После этого, как известно, линия “идеологического фронта” смещается.

В западном мире появляется мощный средний класс, принявший либерально-демократическую идеологию, а левые социалистические идеологии отбрасываются на периферию. В России, Китае и их сателлитах побеждают “пролетарские революции” с последующим откатом к централизованным бюрократическим империям, но уже не аграрного, а индустриально-милитаристского характера. Здесь воцаряется идеология коммунизма.

После совместной победы над агрессивным монстром фашистской Германии начинается холодная война, где главные бои — идеологические. Это противостояние организует и дисциплинирует обе главные идеологии: коммунистическую — как антибуржуазную, а либерально-демократическую — как антикоммунистическую.

Итак, партийность идеологий, с одной стороны, служит противоборству различных сил внутри общества и во внешней политике, с другой стороны, сама воспроизводит эти отношения противоборства. Отметим существенное различие с религиями. Всякая религия прежде всего направлена на организацию духовной и нравственной жизни своей паствы, ее конкурентность и враждебность по отношению к другим религиям носят вторичный характер. Идеология же изначально создается как оружие борьбы с враждебным мировоззрением.

Общность идеологий

Несмотря на противостояние идеологий друг другу, они имеют общий глубинный смысловой инвариант. Он связан с опорой на рациональное научное знание, лежащее в основе картины мира и способа мышления в индустриальную эпоху. Например, коммунистическая идеология апеллирует к “законам общественного развития”, а либерально-демократическая — к “естественным потребностям человека в собственности и свободе”. Однако все подобные “научные истины” требуют не столько повиновения (как божественно-разумные законы мироустройства в метафизике и религии), сколько достижения цели, успеха, эффективности, роста с помощью знания этих “истин”.

В либерально-демократической идеологии это выражается в идеях личной предприимчивости, роста и развития фирм, процветания нации. В коммунистической идеологии речь идет о пути к достижению общественного идеала, о повышении производительности труда, выполнении и перевыполнении планов и т.п. Эта общая направленность на достижение роста, сменившая религиозную идею служения, соответствует основным формам экономического и социального поведения в индустриальную эпоху.

Широкое систематическое образование, ориентированное на научное знание, и средства массовой информации представляют гигантские и во всю меру используемые возможности для пропаганды любой идеологии. Это хорошо известно и не требует комментариев.

Формула идеологии: захват власти, экономический рост и победа над противником с помощью научного знания.

Лидерство идеологического сознания
в индустриальную эпоху

Зададимся вопросом: на каком основании идеологию можно считать ведущей формой мировоззрения в индустриальную эпоху? В отношении мифологии и религии такой вопрос излишен — тогда конкурентов не было, но в индустриальную эпоху наряду с развитием идеологии сохраняются сильные позиции религии. Согласно нашему определению, ведущей является та форма мировоззрения, которая поставляет основную массу образцов для ключевых форм социальности и антропных процессов: права, политики, экономических отношений, воспитания и образования.

В коммунистических тоталитарных империях велась открытая война с религией, и все указанные институты и структуры были насквозь идеологичны. Кстати, в этом была глобальная ошибка “пролетарских” вождей. Если учесть определенное структурное сходство коммунистических индустриальных империй с древними аграрными империями по признакам всеохватывающих отношений власти и подчинения, принудительного сбора дани и централизованного распределения, мощных бюрократических иерархий и проч., то можно предположить, что опора на религию, национальная религиозная идеология стала бы гораздо более прочной духовной основой режима. Недаром сейчас в России смыкаются коммунисты-государственники и религиозно-ориентированные националисты. Идея служения партии и вождям рассыпалась в прах в течение нескольких десятилетий. Религиозная подпитка продлила бы агонию социально и экономически безнадежного режима на существенно больший исторический срок.

Во всех государствах с рыночной экономикой религия удерживает достаточно сильные позиции. Есть религиозные школы, колледжи и университеты, религиозные газеты, журналы и телерадиопрограммы, существует определенное клерикальное влияние в парламентах и т.д. Однако вряд ли кто-то будет утверждать, что ключевые социальные институты и структуры в Европе, Америке, Канаде, Австралии, Японии построены на основе религиозных идей. Таким же образом, линии развития правовой, экономической, образовательной и других сфер в реальности весьма далеки от религиозных предписаний, несмотря на популистские заверения западных лидеров. Основа этих институтов и этой политики — сохранение и укрепление влияния, экономический рост, препятствие чрезмерному усилению конкурентов и потенциальных противников. Все это — типично идеологические устремления.

Будет ли так продолжаться и впредь? Для ответа на этот вопрос рассмотрим основные современные альтернативы мирового развития.

Таблица 1. Соответствие типов исторических систем
и форм мировоззрений

ТИПЫ ИСТОРИЧЕСКИХ СИСТЕМ (И.Валлерстайн)	МЕНТАЛИТЕТ: КАРТИНА МИРА И ОБРАЗ МЫШЛЕНИЯ	ВЕДУЩАЯ ФОРМА МИРОВОЗЗРЕНИЯ
МИНИ-СИСТЕМЫ — малые гомогенные структуры с логикой самообеспечения и натурального обмена	МИР — живой космос, полный враждебных и дружественных духов МЫШЛЕНИЕ: сопричастность царству священных образцов	МИФОЛОГИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ: сакральный порядок и правильное поведение
МИР-ИМПЕРИИ — Широкие политические структуры с логикой взимания дани у самоуправляемых провинций и централизованного перераспределения	МИР — вечная иерархия власти, созданная и управляемая Богом МЫШЛЕНИЕ	РЕЛИГИОЗНОЕ СОЗНАНИЕ: Божья воля и служение ей, повсеместное распространение богоугодной власти
МИР-ЭКОНОМИКИ: цепи производительных общностей, рассеченные границами, с логикой неэквивалентного обмена в пользу звеньев-монополистов	МИР — поле проявления законом, борьбы и конкуренции, ведущих к общему прогрессу МЫШЛЕНИЕ: ориентация на единую научную методологию с конкуренцией подходов и теорий	ИДЕОЛОГИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ: победа над противником, рост и социальный прогресс с помощью научного знания о мире
БУДУЩЕЕ ??? См. табл.2

Мегатенденции мирового развития
и формы мировоззрения

Настоящее неопределенно, будущее открыто. Есть различные тенденции в развитии обществ, культур, международных отношений, мировоззрений. Одним из способов прояснения картины сложнейших конфигураций множества тенденций является выделение нескольких интегрирующих мегатенденций. Основанием выделения каждой мегатенденции является взаимоподкрепление и взаимоусиление всех составляющих ее тенденций (круги положительной обратной связи). На основе анализа состава и взаимосвязи тенденций в четырех основных процессных сферах цивилизации (техноэкономической, социальной, антропной и культурной) выделены три следующие мегатенденции ¹¹.

Мегатенденция I  “Инерция техноэкономического роста и глобальная вестернизация” объединяет следующие тенденции:

— рост антропогенной нагрузки на природу и соответствующей обратной нагрузки на условия человеческого существования;

— рост экспорта антропогенной нагрузки и соответствующей экологической конфронтации в международных отношениях;

— мировая экономическая интеграция с захватом ключевых позиций западными (в широком смысле) странами и компаниями;

— политическая, социальная и культурная вестернизация;

— распространение ориентации на материальный успех и высокий уровень потребления; рост социальной и международной напряженности в связи с объективной невозможностью обеспечения этого уровня за пределами современных развитых стран;

— распространение развлекательной направленности большинства культурных институтов и средств массовой информации;

— дальнейшее распространение прогрессистского и прагматического мировоззрения, либертарианской идеологии (основанной на принципе “laisser fair”).

Мегатенденция II  “Панизоляционизм” объединяет следующие тенденции:

— усиление локальных национальных систем экологической защиты;

— политико-культурное отчуждение в международных отношениях;

— политическое торможение международной экономической интеграции;

— сращивание интересов верхушек закрытых репрессивных обществ с интересами западных компаний и развитых стран;

— повсеместный рост религиозного и национального фундаментализма;

— рост разрыва между уровнями технологического, социально-экономического, политико-правового развития стран и регионов;

— усиление традиционализма и иррационализма в социальной и философской мысли, укрепление религиозного фундаментализма и националистических идеологий.

Мегатенденция III  “Техноэкономическая переориентация и многополюсное партнерство” объединяет следующие тенденции:

— переориентация социальных функций производства от прибыли и роста любым путем к построению и интенсивному развитию социотехноприродных симбиозов (равновесных и безотходных циклов производственных и природных процессов, обеспечивающих стабильность условий человеческого существования);

— развертывание глобальных международных экологических программ;

— появление и развитие нескольких полюсов политико-культурного и техноэкономического влияния;

— мировая экономическая интеграция с сохранением специфики культурных и политико-экономических регионов, связанных с соответствующими равноправными полюсами влияния;

— распространение терпимости к мировоззренческому разнообразию при жесткой защите гуманистических и экологических ценностей.

Многообразие событий каждого дня усиливает то одну, то другую, то третью Мегатенденции. Сегодня никто не может сказать, какая из них возьмет верх и будет довлеть в мире XXI века: будущее открыто. Зато более или менее ясно, с какими изменениями в мировоззренческой сфере связана каждая мегатенденция. Первые две не обещают ничего принципиально нового (см. табл.2).

Мегатенденция I связана с усилением и попытками распространения на весь мир западной либертарианской идеологии, подкрепленной широкой экуменической трактовкой христианской религии. Идеологическими противниками будут наиболее неуступчивые и агрессивные формы фундаментализма (например, исламского), рецидивы коммунистической, троцкистской, маоистской и вообще левой идеологии, возрождающиеся как формы протеста широчайших слоев бедных стран Юга и Востока против экспансии богатого и развитого Запада.

Мегатенденция II связана с ростом религиозного фундаментализма в каждой изолированной стране или мировом регионе. При этом каждая религия будет существенно идеологизирована, направлена главным образом не на нравственное воспитание паствы, а на партийное противостояние “вредоносному иноземному влиянию”. На этом пути новой стабильности ожидать не приходится: слишком мощным является пронизывающий характер современной мировой экономики, не могут быть прочными обскурантистские попытки приостановить развитие рационального научного и технического мышления, международного общения.

В отличие от первых двух, Мегатенденция III не может обойтись старыми формами мировоззрений. Различные религии и идеологии останутся, ведь на них основана почти вся моральная, социальная, политико-правовая стороны жизни общества (литература и искусство скорее являются современным инобытием мифологии). Однако все более тесные экономические и культурные связи, партнерство между полюсами влияния, постоянная необходимость мирного решения конфликтов и поиска удовлетворительных компромиссов уже сейчас демонстрируют принципиальную недостаточность какой-либо религии или идеологии в качестве требуемой идейной основы этих новых процессов.

Мегатенденция III и требования
к формам мировоззрений

Внутренние техноэкономические и социальные изменения в русле Мегатенденции III также предъявляют новые требования к формам мировоззрений. Наконец, само усиление Мегатенденции III не может начаться только в силу безличных “естественно-исторических” законов, для этого необходима определенная общность ориентации деятельности ключевых общественных сил и групп в мировом масштабе.

Никакая из существующих религий такой общности ориентации не даст, хотя бы из-за противостояния других религий. Экуменическое движение сближения и сотрудничества церквей скорее всего будет усиливаться благодаря потребностям экономической интеграции, необходимости совместного решения глобальных проблем разными странами. Однако результатом экуменического сближения будет не новая религия или идеология, а скорее совокупность идей и принципов общения и взаимодействия, разделения сфер влияния и сотрудничества, дискуссий и возможных конфликтов, сфер невмешательства. Но это уже элементы какой-то новой формы мировоззрения!

То же касается и идеологий. Либертарианство как “жесткий” вариант либерально-демократической идеологии, направленный на вытеснение или ассимиляцию остальных идеологий, ведет к усилению Мегатенденции I.

Мегатенденции III соответствует “мягкий” вариант, лишенный черт партийной конфронтации, терпимый к любым иным мировоззрениям, но только с одним ограничением, — не должны нарушаться ключевые ценности и права человека: право на жизнь, достоинство, свободу слова, совести и т.п. Можно возразить, что это лишь цивилизационно-локальные, западные ценности. Правильно, но никто не заставляет возводить их в высшие символы веры в каждой стране. Требуется минимум: чтобы людей без суда не убивали, не сажали и не ссылали, не обращали в рабство, насилием не принуждали к какой-либо вере или безверию и т.п. Значит и мировоззрение не должно ориентировать государственные органы, общественные группы или лица на подобные действия. Если такие ограничения соблюдены в нескольких различных мировоззрениях, то тем самым уже имманентно выстроена общая идейная платформа для их общения и взаимодействия. Это платформа ценностей. (Обоснованию общезначимых ценностей посвящен раздел 2.1).

То, что названные ценности, связанные с правами человека, имеют европейский, западный источник — это лишь историческое, привходящее обстоятельство. Круг общезначимых ценностей уже сейчас должен расшириться за счет экологических ценностей, где основой, возможно, будет не фаустовское, европейское, а более гармоничное восточное отношение к природе ¹².

Может быть, результатом этих процессов станет некая всеобщая ценностная идеология? Нет, в общезначимой ценностной платформе основные черты идеологии неприемлемы. Ценности не выводятся ни из каких научных законов или научных истин. Партийность идеологий, их враждебность к иным мировоззрениям неприемлемы для ценностной платформы, которая должна не подавлять и отталкивать, а втягивать в орбиту диалога и сотрудничества новые мировоззрения. Жесткая привязка друг к другу, иерархия ценностей также невозможны, ведь в разных мировоззрениях ценности имеют разный смысл и статус. Наконец, достижение роста и успеха как главная направленность большинства идеологий становится сомнительным в современной мировой ситуации с известными пределами роста, глобальными проблемами и ужасающим разрывом в уровне жизни между разными народами.

Итак, мы выяснили, что идеологии и религии в силу своей сущности уже не могут претендовать на ведущую роль в мировоззрении наступающей эпохи. Они не исчезают, но в общении и взаимодействии вынуждены опираться на идеи и язык ценностей.

Под ценностями нынче каждый понимает, что хочет. Для того, чтобы внести определенность в этот понятийный туман, чтобы хоть эскизно вырисовать черты ценностного сознания как новой ведущей формы мировоззрения, следует зафиксировать предположения о техноэкономических, социальных, антропных, культурных характеристиках наступающей эпохи.

Мегатенденция III и ценностное сознание

Развернем более детально содержание Мегатенденции III — “техноэкономическая переориентация и многополюсное партнерство”.

Предварительно определим позицию по очень существенному методологическому вопросу. Во всяком прогнозировании, особенно касающемся социальных, культурных, мировоззренческих аспектов, предвиденье чревато предписанием. Действительно, Мегатенденцию III я считаю оптимальным, даже единственно приемлемым (с точки зрения принимаемых мною ценностей) развитием событий в мире. На каком же основании автор приписывает свои частные предпочтения образу будущего?

Ответ заключается в следующем: после обнаружения спектра глобальных проблем, после окончания холодной войны человеческая цивилизация стоит на распутье. Три мегатенденции отражают три основных направления движения. Две первых Мегатенденции не менее вероятны, чем Мегатенденция III (даже требуют меньших интеллектуальных и волевых усилий), но они не предвещают ничего нового с точки зрения формы мировоззрения. Мегатенденция III, напротив, выводит на некую новую ступень и именно поэтому она подлежит здесь внимательному анализу. Этот познавательный аспект следует отличать от предпочтительности данной Мегатенденции для автора (отнюдь не обязательной для читателя).

Техноэкономическая переориентация как одна из основных составляющих Мегатенденции III может осуществляться только в условиях и методами свободной рыночной экономики, которая убедительно выиграла историческое соревнование с централизованной, плановой, распределительной экономикой. Это накладывает существенные ограничения на способы и скорость смены ориентаций в массовой экономической деятельности.

Никто не может приказать отказаться от погони за прибылью любой ценой, отказаться от эффективных, но экологически вредных технологий. Никто не может приказать начать повсеместное строительство безотходных техноприродных комплексов. В руках правительств есть только механизмы налогов и дотаций, но они действенны лишь тогда, когда получают поддержку и встречное движение со стороны экономических субъектов, прежде всего банков-инвесторов и фирм-производителей. Когда такой поддержки нет, от налогов все научаются уклоняться, дотации проедают, а желаемых изменений не происходит.

Если отказаться от прекраснодушия, то надо признать, что подавляющему большинству ключевых экономических субъектов еще далеко до такой идейной переориентации. Есть многообещающие сдвиги в европейских странах, особенно в Германии и странах Скандинавии, однако пока экологическая озабоченность в основном проявляется в экспорте антропогенной нагрузки (вывоз отходов, перенос вредных производств на чужие территории и т.п.). Прежний хищнический характер мирового бизнеса сказывается в неявном, но жестком сопротивлении алармистским голосам (если не сказать их зажиме) международных экологических организаций типа Римского клуба.

Тем не менее, пока еще остается возможность, не дожидаясь глобального экологического кризиса (когда переориентацию придется проводить административными, а то и жесткими авторитарными методами), подготовить и провести поворот в рамках либеральной экономики. Требуемая для этого идейная переориентация ключевых экономических субъектов состоит в следующем: главные ценности либеральной экономики — свобода, прибыль, стабильность — должны претерпеть эволюцию. Эти ценности достигаются не любой ценой (как на стадии начального накопления), не в рамках существующего права (как в современных цивилизованных странах), а как необходимые, но не центральные эффекты осуществления других идей и ценностей. Какие же это другие идеи и ценности?

А самые разные, рождающиеся из разных взглядов на мир и на текущую ситуацию, из различных культурных, нравственных, религиозных источников. Есть основания надеяться, что самый общий инвариант этого разнообразия будет иметь гуманистический, солидарный и экологический характер. Ведь в этом направлении движется внешняя и внутренняя политика цивилизованных стран, интегрирующаяся мировая интеллектуальная элита (университеты, научные сообщества), средства массовой информации и очень зависимое от них общественное сознание.

Итак, надежда на техноэкономическую переориентацию обретет черты реальности, когда ключевые экономические субъекты будут кредитовать, производить, торговать не столько для прибыли, сколько для осуществления, материализации в мире своих идей, что, конечно, должно приносить и прибыль. Обеспечить условия для этого — главная забота налоговой и дотационной политики правительств.

Таблица 2. Мегатенденции мирового развития
и образы глобального будущего

МЕГАТЕНДЕНЦИИ МИРОВОГО РАЗВИТИЯ	КАРТИНА МИРА И ОБРАЗ МЫШЛЕНИЯ	ВЕДУЩАЯ ФОРМА МИРОВОЗЗРЕНИЯ	ОБРАЗ БУДУЩЕГО
МЕГАТЕНДЕНЦИЯ 1 – Инерция технологического роста и глобальная вестернизация	МИР — арена свободной экономической конкуренции МЫШЛЕНИЕ: используется все, что эффективно	ЛИБЕРТАРИАНСТВО И МОНДИАЛИЗМ все дозволено в рамках права (но право установлено в пользу богатых и сильных)	НОВЫЙ КАСТОВЫЙ ПОРЯДОК: симбиоз богатых демократий с компрадорскими режимами закрытых обществ
МЕГАТЕНДЕНЦИЯ 2 — Рост внешнего изоляционизма и внутреннего авторитаризма	МИР — Добро традиции против чужого Зла МЫШЛЕНИЕ: запрещено все, что не соответствует традиции	НАЦИОНАЛИЗМ И ФУНДАМЕНТАЛИЗМ: Дозволено лишь то, что служит нации и защищает традицию
МЕГАТЕНДЕНЦИЯ 3 — Переориентация техноэкономического роста, поддержка новых полюсов	МИР — разнообразие культур с равноправными ценностями МЫШЛЕНИЕ: разнообразие синтеза традиции, истины и эффективности	ЦЕННОСТНОЕ СОЗНАНИЕ: Дозволено все, что не нарушает общезначимые ценности (см. раздел 2.1)	УСТОЙЧИВОЕ РАЗВИТИЕ И МНОГОПОЛЮСНОЕ ПАРТНЕРСТВО (см. раздел 2.2 и первую статью Приложения)

Выводы: историческое рождение
ценностного сознания

Любопытно проследить смену внутреннего смысла экономической деятельности в выделенных исторических эпохах. Выстраивается такая последовательность: поддержание сакрального порядка — религиозное и социальное служение — достижение успеха и прибыли — реализация своих идей.

С точки зрения форм мировоззрения последнее звено отличается от всех предыдущих в аспекте общность-разнообразие. Сакральный порядок един для всех членов сообщества, норма богоугодного служения в соответствии с местом в социальной иерархии также имеет общий характер, столь же универсальны в современную эпоху ценности социального престижа и денежной прибыли (хотя пути их достижения каждый выбирает свободно и индивидуально).

Техноэкономическая переориентация связана с диверсификацией самого смысла экономической деятельности. Разные экономические субъекты, разные группы, разные индивиды будут стремиться к осуществлению разных, не сводимых друг к другу идей. Значит, новая ведущая форма мировоззрения уже не может быть единой последовательной системой. Это будет не система, а мир сосуществующих идей, пространство ценностей.

Мифы, религии и идеологии будут продолжать жить в этом мире в качестве автономных стран или материков, но при необходимом общении между собой они вынуждены будут говорить на языке ценностей.

Можно возразить, что либерально-демократическая идеология всегда была собранием разных ценностей, что она не была жестко структурирована в догматах и катехизисах, подобно религиям, в обязательных для изучения текстах (“Краткий курс”, “Майн кампф” и проч.), подобно коммунистической или фашистской идеологии.

В этом есть большая доля правды. Ценностное сознание отнюдь не случайно рождается именно из либерально-демократической идеологии. Последняя изначально несла в себе эту возможность, подобно тому как племенной миф иудеев об их покровителе Яхве нес в себе возможность будущей единобожной религии, подобно тому как реформаторские религиозные течения с национальным и антифеодальным оттенком несли в себе возможность будущих идеологий.

При всем этом следует признать, что либерально-демократическая идеология рождалась как борющаяся с другими мировоззрениями, а значит не была свободна от партийности и непримиримости. Ценности свободы, разума, гражданского равенства и прав, частной собственности всегда были жестко увязаны друг с другом (Локк, Франклин, Адам Смит, Руссо). Сейчас же эта партийная нетерпимость и жесткость остаются лишь в “жесткой” форме либертарианской идеологии, оправдывающей Мегатенденцию I.

Либерально-демократическая идеология имеет еще одного наследника, помимо либертарианства. Через расширение круга ценностей и рост их взаимотерпимости с ней происходит метаморфоза, похожая на появление бабочки из куколки. Либерально-демократическая идеология умирает, рождаясь как ценностное сознание.

Следующий раздел книги

Оглавление книги Другие публикации