Ольга Дмитриевна Журавель — специалист в области истории русской литературы, публицистики, старообрядчества, истории русской духовной культуры. Мы поговорили о научном семинаре, посвященном памяти академика Николая Николаевича Покровского, который прошел в рамках Международного научного форума «Наследие».
— Ольга Дмитриевна, какие главные проблемы археографии и источниковедения были выявлены в ходе семинара?
— Сейчас полевая археография, когда из экспедиции приносят рюкзаками древние книги, практически кончается. В 1960-70-е годы главной задачей для археографа была находка и сохранение древних книг. Но откуда им было взяться в Сибири, когда она начала осваиваться только в конце XVI века? Их везли старообрядцы, которые старались уйти подальше от власти, от покушения на их веру. Они хотели жить маленькими поселениями. Конечно же, книги были необходимы для продолжения традиции. В середине 1960-х годов произошло то, что академик Д.С. Лихачев назвал «археографическим открытием Сибири». Почти в одно время начались работы по выявлению книжных древностей Е.И. Дергачевой-Скоп (сейчас это заслуженный профессор нашего университета, а тогда совсем молодая исследовательница), Н.Н. Покровским и Е.К. Ромодановской. Поскольку все они преподавали в университете, в работу включились студенты, в итоге только в Новосибирске существует два крупных собрания древних рукописных и старопечатных книг.
Н.Н. Покровский приехал в Академгородок в 1965 году, после освобождения из заключения. Блестящая научная карьера, начинавшаяся в МГУ, была прервана арестом и осуждением по политической статье — во времена хрущевской оттепели еще чувствовалось дыхание сталинского режима. Его учитель, академик М.Н. Тихомиров, посоветовал ему обосноваться в новосибирском научном центре и развернуть археографическую работу. Он подарил СО РАН роскошное собрание древних книг и рукописей, часть своей личной коллекции. Николай Николаевич рассказывал нам, как сам в поезде перевозил эти бесценные книги, составившие потом основу Собрания древних книг и рукописей ГПНТБ СО РАН. А затем эта коллекция стала пополняться книгами, которые привозили из экспедиций и сам Николай Николаевич, и его ученики и коллеги. Но золотое время полевой археографии – в прошлом. Поэтому сейчас главная задача заключается в сохранении, реставрации и оцифровке книг и, конечно же, в изучении книжного наследия. Собственно, программа этого научного семинара включала в первую очередь научные доклады крупных ученых-медиевистов, посвященные самым разным проблемам изучения древнерусской и старообрядческой книжности, здесь были и историки, и филологи, и музыковеды.
— За круглым столом участники семинара высказали обеспокоенность положением археографической комиссии. Что привело к этому?
— Изначально была Императорская археографическая комиссия. Собранием рукописей, книжных памятников очень серьезно занимались еще с тридцатых годов XIX века. Археографическая комиссия существовала и в советское время. Были созданы филиалы комиссии, в частности, в Новосибирске. Но в связи с реформами в Академии наук многое рухнуло. Археографическая комиссия сейчас существует, но у неё практически нет полномочий. На семинар приехал член-корреспондент РАН А.В. Сиренов, специалист в области источниковедения, чтобы вместе обсудить, как модернизировать комиссию, чтобы она объединила археографов всей страны, потому что появилась разобщенность: каждый сам издает книги по своим же правилам. Поэтому, как считают многие археографы, нужен единый центр, а работе комиссии необходимо дать новое дыхание. Это не должна быть новая бюрократическая организация, комиссия всегда существовала как объединение профессионалов. Буквально за пару дней до новосибирского семинара те же проблемы обсуждались в Екатеринбурге, где проходила крупная конференция по проблемам археографии.
— Н.Н. Покровский — соавтор некоторых ваших монографических трудов. Какой вклад он внес в ваши исследования?
— Я считаю Николая Николаевича своим Учителем, хотя он не был моим научным руководителем: я — филолог, а он — историк. Но позднее, в Институте истории, мне посчастливилось работать с ним над совместными проектами. Самый важный — научное издание Степенной книги, первого сочинения по русской истории, созданного при Иване Грозном. Это сочинение изучалось еще историками XVIII-XIX вв., но Николай Николаевич обнаружил в Томском собрании уникальный список, один из самых древних, и возникла идея издать Степенную по всем древнейшим спискам. Конечно, издание предваряла большая научная работа, в частности, по текстологии списков. Это был крупный международный проект, кроме Николая Николаевича и А. В. Сиренова, в нем участвовала американская исследовательница Гейл Ленгофф. В какой-то момент Н.Н. Покровский предложил подключиться и мне, мы вырабатывали правила издания, мне довелось много поработать над почерками древнейших списков, что существенно прояснило картину создания ранней редакции. Работа продолжалась несколько лет, в итоге в 2007 и 2008 гг. были изданы два тома, позднее – третий том с комментариями. Я горжусь этой работой, это была колоссальная школа сотрудничества, а для меня очень важная научная школа.
Потом мы работали над изданием «Урало-Сибирского патерика», это уникальный историко-агиографический памятник письменности, созданный старообрядцами в глухой сибирской тайге во второй половине XX века. Памятник, который доказал жизнеспособность древнейших жанров в новых исторических условиях, потрясающий источник сведений о народной культуре и фольклоре. Это был последний труд Н.Н. Покровского. Кроме того, я трудилась над своими научными темами и всегда встречала понимание со стороны Николая Николаевича. Научная работа занимала почти все мое время, правда, «для души» я преподавала русскую литературу в НГУ, в частности, журналистам. И когда в 2012 году я сообщила «шефу» (мы так называли Николая Николаевича), что мне предлагают должность декана факультета журналистики, он сказал: «Да, Оля, соглашайтесь. Надо же кому-то деток учить». Для меня это было неким благословением.
— Будучи представителем научной школы Покровского, как вы можете охарактеризовать ее деятельность на сегодняшний день?
— Школа Н.Н. Покровского — это прежде всего его ученики, которые продолжают традиции его научной методологии. В первую очередь это верность источнику, научное воспроизведение текста, ни в чём не искажая его, это верность фактам, это воссоздание на основе строгих научных методов источниковедения и археографии эпохи, истории общественного сознания, духовной культуры. Н.Н. Покровский был ученым с широким диапазоном интересов, он основал несколько научных направлений, и они успешно развиваются его учениками в разных научных центрах страны. Научная школа Николая Николаевича поддерживалась грантами Президента, после его кончины мы стали проводить ежегодные конференции, и они носят не только мемориальный характер, это живое обсуждение многих научных проблем.
— Как вы пришли к изучению культуры старообрядцев?
— Когда я была студенткой 1-го курса, меня заинтересовала древнерусская литература, и мой научный руководитель Е.К. Ромодановская предложила очень интересную тему, связанную, в частности, с работой в архивах с историческими источниками: предполагалось выяснить историческую основу повестей XVII века на «фаустовскую тему». Как оказалось, тема была подсказана Н. Н. Покровским: он знал, что в архивах хранятся судебные дела о колдунах, чародеях и прочих «богоотступниках», по сути дела, инквизиционные процессы (позднее тема курсовой вылилась в мою первую диссертацию и книгу). Было принято, что те, кто специализируется по древнерусской литературе, занимались и полевой археографией. Моя первая экспедиция была в Красноярский край. И вот мы отправились к старообрядцам в их поселения. Это напоминало работу разведчика. К старообрядцам, особенно к сибирским «часовенным» (самое распространенное у нас согласие), очень трудно войти в доверие.
Н.Н. Покровский, Е.И. Дергачева-Скоп и Е.К. Ромодановская первыми проложили эту дорожку. Они показали, что ученым можно доверять. Первое, что делал студент, который отправлялся в экспедицию, — учился читать древние книги. Конечно, нужно было и внешне соответствовать обычаям староверов. Меня бы не пустили в дом в короткой юбке и без головного убора. На вопросы мы честно отвечали, что учимся в университете, что мы из Академгородка. Они спрашивали: «А ты сама-то веришь?» Я вообще считаю, что вопрос о вере достаточно интимный, в то время убеждения мои еще не сложились, но я, как и мои «коллеги», честно отвечали, что к старой вере мы не относимся.
Они видели, что мы образованные, «по-славянски» читать умеем, что знаем, как «надо» правильно креститься. Мы никогда не покупали у них книги. Это был либо дар, либо обмен. Например, иногда книги были старые, ветхие. Их бережно хранили сами старообрядцы. Вот такую книгу, которую трудно читать, можно было обменять на более новую, которая для науки значения не имеет, а для их обряда очень даже подходит. Иногда, если бабушка-старообрядка умерла, а дети мало что понимают, могли и подарить. Мне на своих хрупких студенческих плечах приходилось носить книги первопечатника Ивана Фёдорова и много других древних книг.
— Расскажите ваши впечатления о старообрядцах
— Мне много приходилось бывать в экспедициях к староверам — это люди, которые во всём, даже внешне, продолжают традиции Древней Руси. Сейчас преследований за религиозные убеждения нет, как это было в царской и советской России, нет и массовой миграции, многие старообрядческие центры расцветают. У нового поколения есть техника, они распечатывают свою литературу. Но мы работали в очень удаленных, глухих поселениях, приходилось бывать и в скитах. Там люди удивительной чистоты, многие немного наивны, как дети, хотя были и очень строгие, фанатичные.
Для меня эта работа была и трудна, и интересна. Меня не утомляли трудные переходы в тяжелых условиях, мне интересны были эти люди. Но главная-то цель была — получить книги. И вот это было психологически трудно: они, бывало, открывают душу, с некоторыми мы становились друзьями. Хотелось просто поговорить, расспросить про жизнь, а нужно стараться получить книгу, потому что она представляет ценность для науки. Бывало, по вечерам с молодежью, детьми староверов, мы сидели у костра, они пели песни, у нас складывались очень душевные отношения. Некоторые думают, что старообрядцы — хмурые, суровые люди, слово «кержак» стало почти нарицательным. Но все зависит от подхода. Эти люди — хранители древних духовных традиций. Если они видят, что ты доброжелателен, компетентен в их сфере — то и отношение будет другим. У них уже шестилетний ребёнок, бывало, по старым книгам читает и может по-знаменному спеть.
Вполне закономерно, что я занялась старообрядческой книжностью, оказалось, что огромная сфера литературы практически не изучена. Но все произошло случайно. Один мой знакомый попросил посмотреть в отделе рукописей список «Великой науки Раймунда Луллия» начала XVIII века. Я его посмотрела и мне очень понравился почерк, я прямо в него влюбилась. Сравнила в справочнике, оказалось, это почерк Андрея Денисова, основателя крупнейшего центра старообрядчества, писателя и полемиста. Я для себя открыла потрясающую, совершенно уникальную литературную школу начала XVIII века, на этом пути было много вдохновения, много открытий, и через несколько лет появилось мое исследование о литературной культуре старообрядцев. Но ничего не было бы возможно без учителей, и в первую очередь без Николая Николаевича Покровского. А культура старообрядцев удивительна — это Древняя Русь после Древней Руси.
Беседовала Марина Жукова
