Издание: Совет директоров Сибири
Автор: Елена ТАНАЖКО
Как воспитать новую интеллектуальную элиту России, которой суждено определить ее будущее? Есть ли она сейчас? Какое положение она занимает в современном обществе? Какова ее миссия? По сути, проблема состоит не в том, чтобы на каждый из этих вопросов найти ответ. А в том, что наше общество перестало ставить перед собой конкретные задачи по формированию самого дефицитного ресурса уже завтрашнего дня – интеллектуальной элиты.
На что нам можно надеяться, а на что рассчитывать в сложившейся ситуации – ценный общеисторический взгляд профессора кафедры отечественной истории НГУ, доктора исторических наук Ивана Семеновича Кузнецова.
– Прежде всего, стоит определиться с самим понятием «интеллектуальная элита». Его, на мой взгляд, характеризуют несколько параметров. Во-первых, это должны быть люди с высоким, мировым, уровнем развития интеллекта и эрудиции. Может быть такая ситуация, когда в стране в силу разных причин подобных людей просто нет. Для подтверждения своих мыслей я буду приводить исторические примеры, поскольку убежден, что очень часто проблемы, которые стоят перед нами, зачастую удивительно схожи с теми, что были на предшествующих этапах нашей истории. Такая ситуация, к примеру, прослеживается в допетровской России. Интеллектуальной элиты тогда не сложилось, да и не могло сложиться по причине того, что отсутствовала характерная для Запада система университетского образования, то есть не было системы подготовки и соответствующего уровня развития знаний. Но одного лишь фактора недостаточно. Может сложиться так, что в обществе есть люди, развитые в интеллектуальном плане, владеющие разнообразной информацией, но назвать их элитой, тем не менее, нельзя. Обязательно должна присутствовать связь этих интеллектуалов с «почвой»: понимание проблем и задач своей страны. В какой-то мере такая ситуация была характерна для дореволюционной императорской России. Как известно, в начале ХХ века в России сформировалась элитарная культура мирового уровня («серебряный век»): в художественной культуре (литературе, музыке, живописи, кинематографе), а также в некоторых отраслях науки. Но назвать тот интеллектуальный слой в полной мере элитой нельзя. Почему? Потому что для него было характерно качество, которое Николай Александрович Бердяев назвал «беспочвенная интеллигенция». Это были интеллектуалы прозападнического плана, порожденные процессом вестернизации, который был начат Петром Великим. Это была интеллигенция, замкнутая в своем кругу, чуждая стране, народу, «почве». Как последствие возникло тотальное неприятие существующей общественной системы, нигилистическое отношение ко всем ее институтам – государству, собственности, религии, семье. Люди, которые не знали и не понимали эту страну, поскольку вращались в кругу определенных представлений, или, как сейчас любят говорить, парадигмы, которая не позволяла правильно, адекватно понять существующие проблемы и предложить их решение. Здесь актуально вновь обратиться к Бердяеву, который говорил о сущест-вовании непреодолимого раскола между элитарными слоями, их культурой и подавляющей массой населения. В сущности, отсутствовало единство, которое собственно привело к тому, что империя рухнула в 1917 году как карточный домик. Это одна из загадок нашей истории – самодержавие, а вместе с ним и вся общест-венная система распались в одночасье.
Причем никакими объективными причинами объяснить это невозможно – крах произошел в тот момент, когда не было тяжелых внешних обстоятельств в виде поражений в войне, не было и управленческого коллапса. Причиной, видимо, послужил этот самый культурно-психологический разрыв. И, наконец, третий параметр, который тоже очень важен для определения обсуждаемого понятия, – это востребованность интеллектуального продукта, понимание правящими кругами значения деятельности элиты и готовность учитывать рекомендации со стороны интеллектуалов. Когда три параметра совпадают, мы в полной мере можем говорить о существовании интеллектуальной элиты, которая является своего рода мозгом народа.
– Был ли в нашей истории тот благодатный период, когда все три перечис-ленных Вами параметра совпали?
– Нет, такого в нашей истории никогда не было. Собственно, это подтверждается той тяжелой, трагической историей нашей страны вообще и в ХХ веке в особенности. Менее, чем в течение века – в 1917 и в 1991 годах – дважды рухнула могущественная держава. В итоге было потеряно все имперское достояние, создававшееся столетиями.
И не в последнюю очередь это связано с тем, что страна не имела интеллектуальной элиты в обозначенном смысле слова. Тот факт, что императорская Россия рухнула ввиду фатального раскола элиты, более или менее осознан. Но почти никто в подобном ракурсе не рассматривает судьбу «Красной империи». Хотя причины краха в значительной мере те же самые: то есть беспочвенность, отсутствие связи со страной и чисто западнические ориентации. Все это особенно наглядно прослеживается на примере новосибирского Академгородка, где – у стен НГУ – протекает наша беседа. Ведь в 60-е годы Академгородок был уникальным социально-историческим объектом, своего рода микромоделью нашей истории. Тогда он представлялся «республикой ученых», «бастионом свободы». Были определенные предпосылки и надежды, что здесь сформируется подлинная интеллектуальная элита, которая поведет за собой всю страну. Почему же этого не произошло? Во-первых, потому что чисто с профессиональной точки зрения это было однобокое сообщество, связанное с физико-математическими, естественными науками. Гораздо слабее здесь были представлены науки о жизни, и в карикатурно-ничтожном виде гуманитарные науки. Последнее само по себе характеризует ситуацию, поскольку во всех серьезных университетах развитых стран доминируют гуманитарные науки. Все первые лица этих государств, по большей части, – выпускники элитарных университетов: Сорбонны, Оксфорда, Гарварда. Все наши вожди – узкие прагматики: технари, хозяйственники, которые очень хорошо понимают в своих узких сферах, но широкого кругозора, как правило, не имеют.
Отсутствие сильной гуманитарной компоненты в советском научно-образовательном комплексе вообще, и конкретно в новосибирском Академгородке, я думаю, повлияло и на крах империи, и на нынешнюю ситуацию.
Академгородок 60-х годов явился уникальным экспериментом и, может быть, последним шансом для страны создать интеллектуальную элиту. Во-вторых, весьма однобоким были и общественные ориентиры этой «республики ученых». В 60-е Академгородок отличался небывалой для нашей страны общественной активностью и некоторым свободомыслием. Однако все это вращалось в парадигме сциентизма (характерная для того времени вера во всесилие науки), а академовские интеллектуалы отличались снобизмом и западническими ориентациями. Можно сказать, что это была та же «беспочвенная интеллигенция» со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Как формируется элита? Ее воспитывают?
– Я думаю, что в первую очередь для ее возникновения необходимы объективные общественные условия – общее понимание со стороны государства. Я по этому поводу вспоминаю эпизод из жизни историка Василия Осиповича Ключевского: в конце XIX века он был приглашен для преподавания истории наследнику престола, в связи с чем состоялась его беседа с одним из великих князей, ближайших родственников императора. В частности, о том, как эту работу вести: Ключевского интересовали ориентиры и указания. На что ему было сказано: «Вы же профессор, и лучше нас знаете, поэтому преподавайте так, как понимаете, – мы не станем вмешиваться в процесс. И даже если кому-то покажется, что вы выступаете со слишком радикальной позицией, будете говорить о значении Конституции и парламента, это не страшно». Вот, так сказать, пример того, как правящая верхушка должна относиться к серьезным интеллектуалам. И последний момент – это должна быть конкретная – профессиональная, моральная, этическая – воспитательная работа в широком смысле слова. Формирование и воспитание – вещи взаимосвязанные, но не взаимозаменяемые. И если будет только сегмент, связанный с воспитанием отдельных людей, но не будет соответствующей атмосферы и отношения властвующей верхушки, вряд ли что-то получится.
– Необходимо ли в разговоре об элите разделять ее на политическую, культурную или, скажем, бизнес-элиту?
– Я думаю, что здесь все же разные критерии. В случае отнесения той или иной группы к политической или бизнес-элите основным является статус. С моей точки зрения критерии отнесения к интеллектуальной элите гораздо более сложные. В какой-то мере о существовании бизнес-элиты можно говорить применимо к последним десятилетиям императорской России, когда стал формироваться, – но процесс, к сожалению, не завершился, – небольшой слой людей, синтезировавших предпринимательскую энергию, ответственность за страну и высочайший интеллект. Для меня в этом смысле примером является Михаил Васильевич Собашников – знаменитый предприниматель, владевший свеклосахарным производством, кроме того, создатель самой мощной книгоиздательской фирмы в России, организовавшей издание дешевых «народных» книг. Человек, менталитет которого очень трудно понять современному поколению. Когда в 1917 году к власти пришли большевики, он без споров и сопротивления все свое гигантское достояние отдал им, поскольку считал, что даже если народ заблуждается, имеет, тем не менее, право на эксперимент.
Единственное, что его смущало, – смогут ли большевики организовать управление его книгоиздательской империей. По отношению к таким предпринимателям дореволюционного периода, как Мамонтовы, Морозовы, Собашниковы, Третьяковы, – возможно говорить о бизнес-элите. Есть ли у нас сегодня такая прослойка?
– Михаил Леонтьев, выступая на радио «Эхо Москвы», сказал, что российскую элиту нужно выкинуть и воспитать новую. Вариант ли?
– Мы уже не раз «выкидывали» кого бы то ни было, результатов это не принесло. В этом и заключается удручающая перспектива, которая многих культурологов и политологов наводит на мысль, что, собственно, наше положение безвыходное, а дни сочтены. И в этом случае полный распад России – это вполне возможный сценарий. И вряд ли ситуацию возможно изменить какой-то «хирургической операцией». Как правило, такого не бывает.
Что здесь можно сказать в плане некоего нравственного вывода? Я думаю, что каждый, кто понимает ситуацию, должен на своем месте делать все, что возможно. Это задача, определяющая наше будущее. Ведь порой в, казалось бы, безысходной ситуации какое-то очень сильное потрясение так меняет облик правящих кругов и народа, что в считанные годы может произойти очень резкий поворот к лучшему. Истории знакомы такие примеры. Во время Великой депрессии 30-х годов в США многие проблемы тоже казались просто неразрешимыми. В значительной мере они были такого же, социально-психологического плана: долгое время властвующие круги не могли найти выход из тупика – ситуации «великой депрессии». Это было обусловлено ориентацией и «верхов» и «низов» на принципы индивидуализма и либерально-рыночной экономики. И понадобились интеллект, воля, решительность Франклина Рузвельта, чтобы переломить эту ситуацию. Может быть, и у нас еще есть шанс?
Елена ТАНАЖКО
Ссылка на источник: http://www.sovetdirectorov.info/972sentyabr2011/?id=225
